– Чем я могу помочь? Как облегчить твою печаль? – спросил Торн. – Ты так переживаешь, как будто она до сих пор здесь.
Мариус поднял взгляд, и на лице его вдруг появилось удивленное выражение.
– А знаешь, ты прав, – сказал он. – Я до сих пор ощущаю бремя своих обязательств. Порой у меня возникает такое чувство, что она по-прежнему рядом со мной и я должен идти к ней в святилище.
– Разве ты не обрадовался, что все кончилось? – спросил Торн. – Когда из своей ледяной пещеры я наблюдал за тем, что происходило на совете, мне показалось, что многие испытали облегчение. Даже рыжеволосые близнецы, по-моему, понимали, что все уже позади.
Мариус задумчиво взглянул на Торна.
– Да, пожалуй, все были в этом единодушны, – сказал он. – За исключением разве что Лестата.
– Расскажи мне, как пробудилась царица, – попросил Торн. – И как случилось, что наша Мать превратилась в убийцу собственных детей. В своих скитаниях по миру она однажды прошла совсем близко от пещеры, где я спал. Я чувствовал ее, знал, что она ищет нам подобных. Но меня она почему-то не нашла.
– Некоторым тоже посчастливилось спастись, – кивнул Мариус. – Но никто не знает, сколько именно уцелело. Акаша устала убивать и пришла к нам, полагая, думаю, что у нее еще будет время завершить начатое. Но все закончилось слишком быстро, намного раньше, чем она рассчитывала.
Что касается ее второго пробуждения... Причиной вновь послужил Лестат. Но с тем же успехом я могу винить и себя.
А произошло, судя по всему, вот что. В качестве даров я приносил к ее трону изобретения современного мира. В том числе и различные приборы и механизмы. Сначала это были музыкальные устройства, потом те, что воспроизводят изображение.
Наконец я принес мощный телевизор, установил его в святилище и настроил на непрерывную работу. Таково было мое очередное необыкновенное жертвоприношение, и...
– И она, по обычаю богов, приняла жертву, – закончил за Мариуса Торн.
– Да, приняла. И впитала в себя исходившую от телевизора мощь. На экране сменяли одна другую картины жестокости и насилия, отбрасывая на лицо царицы мрачные блики. Я уже не говорю о шуме, криках и громких разговорах! Уж не бесконечные ли общественные дебаты пробудили в ней подобие разума?
– Подобие разума?
– Она пробудилась, видя перед собой одну-единственную цель: править миром.
Мариус с глубочайшей грустью покачал головой.
– Акаша хотела перехитрить и обмануть мудрейших из людей, – печально сказал он. – Намеревалась уничтожить подавляющее большинство мужского населения, создать женский рай и таким образом установить всеобщий мир. Полный абсурд – концепция, построенная на насилии и крови.
Пытаясь ее переубедить, мы очень старательно выбирали слова, чтобы не нанести ей оскорбления. Откуда она могла почерпнуть столь бредовые идеи? Только из обрывков видений, мелькавших на гигантском экране, из безумных выдумок и так называемых новостей. Это я открыл путь потоку, который захлестнул ее с головой.
В глазах Мариуса сверкнули гневные вспышки.
– Конечно, она увидела и яркие, динамичные видеоклипы «Вампира Лестата», в которых появлялся и образ царицы, восседавшей на троне, – то есть ее самой. Лестат показал ее такой, какой увидел двести лет назад. Он нарушил данное мне когда-то слово и раскрыл все тайны, которые я ему доверил.
По губам Мариуса скользнула горькая усмешка, и лицо его словно осветилось изнутри, но так, как озаряется лицо человека, исполняющего печальную песню.
– Что же ты его не уничтожил? – не сдержался Торн. – Я бы убил.
Мариус только покачал головой.
– Я предпочел уничтожить самого себя. Решил, что будет лучше, если разорвется мое сердце.
– Но почему?
– Не могу объяснить. Сам не нахожу ответа на этот вопрос. Наверное, я слишком хорошо понимал Лестата. Клятва молчания оказалась чересчур тяжким бременем. Особенно сейчас, когда мир полон невероятных чудес. Соблазн раскрыть нашу историю был непомерно велик. Лестат разорвал все связи, соединявшие нас – двух друзей, учителя и ученика, юношу и старика, наблюдателя и искателя.
К лицу Мариуса прилила краска. Волнение выдавали и пальцы, с силой сжавшие ручки кресла.
– Вот негодник! – воскликнул Торн. – Естественно, ты впал в ярость – как же иначе?
– В глубине души – да. Но, видишь ли, мне пришлось обмануть наших братьев и сестер. Ведь они не могли обойтись без меня, после того как царица оказалась на свободе.
– Понимаю, – кивнул Торн. – Я видел.
– Им нужен был кто-то достаточно мудрый, чтобы поспорить с ней, заставить ее отказаться от прежних намерений. На ссоры и выяснение отношений времени не оставалось. Песни Лестата породили чудовище. Я сказал, что не держу зла на Лестата, и при всех заключил его в объятия. А что до царицы... До моей царицы... Как яростно я отрицал, что когда-либо любил ее... И все ради того, чтобы остаться в обществе небольшой группы бессмертных. А тебе я говорю правду.
– И тебе приятно говорить правду?
– О да, приятно, – ответил Мариус.
– Как же ее уничтожили?
– Несколько тысяч лет назад та, с кем царица обошлась чрезвычайно жестоко, наложила на нее страшное проклятие и теперь пришла свести счеты. Одним ударом мстительница обезглавила нашу прелестную царицу и, не медля ни минуты, приняла в себя Священную Сущность всех пьющих кровь – из сердца или из мозга, не знаю. В те роковые минуты я был, как и все, ослеплен.
Мне доподлинно известно лишь одно: та, что убила царицу, отныне хранит в себе Священную Сущность. Но куда удалилась наша новая повелительница, сказать не могу.
– Я видел рыжеволосых близнецов, – сказал Торн. – Они стояли возле тела Акаши. Царица Проклятых – именно эти слова произнесла, обнимая сестру, моя Маарет. Я слышал их очень отчетливо.
Мариус ничего не ответил.
Торн снова заволновался. Страдание вновь охватило измученную душу. Память вернула ему образ создательницы, шагающей навстречу по снегу. Чего было бояться смертному воину, оказавшемуся лицом к лицу с одинокой ведьмой, которую он мог запросто уничтожить ударом меча или топора? Высокая, тонкая, удивительно хрупкая и прекрасная, в темно-фиолетовом шерстяном платье, она манящим жестом протягивала к нему руки.
«Я пришла за тобой. И жду только тебя».
Он всеми силами сопротивлялся ее чарам. Нет, его не постигнет судьба тех многих, кого находили в снегу бездыханными, с вырванными глазами.
Торн постарался отогнать воспоминания прочь и, взглянув на Мариуса, заговорил:
– Одна из рыжеволосых – сестра той, которая приняла в себя Священную Сущность, – моя создательница, Маарет.
Он замолчал, внезапно ощутив такую боль, что стало трудно дышать.