Мелисса попыталась мысленно проникнуть в большую парадную дверь. В этом доме и человеком-то почти не пахло.
— Никого нет дома. А если кто и живет здесь, то совсем недавно.
— Поместье темняков, — тихо произнес Рекс. — На доме ни одного чистого кирпича.
Мелисса посмотрела на часы. Без двадцати полночь.
— Предлагаю до шабаша ведьм одним глазком взглянуть.
— А как же твой друг?
— Он куда-то очень спешил. — Она прощупала воздух. — Уехал давно.
— Ладно. Но — максимум десять минут. До полуночи надо успеть смыться за пару миль отсюда. — Рекс покачал головой. — Не хочу быть незваным гостем на вечеринке темняков.
Дверь была не заперта.
— Уже интересно, — сказала Мелисса, толкнув ее.
Новые петли оглушительно молчали. Холл был огромный, и по нему свободно гуляло эхо.
Стук их ботинок по полированному паркету не заглушали никакие ковры. Вообще ничто, добавила про себя Мелисса. На стенах не было картин, в прихожей не висели в беспорядке пальто, не стояли туфли. Две большие комнаты тоже оказались совершенно пустыми, за исключением телефона, который одиноко скучал на подоконнике, а его провод змейкой вился по широкому ковру. Красный дьявольский глазок говорил о том, что трубка стоит на подзарядке.
У этого места был чертовски безжизненный вкус. Ни одной случайно брошенной мысли. Эти стены, казалось, заставили замолчать даже непрерывный гул центрального Биксби за несколько миль отсюда.
— Похоже, красть нечего, — констатировала Мелисса.
— Зато полно темняковых делишек. — Рекс смотрел наверх, на балюстраду, вглядываясь в углы. — Как и снаружи, здесь все в Фокусе.
— Может, это какое-нибудь темняковое общежитие?
— Не видел раньше, чтоб они обосновывались в человеческом жилище. На шинном дворе или на пустой парковке — да, но не в доме. Правда, тут никто не живет.
— Неужели? — хмыкнула Мелисса. — А кто же платит за телефон? Темняки, что ли?
Рекс прикусил губу.
— Точно подмечено.
В кухне они обнаружили признаки жизни. Или вандализма. Кто-то выдернул из раковины кран, оторвал от буфета ручки, убрал все металлические предметы. Никаких электроприборов, одна голая лампочка без абажура свисала с потолка.
— Прелестная темняковая кухонька. Кстати, а что они едят?
Рекс только глянул на подругу — и мысленно послал удар раздражения.
— Ах, да. Нас.
Мелисса редко задумывалась над этим в подобном ключе, но основной причиной конфликта между видами была пищевая цепочка. Забавно, как это может испортить отношения.
— Проверим наверху, — предложил Рекс, пошарив в ящиках стола и буфете. Пусто.
Девочка посмотрела на часы.
— Ладно. Но еще пять минут — и мы уходим.
Пока они поднимались по лестнице, Рекс бросал долгие взгляды то направо, то налево. Столько Фокуса, что собственным глазам не веришь.
— Ничего себе…
На верхнем этаже были три пустые спальни, а в самой большой оказался балкон с видом на темную оклахомскую ночь. Мелисса долго смотрела сквозь раздвижную дверь — и кое-что поняла. Сняв перчатку, она дотронулась ладонью до холодного стекла.
— Знаешь, Рекс, а здесь тепло — в остальных комнатах разве что сосульки не висят, а тут кто-то оставил обогрев включенным, хотя не потрудился закрыть дверь…
— Только посмотри! — воскликнул Рекс, и комната наполнилась исходящим от него восхищением.
Он вытащил что-то из стенного шкафа. Это была коробочка с маленькими прямоугольными плитками, которые светились в темноте. Рекс присел на корточки и с грохотом вывалил их на пол. Он раскладывал их по полу. Мелисса узнала знакомый звук: они были деревянные.
— Не знала, что ты увлекаешься домино, — сухо произнесла она.
— Это не домино.
Рекс переворачивал плитки лицевой стороной вверх. Он был без очков — значит, они тоже помечены Фокусом.
Мелисса опустилась рядом с ним на колени и, прищурившись, посмотрела на значки на плитках. Это были витиеватые символы знания, тайный алфавит, который десять тысяч лет использовался для записи истории полуночников.
— Ух ты!
Мысль о том, что кто-то кроме Рекса может использовать древние знаки, на мгновение лишила ее дара речи.
— Но они не совсем такие, как наши, — пробормотал Рекс. — Похоже на слегка измененный алфавит…
Мелисса ничего не ответила. Она оперлась на пол одной рукой. Девочка чувствовала, как тщательно следопыт изучает символы, и от этого у нее кружилась голова. Его разум выдавал такие горы выкладок, что ее собственные мысли просто расплющивались под этим напором.
— Или некоторые из них я не знаю, — добавил Рекс, копаясь в плитках и поднося их ближе к глазам. — Они обозначают понятия, которые не существуют в нашем знании.
Мелисса отчаянно пыталась загородиться от его мысленного фейерверка.
— Но для чего они нужны, Рекс?
От этого вопроса его мозг еще немного покрутился и встал.
— Не знаю.
Она вспомнила о манекенах, которых они часто находили у Змеиной ямы. Они стояли, застыв, глядя на груды камней, которые, по легенде, в полночь начинают двигаться. (Конечно, иногда Мелисса сама их сдвигала, так, ради забавы или чтобы попугать идиотов, нарушавших границы полуночи.)
— Может, кто-то с помощью этих знаков общается с темняками? — предположила она.
— В этом нет смысла. Темняки ненавидят знаки и символы, любые письмена. Как раз это «новое» изобретение отпугивало их десять тысяч лет назад, как математика, огонь и металл.
— Рекс, ты же без очков.
— Я — что?… — Он поднес ладонь к лицу.
Мелисса поняла, что Рекс на минуту забыл, что на нем нет толстых линз. Дом находился в таком Фокусе, что следопыт и так все отчетливо видел.
— Значит, темняки к ним тоже прикасались, — пробубнил он, и несколько косточек «домино» выскользнули из его пальцев. — Но как?
— Рекс… — сказала Мелисса, почуяв, что в кричащее возбуждение Рекса вновь проник знакомый оттенок. — Который час?
Он взглянул на часы.
— Ты права. Надо уходить отсюда. Я только возьму парочку…
— Рекс!
Ее волновала вовсе не надвигавшаяся полночь. Нечто такое она чувствовала и раньше, и оно теперь снова неслось к ним. Сквозь психическое безмолвие дома словно прорвался голос: «Мы просто должны это сделать, никто тебе даже спасибо не скажет, Энджи».
Разум Мелиссы завертелся, как грампластинка, пытаясь отделить сумятицу Рекса от приближающихся мыслей чужаков. Они решительно и упорно проникали в ее мозг, злились на какие-то неудобства, а самое главное — сильно беспокоились.
