В приемном зале он наткнулся на Тэкса и Феликса, которые как раз возвращались в отель. Тэкс стыдливо проскользнул мимо, но венца Эндрис остановил.
— Вы так рано гуляли? — спросил он.
— Да, — ответил Феликс, — то есть…
Эндрис посмотрел на него и громко расхохотался.
— Ах да, понимаю! — воскликнул он. — Вы остались со вчерашнего вечера, так? Хорошо спалось у твоей подружки? Ах вы, шалопаи! — смеялся Эндрис. — В наказание ты должен пойти со мной на Рю-де-ла-Пэ, выбрать кольца для Гвинни.
Обручальные кольца он нашел сразу же, в первом же магазине, и выбрал два узких простых золотых кольца. Но он не находил ничего, что казалось бы ему подходящим для подарка. Из одного магазина они переходили в другой. В конце концов Эндрис выбрал большой смарагд без малейшего пятнышка.
Феликс смотрел на камень с восхищением.
— Вот она обрадуется! — воскликнул он.
Эндрис довольно улыбался:
— Ты так думаешь?
Они проходили мимо цветочного магазина, в окне которого была выставлена большая ваза с белыми розами. Эндрис купил все и отдал распоряжение отослать их Гвинни в отель.
«Цветы брачной ночи, — думал он, — брачные розы!»
Когда они вернулись в отель, швейцар подал ему телеграмму. Эндрис вскрыл ее и прочел: «Немедленно приезжайте в Войланд. Ян». Легкая тоска охватила его. «Приезжайте» — это относилось к нему и Гвинни. Итак, Ян рассказал бабушке о Гвинни и конечно, о нем… Обо всем, что с ним произошло. И бабушка пожелал?…
Тогда… Тогда им следует прежде поехать в Лондон, чтобы обвенчаться. Только свою жену он может представить бабушке. Впрочем, он мог бы привезти и свою невесту… Он выедет раньше. Гвинни поедет ближайшим поездом в сопровождении — Феликса Прайндля и Тэкса Дэргема.
Они молча поднимались в лифте. Эндрис попросил Феликса позвать Гвинни и Тэкса. К завтраку будет, пожалуй, уже слишком поздно.
«Свадьба в Войланде! — думал он. — Гвинни возложит на волосы свежие мирты, которые пахнут как франкфуртские сосиски. Она должна будет носить тяжелое атласное платье прабабушки со шлейфом в восемь метров. Бабушка, наверное, этого пожелает. Это подвенечное платье… Боже мой, это платье тем временем уже успело послужить для другой свадьбы! Для свадьбы., его дочери! Как же ее звать, как звать? И ее они увидят в Войланде, и ее мужа, капитана, и обоих детей. Даже имен их Эндрис не знает! И Гвинни, маленькая Гвинни, станет мачехой, тещей и бабушкой-мачехой одновременно!»
Он представлял, как весело будет хохотать его кузен Ян:
— Гвинни — бабушка!
— Ба, — скажет он, — не станет ли она заодно и внучкой, быть может, тещиной внучкой?
Эндрис попытался улыбнуться, но это у него не выходило. В груди и в горле что-то першило. Он видел живым нечто, что уже давно для него умерло. Скаля зубы, оно подымалось из забытого. Прошлое — ничто. Войланд, Войланд — тут было для него и детство, и счастье, лошади и сокола, Ян и бабушка, и Катюша, и старый кучер Юпп. Это все жило в нем, обо всем этом он так много рассказывал Гвинни. Но ничего о другом… То, другое, было стерто из его памяти, а теперь вдруг подымалось из могилы. Он должен и об этом рассказать Гвинни. Иначе нельзя! Но не сегодня…
Только завтра, завтра!
В дверь сильно постучали. Вошли Тэкс и Феликс.
— Где Гвинни? — крикнул он им.
— Она не открывает, — отвечал Тэкс, — а дверь заперта.
Он держал в руке лист бумаги, помахивая им в разные стороны. Только теперь Эндрис заметил взволнованное и тревожное выражение его лица.
— Она не открывает и не отвечает. — повторил Тэкс. — Горничная говорит, что она не звонила сегодня утром. Но ночью, около половины второго, она вызвала прислугу. Передала ей это письмо для меня. Я получил его только теперь, когда вернулся.
Эндрис схватил письмо и громко прочел: «Тэкси, скажи ему: не выходит. Я знаю, что виновата только я. Я обещала ему, но не выходит, нет, нет. Я не могу пройти мимо красного камня. Увы! Скажи ему, чтобы он меня простил. Скажи ему: я люблю его, люблю его, только его и всегда только его. Гвинни.»
Трое посмотрели друг на друга. Ни один не находил слов. Вдруг в Эндрисе как бы что-то сломалось, словно какая-то дикая сила вырвала из него кусок.
Наконец Феликс произнес:
— Она уехала тайно, ночью.
Тэкс Дэргем согласился:
— Да, будьте здоровы и прощайте! Она уехала в Нью-Йорк!
Эндрис почувствовал, что они сами не верят в то, что говорят.
— Мы должны идти к ней, — прошептал он.
В коридоре они встретили лакея, принесшего запасной ключ, и без труда открыли дверь. Ключ лежал на столе. В комнате Гвинни — обычный беспорядок.
Платья и белье разбросаны. Никакого следа внезапного отъезда. Они подошли к спальне и постучали. Никакого ответа.
Эту дверь они не могли открыть. Ключ был вставлен изнутри.
— Я позову слесаря, — сказал лакей.
Эндрис покачал головой и со всей силой бросился на дверь. Тэкс оттащил его назад, вынул умелым движением филенку, затем проник в отверстие рукой и отпер дверь с внутренней стороны…
Гвинни Брискоу лежала в своей постели. Старательно причесанная, раскрашенная, напудренная, с полированными ногтями. Из-под одеяла виднелись только левая рука и кукольная головка, прижавшаяся к подушке. Глаза были закрыты. Она точно спала. Красные губы сосали маленький палец. На ее груди лежала серебряная рамка. Но его карточки в ней не было. Его фотография, фотография Эндриса, лежала на полу, возле кровати. В рамке была фотография Эндри Войланд.
Молодой врач бросился к кровати, поднял простыни. Кровь, повсюду кровь. Он взял револьвер, выпавший из ее правой руки, наклонился, исследовал маленькую рану.
— Прямо в сердце, — прошептал он.
Эндрис слышал: выстрел тупой, приглушенный. Эндрис чувствовал: выстрел и легкая боль в груди. Он закричал и вытянул обе руки. Тэкс подхватил его.
Эндрис проснулся после глубокого сна. Он ощущал боль… нет, не в груди, а в животе. Шторы были опущены, горела маленькая лампочка на столе. У лампы сидел доктор Прайндль с книгой в руках. Он тотчас же поднялся и подошел к постели.
— Ну, — спросил он, — как ты себя чувствуешь?
Эндрис схватился рукой за голову, затем за живот.
Тотчас же к нему вернулось сознание. Он увидел милую головку Гвинни и нагнувшегося над нею врача. Увидел маленький револьвер и кровь, кровь. А затем было что-то похожее на удар и выстрел… И он потерял сознание.
Он все еще перебирал руками около себя.
— Больно? — спросил Феликс. — Где же?
Эндрис покачал головой и медленно произнес:
— Я… думаю… что только… хочу есть…
