Пение и барабанный бой, а с ними и пляски продолжались. Верующие составили неровный круг и двинулись нескончаемой процессией, шаркая в пыли ногами, то обутыми в шлепанцы, а то и вовсе босыми. Жрец, давно уже вышедший из ступора, выскочил в центр и принялся кружиться, стеклянным взором обегая скользящую вокруг толпу. Вот он что-то выкрикнул, раз, другой, тыча пальцем в кого-то из охваченного трансом круга. Одна из отмеченных, совсем юная девушка, явно не сознавая, что ее куда-то вызвали, упала на землю. За ней последовала вторая – на сей раз дряхлая карга. Странные грубые звуки продолжали изрыгаться из севшего горла жреца вуду, и две женщины, послушно отбросив всякую скованность, с лицами, все еще странно пустыми, встали и принялись драться не на жизнь, а на смерть. Брызги крови и куски вырванной плоти полетели во все стороны; у Питера скрутило желудок. Пригоршни человечьего мяса, глаз, потом еще один, клочья волос заполнили воздух. Затем его окатило кровью, словно кто-то плеснул краской из банки. Сознание юного антрополога начало мутиться. Мгновение спустя он понял, что, кажется, упал Метеллию прямо на руки, и понадеялся, что никто больше не заметил подобного позора. Впрочем, быстрый взгляд по сторонам убедил Питера, что никто не обращал на него ни малейшего внимания. Зрителям было явно не до него.
Изорванные человечьи останки окружали старого жреца, который упал на свои костлявые колени и, собирая руками кровь, теперь намазывал ее на себя, словно в кощунственном акте крещения, а потом упал и принялся кататься в багряной луже. Толпа неожиданно смолкла, пристально следя за происходящим – Метеллий и Питер не меньше других. Старик сумел подняться на колени и остался в этой молящей позе, закатив глаза до чистых белков и продолжая вопить сорванным горлом некие заклинания.
Будь то обычный ритуал водуна, дальше на кого-то должен был снизойти экстатический транс одержимости – ничего особенно зловещего; такого в любую Пятидесятницу в аппалачских церквях наглядишься. Однако и тут Питера ждал сюрприз.
Из ближайшей хижины явилось странное создание. Все как один повернулись посмотреть на него. Барабанщики замерли, воздев над инструментами руки. На поляну медленно, на когтистых лапах, каждая дюймов в пятнадцать длиной, вышло нечто с телом, как у курицы, только размером с бочку, и с головой мужчины. И… кажется, это был не костюм. Следом шла стая других чудовищ штук в пять или шесть. В совершенном безмолвии (Питер рассеянно отметил дальний стрекот лесных насекомых) община раздвинула круг, чтобы дать место новоприбывшим.
Последним явился еще один монстр, о котором антрополог Питер Маклин даже когда-то читал – или так, по крайней мере, ему показалось. Как же он назывался? Никак не вспомнить. Разум Питера пребывал в слишком большом смятении, чтобы работать нормально. В общем, тварь была похожа на осьминога. На очень большого осьминога. Увидеть его целиком все равно не удавалось, так как вокруг чудища хаотически вились и колыхались многочисленные щупальца. Они двигались с необычайной легкостью, несмотря на то, что никакой воды кругом не было. Все в нем пребывало в каком-то непрестанном гипнотическом движении. Одни щупальца продвигали его вперед, другие извивались над раздутым телом, жирно поблескивая в заливавшем поляну ламповом свете. Когда существо приблизилось, Питер понял, что ошибался: в действительности оно напоминало громадного морского змея с отвратительного вида исполинскими когтями на некоторых конечностях – руках? лапах? ногах? Все, что Питер знал, – это имя, имя этой твари, внезапно всплывшее у него в мозгу.
А тем временем это чудовище присоединилось к пришедшим ранее. Питер больше не понимал, что из представшего его глазам галлюцинация, а что нет. То ему почему-то казалось, что он видит шеренгу жутких существ гигантского размера, но с большого расстояния. А потом они вдруг оказывались прямо тут, рядом со своими почитателями, на обнаженной вершине гаитянского холма. Метеллий наклонился к левому плечу своего спутника, бледного, как меловая стена, подо всей своей краской.
– Этот последний – не кто иной как ужасный Тулу, друг мой.
Питер, однако, вспомнил совсем другое имя – Ктулху; но в ответ ограничился кивком. Тут пара сильных рук ухватила его за локти и стремительно потащила вон из круга и в одну из хижин – но не в ту, откуда явились жуткие существа. Даже сквозь внезапную панику у Питера промелькнула мысль: каким, интересно, образом в одной из крошечных лачуг могли поместиться столь огромные создания? Знакомый голос заговорил на в кои-то веки вполне членораздельном языке.
– Не волнуйтесь. Ритуал достиг той стадии, видеть которую нам нельзя. Отдохните тут.
Это был, конечно, Метеллий. Он ткнул пальцем в мягкий соломенный тюфяк на земле. Питер на глазах проваливался в сон. Возможно, его загипнотизировали, а, возможно, череда пережитых эмоциональных потрясений истощила его силы. Сопротивляться он даже не пытался. И не заметил, прилег ли Метеллий рядом с ним или ушел назад, на празднество.
Спал Питер крепко и снов не видел. По крайней мере, никаких снов он потом не помнил и испытал по этому поводу немалое облегчение. Проснулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Пара рослых гаитян подняла его на ноги и препроводила в другую хижину. Там, скрестив ноги и очистившись полностью от бесчинств прошлой ночи, сидел старый жрец. Ни слова не говоря, он сделал Питеру знак сесть на землю перед ним. Двое стражей встали по обе стороны и почти слились с варварскими фигурами, намалеванными на драпировавших стены занавесях. Страха Питер почему-то не испытывал – только нервное предвкушение, примерно как на защите докторской диссертации перед ученой комиссией.
Креольский у старика оказался вполне чистый, а голос – твердый:
– Полагаю, молодой сэр, вы желаете присоединиться к нам. Не этой ли цели ради вы явились сюда? Вам нужно будет пройти несложное посвящение. Беспокоиться не надо. Вам не причинят никакого вреда, что бы вы там ни думали после событий сегодняшней ночи. Только тогда мы сможем открыть вам наши тайны.
Питер не колебался ни секунды. Он даже и не надеялся на такое! Правда, он видел что-то ужасное предыдущей ночью… или думал, что видел. Правда, что именно, он все равно вспомнить не мог. Может, он вообще спал. Но, как бы там ни было, а это уникальный шанс для научного включенного наблюдения – другого такого может никогда больше не представиться. Беспрецедентная возможность изучить никому пока не известный афро-карибский культ изнутри! Да его академическая карьера, можно считать, сделана!
– Это будет великая честь для меня, Прародитель. Однако должен предупредить, что в конце концов мне придется вернуться в Штаты, где у меня есть определенные обязательства. Мне не удастся присутствовать здесь так часто, как мне бы хотелось. Но несмотря на это… можно ли мне все равно присоединиться к вам?
