И конечно король всех ударов — тычок в глаз. Одним пальцем можно надолго вывести из строя бугая, при этом совершенно не рискуя его ухандакать.
Надеюсь, вы, сестрицы, все успели записать из сказанного мною про удары? Тогда продолжу свое повествование про страшные душевные обиды, нанесенные мне теми, кого я считала боевыми товарищами и без пяти минут соратниками по борьбе с зомби.
3
Я забрала из шкафчика свои манатки и вернулась с набитым доверху баулом на спине в спортзал.
Мое возвращение осталось незамеченным, ибо в этот момент Тоха попытался поднырнуть под меч Толика, но тот врезал сопернику рукоятью по башке.
От такого удара Тоха опустился на колено, снял шлем и затряс головой, пытаясь навести в ней порядок после сотрясения.
— Шестнадцать — шесть! — торжествуя, объявил Толик.
— Чего там с Никой-то творится? — спросил его Тоха.
— Недавно из-за ерунды посрались, — не стал скрывать Толик. — Какая-то нервная она последнее время.
— Как пить дать, ранний климакс, — уверенно заявил Тоха (ну не подлец ли он после такого заявления, а?). — Не боись, лет через двадцать-тридцать у нее все в норму придет. Я ж ветеринар — в этом шарю на все сто.
— За тридцать лет она мне раз сто успеет яду в щи подсыпать, — резонно заметил Толик.
— Давненько в нашем клубе не разыгрывались такие страсти, — рассмеялся гаденыш Тоха, не замечая меня. — А классно: мечи-шпаги, любовь-морковь, сопли-вопли и куча сердечных страданий.
— Не думал, что Ника настолько тупа, чтобы впустую истерить, — сказал Толик. — Главное, чтоб она не сожгла в расстроенных чувствах наш клуб.
— Не собираюсь я жечь вашу развалюху! — объявила я пацанам. — Но ноги моей в ней больше не будет, сукины вы все дети!
Поняв, что я слышала их гнилой базар, «сукины дети» сконфузились. Тоха сделал вид, что озабочен состоянием своей деревяшки. А Толик снял шлем и, держа его в руке, попытался объясниться:
— Пойми, Ника, историческая реконструкция не только изготовление разной бодяги по старинным образцам, ремонт и скупка всякой допотопщины. Нам важнее дух того времени, которое воспроизводим. А дух большинства эпох: это когда мужчина — все, а женщина — ничто.
— А я думаю, что историческая реконструкция должна больше выражать дух нашего времени, — возразила я. — А в наше время у женщины больше шансов пробиться наверх. Мои британские коллеги все давно уж доказали. Мы более дисциплинированны, трудолюбивы и образованы. Кстати, женщины, несмотря на всю свою хрупкость, не шибко великую мышечную силу и ранимость психики, намного сильнее мужчин. Мы лучше терпим боль и меньше болеем. Мы выносливее мужчин. И лучше.
Толик и Тоха гаденько захихикали.
— Уж не себя ли, Ника, имеешь в виду? — поинтересовался Тоха.
Зная мой нрав, он не спешил снимать шлем.
— У меня, между прочим, целых два высших образования… неоконченных, — сообщила я народу. — И грамота о победе в школьной олимпиаде по литературе есть.
— Извини, Ника, мы не хотели тебя обидеть, — повинился Тоха, видимо, вовремя вспомнив, как я его на тренировке чуть было не зарубила шашкой. — Да и вообще спор о том, кто круче мужики или бабы бессмыслен.
А вот Толик полез в бутылку.
— Ты не права, Ника, — безапелляционно заявил он тоном старого, глуховатого учителя французского языка из сельской школы с прохудившейся крышей и бегающими по коридорам крысам. — Сейчас нужны не герои и героини, а тупые исполнители — люди-роботы, у которых нет эмоций и вредных привычек. Вот ты у себя в ОВО «ЛАДИК» — никто и ничто.
— Чо!!! — возмутилась я и атаковала Толика баулом, словно кистенем.
Толик пытался уйти в сторону, но я сбила его с ног подсечкой.
Шлем выпал из рук Толика и подкатился к моим ногам.
— Не убивай его, Ника! Не убивай до Дня города! — с издевкой заголосил засранец Тоха. — Иначе у нас все сорвется. А уж после праздника можешь прикопать его трупешник где-нибудь на Промзоне. Я тебе даже лопату найду.
— Издеваетесь над беззащитной девушкой, да? — ударом ноги я зафутболила Тохе толиковским шлемом в солнечное сплетение.
Тоха охнул и согнулся, держась за живот.
Толик подобрал меч, но с пола не поднимался. Сидел гад и громко хохотал надо мной и Тохой.
Я негодующе посмотрела на Толика и сказала:
— Обещаю: такую карьеру сделаю в своей компании, что вы все обзавидуйтесь!
— Не верю, — заявил Тоха.
— Не веришь?! — зашипела я.
— И я не верю, любовь моя, — поддержал мелкого гаденыша Тоху Толик.
— Прости, Толик, но я больше — не твоя любовь! — заявила я, возмущенная таким неверием в мои таланты.
— Типа, развод и девичья фамилия? — квакнул осмелевший Тоха.
— Типа того, — кивнула я ему. — А карьеру я сделаю такую, что никому из вас и не снилась. Плевала я на вашенский клуб. Чистите и дальше ржавчину с помойного старья сами. А я ухожу вас — за славой и величием. И возвышусь так, что вы будете рыдать, сожалея, что когда-то меня тут чмырили.
Я направилась к выходу. И услышала голос Тохи:
— Чо это с ней, Анатоль?
Диагноз Толика был краток:
— Паранойя, кажется.
Мне хочется быть похожей на Марин Ле Пен.
В отличие от старой карги Тетчер, что выиграла войну с Аргентиной, но потеряла родную страну, которую прибрали к рукам евро-азиаты и афро-европейцы, Марин — молодец, душой страдает за правду и своим народом дорожит.
Она всегда смело чмырит с высоких трибун продажных высокопоставленных чинуш Евросоюза, лижущих задницу империалистам Пиндостана.
И я мечтаю вот так же, как моя кумирша, смело выйти перед толпой министров и депутатов и крикнуть им что-нибудь вроде: «Ну колитесь, гадины: скока вам всем дадено?» Но сначала надо разобраться с опустившими меня ниже плинтуса скотами.
«Нет, сейчас я их убивать не стану, — решила я. — Но обязательно отомщу. И мстя моя будет столь жестока, что легендами о ней еще пару веков матери будут пугать непослушных детей».
— Нет, сукины дети! — крикнула я, обернувшись к моим хулителям. — Это никакая не паранойя! Таков мой путь — путь воина!
4
Путь истинного воина — такого, как я, к примеру — идет по лезвию его духовного меча… ну то есть может завести куда угодно.
Мой путь воина через неделю после вышеописанного скандальчика привел на Тверскую. Я пришла сюда по делу…
Нет, не подумайте плохого, я пришла туда вовсе не отбивать хлеб у знаменитых на всю страну тамошних ударниц постельного труда, знающих по пять языков и работающих, кроме иностранных разведок, еще и на mafia russa.
