– А как же подпись?
– Да вам любой студент из Академии художеств за пять минут любую подпись изобразит!
Почувствовав перемену в настроении хозяйки, Иван Филаретович добавил:
– Да что вы так расстраиваетесь? Сванельт и Саардикстра – очень хорошие художники, куда лучше вашего Творогова!
– Да? – раздраженно выдавила Алиса. – Голландцы и всякие шведы по пять-шесть тысяч евро идут, а русские передвижники – по сто – сто пятьдесят! Я же вам говорю – за эти по сто тысяч выложила! Да вы ничего не путаете?
– Деточка, – Иван Филаретович скривился, как ребенок, которому вместо конфеты подсунули рыбий жир, – ну сколько же можно! Я ведь вам сказал – эта вот картина – Густав ван Сванельт, называется «Старый амбар», выполнена между восемьсот восьмидесятым и восемьдесят пятым годом, а эта – Яан Саардикстра, «Пейзаж с мельницей»…
– Ага! – радостно воскликнула Алиса. – Вот видите! Какой же это пейзаж с мельницей? Где тут мельница, где?
– Вот тут была мельница, в правом углу! – старичок ткнул в холст дужкой очков. – Видите, она записана, причем не очень аккуратно… Видно, что человек торопился…
– Торопился! – как горное эхо, повторила Алиса. – Ну да, Лика говорила, что хозяин уезжает в Мексику и покупать надо быстрее… Ах она сволочь!
– Я же вам говорю, – не унимался Иван Филаретович, – я эти картины хорошо знаю, я их оценивал для того аукциона…
– И во что вы их оценили?
– Сванельта в семь тысяч, Саардикстру – в пять с половиной… но это начальная цена, ушли они немножко дороже…
– Ах она мерзавка! – Алиса скрипнула зубами. – Так кинуть подругу! Ну я ей это припомню!
– Не волнуйтесь так, душечка! – Старичок погладил Алису по руке. – Волнения плохо сказываются на цвете лица!
Едва проводив Ивана Филаретовича, Алиса позвонила Лике.
– Ну что, – защебетала та, едва на ее мобильнике высветился номер Алисы, – что тебе сказал этот старый таракан? Ведь статуэтка фальшивая, да?
– Фальшивая, – сквозь зубы процедила Алиса.
– А я тебе говорила, говорила! – радостно заверещала Сарычева. – Нечего у случайных людей покупать! Если бы ты имела дело только с проверенными людьми, никогда бы не нарвалась…
– С проверенными? – повторила Алиса. – То есть с тобой?
– Ну, хотя бы и со мной… а почему нет?
– Ты еще спрашиваешь?
До Лики наконец дошло, что с подругой что-то не так.
– А что случилось-то?
– Этот твой старичок – он что, крутой спец?
– Круче не бывает! Ты же меня знаешь – фуфла не держим!
– Так вот, этот твой крутой спец однозначно мне сказал, что тот передвижник, которого ты мне толкнула, никакой не передвижник!
– То есть как – не передвижник? Я тебя не понимаю!
– Все ты понимаешь! – Алиса перешла на визг. – Лажу ты мне подсунула, вот что!
– Что – Филаретыч сказал, что Творогов – фальшивка?
– Хуже! Фальшивка – это бы еще полбеды! С кем не бывает… Твой Фиолетыч мне однозначно сказал, что это никакой не Творогов, а два каких-то тусклых голландца! А кому они нужны, твои голландцы?
– Стой! – перебила ее Лика. – Во-первых, голландцы не мои… их сама Выпетовская продавала! А Выпетовская – большой человек, ты знаешь! Во-вторых…
– Не будет никакого «во-вторых»! Не будет никакого «в-третьих»! Я от тебя мокрого места не оставлю, если ты вопрос не разрулишь! Даю сроку до завтра!
Лика Сарычева помрачнела.
Она знала Алису не первый год и не сомневалась: если та грозит с ней разделаться – она это сделает.
Алиса Прытко была женщина самостоятельная.
Она своими руками создала свой бизнес, сделала его процветающим и рентабельным, сама смела с дороги многочисленных конкурентов и дала понять остальным, что лучше не становиться у нее на пути.
В известной рекламе зубной пасты утверждают, что нормой для человека являются тридцать два зуба. У Алисы их было не меньше пятидесяти, и все – острые, как у акулы. Деловые знакомые – из тех, что не стояли на ее пути – обычно и называли ее Акула Прытко. Или просто Мадам Акула. Разумеется, только за глаза.
Притом, что бизнес у нее был самый что ни на есть мирный.
Алиса торговала памперсами.
Естественно, она не стояла с ними на рынке. Она закупала эти необходимые каждому современному младенцу предметы вагонами и кораблями, на нее работали крупнейшие производители Европы, Америки и Юго-Восточной Азии. Кроме того, у нее был собственный завод в Тверской области, выпускавший миллион памперсов в сутки.
Короче, Алиса была монополистом на этом рынке.
Пару лет назад один бойкий сибирский бизнесмен пытался конкурировать с Акулой, но кончилось это печально. Разумеется, для него. Однажды, чудесным весенним вечером, возвращаясь с удачно проведенных переговоров и находясь по этому поводу в превосходном настроении, темпераментный сибиряк подсадил в свою машину симпатичную миниатюрную блондинку с трогательными голубыми глазами. Поднявшись в квартиру сибиряка, блондинка, вместо того чтобы приятно провести с ним вечер, так отделала злосчастного бизнесмена, что он провел в больницах и санаториях почти полгода и даже после этого заикался и вздрагивал при виде любой женщины. Естественно, в бизнесе ему больше нечего было делать.
– Короче, – проговорила Алиса холодным, не оставляющим никаких сомнений голосом, – разбирайся как хочешь со своей Выпетовской, но чтобы деньги мне вернула!
Лика хотела возразить, что Выпетовская – вовсе не ее, но возражать было некому: Алиса уже повесила трубку.
На одной из линий Васильевского острова, в старом, давно нуждающемся в ремонте доме с плохо сохранившимися располневшими кариатидами на фронтоне, был антикварный магазин. Он вовсе не был шикарным заведением с огромными зеркальными витринами, через которые виднеются ампирные мебельные гарнитуры (пара-тройка вещей настоящие, остальное – откровенный новодел, изготовленный в Подмосковье), бронзовые лампы и картины в пышных золотых рамах. У дверей таких магазинов стоит обычно солидный немолодой швейцар в маскарадной форме с золотыми галунами, а внутри встречают редких посетителей предупредительные продавцы с вкрадчивыми голосами и профессиональными ласковыми улыбками.
Этот магазин скорее можно было назвать магазинчиком, он занимал полуподвальный этаж. Вошедший попадал в маленькое, тесно заставленное помещение, тут была разномастная, разрозненная мебель, светильники, стены завешаны картинами, которых никто не покупал. В витрине выложены довольно безвкусные безделушки и столовое серебро – все в розницу.
Прошли девяностые годы прошлого века, годы, благословенные для торговцев антиквариатом, когда оголодавшие старушки «из бывших» несли продавать остатки фамильных вещей. Тогда ловкий антиквар без комплексов и моральных устоев в короткий срок мог составить настоящее состояние. Теперь же скучающие продавцы в течение долгого рабочего дня с грустью смотрят в окно или стирают пыль с выставленных вещей.
