— Что это? — спросила она, и голос ее дрожал от страха. — Дан, что это?
Отец Антуан снял очки и сложил их с тихим щелчком.
Он посмотрел на нас, его глаза покраснели от усталости и холода, но лицо жило, оно дышало религиозностью. Он был священником уже семьдесят лет, много больше, чем некоторым из нас суждено прожить, и за эти семьдесят лет он повидал достаточно чудес, чтобы чувствовать себя спокойным.
— Это то, что я и ожидал увидеть, — сказал он.
Я вскинул брови:
— Вы что— то ожидали? Вы имеете в виду, ЧТО вы догадывались?
Он кивнул:
— После нашего разговора о тринадцати танках я обратился к книге «Псевдомонархия демонизма», где прочел абзац, касающийся Руана. Там оказалось очень мало информации. Она была взята из повествований Джина Уиера о том, как в 1045 году Руан подвергся нападению тринадцати дьяволов, которые несли огонь, эпидемии, горе и бедствия. Это были тринадцать подчиненных Адрамелеха, который значился восьмым демоном в иерархии зла Сапхирот и был к тому же Великим Канцлером Ада.
Я полез в карман за пачкой сигарет.
— Это необычно для дьяволов собираться в команды по тринадцать? — спросил я.
— Да, довольно необычно.
— Но что тринадцать дьяволов из одиннадцатого века делали в американских танках? Как это объяснить?
Отец Антуан пожал плечами:
— Я не знаю, мистер Мак Кук. Если бы мы знали ответ на этот вопрос, мы бы поняли и все остальное.
Мадлен спросила:
— Что произошло с дьяволами Руана? Об этом сказано в книге?
— Да, конечно. Они были обезврежены очень мощным заклинанием, произнесенным средневековым экзорцистом Корнелиусом Прелатом. Книга написана на средневековом французском, поэтому очень трудно разобраться, каким именно заклинанием. Но я обратил внимание на слово «coudre». Из— за него я сначала подумал, что дьяволы были заточены близко друг от друга. Но потом, когда я увидел этот мешок, то понял, что здесь есть какая— то связь. Французское слово «coudre», как вы, может быть, знаете; мсье, означает «зашить».
Мадлен прошептала:
— Дьяволы были зашиты в сумки— мешки. Как вот этот.
Отец Антуан ничего не ответил, подняв руки, словно соглашаясь: да, возможно.
Долгое время мы стояли вокруг костей, храня молчание.
Затем Мадлен спросила:
— Что необходимо сделать?
Отец Антуан сжал свои больные пальцы.
— Мы должны распространить кости по всей местности, как рекомендует Каббалах. Но мы не можем заниматься этим сегодня. Я должен буду позвонить каждому церковному настоятелю и испросить ею разрешения на захоронение дьявольских останков подобным образом.
— Это займет целую вечность, — сказал я ему.
Священник согласно кивнул:
— Знаю, но, боюсь, это необходимо. Я не могу просто похоронить останки создания, подобного этому, на святой земле без уведомления церкви.
Мадлен взяла мою руку. Очень естественно, очень легко, очень нежно. Она сказала:
— Дан, наверно, ты должен побыть с отцом Антуаном сегодня. Я бы не хотела, чтобы он оставался наедине с этим.
Старый священник улыбнулся:
— Это очень похвально с вашей стороны, проявлять такое внимание. Но вам действительно не о чем беспокоиться.
— Нет, нет, — возразил я. — Я тоже этого не хочу. Я останусь, если вы не возражаете.
— Конечно, нет. Мы с вами обязательно сыграем в шахматы после обеда.
— Я отвезу тебя домой, — сказал я Мадлен.
Отец Антуан выключил свет в комнате, где лежали останки демона. На несколько секунд мы задержались у двери, пристально вглядываясь в темноту. Я мог бы поклясться, что почувствовал дуновение легкого ветерка, пронесшегося мимо меня и несущего тот же самый запах, что исходил из танка. Конечно, это было невозможно. В комнате не было окон. Но все равно осталось странное, неприятное чувство, как будто вы проснулись среди ночи, обеспокоенные дыханием какого— то существа, холодящего ваши щеки.
Отец Антуан закрыл тяжелую дверь и запер. Затем он остановился, перекрестился и произнес молитву, которую я не слышал ни разу в жизни.
— О, дьявол, — прошептал он, — ты, который не ест пищи, не пьет воды, ты, не пробовавший святого хлеба и не хлебнувший святого вина, останься там, я повелеваю тебе. О, ворота, не распахивайтесь от толчков демона, о, замок, не поддавайся, о, косяк, стой непоколебимо. До дня, когда Господь придет к нам, когда мертвые восстанут и будут жить среди живых, ею светлым именем, аминь!
Старый священник вновь перекрестил себя, то же самое сделала Мадлен. Я горько пожалел, что у меня нет такой веры — веры, которая бы дала мне силы и подсказала слова, способные защитить от дьяволов ночи.
— Идем, — скомандовал отец Антуан. — Вам необходимо выпиты кальвадоса перед тем, как вы отвезете мадемуазель Пассерель домой.
— Не откажусь, — ответил я, и мы начали подниматься наверх, бросив последний взгляд на дверь, за которой находились останки демона.
После того, как мы выпили и перекусили, я повез Мадлен по улицам Пуан— де— Куильи на ферму. Снег прекратился, и сейчас долина Орне лежала молчаливая и замерзшая, Холмы, окруженные рекой, казались засыпанными белой пылью. Взошла бледная луна, более яркая, чем в прошлую ночь, И серые поля запестрели темными отпечатками лапок птиц и животных.
Я остановил машину у ворот. Мадлен накинула На плечи пальто и спросила:
— Ты не хочешь зайти?
— Может быть, завтра? Я обещал отцу Антуану сыграть с ним в шахматы. Думаю, он ждет меня.
Она кивнула.
— Я не знаю, как мне вас обоих благодарить. Тяжелый камень свалился с наших плеч, с нашей семьи.
Я отвел глаза, чувствуя усталость от того, что мы сегодня совершили, — и моральную, и физическую. Мои руки болели от работы зубилом и молотком, и я почти физически ощущал те ужасные мгновения, которые пережил внутри танка.
Я сказал:
— Поблагодаришь меня завтра, когда я пойму, с какой стати ввязался в это дело.
Она улыбнулась:
— Мне кажется, американцы просто переполнены желанием помочь кому— то.
— Да, они не любят пустой болтовни.
Она потянулась ко мне, но в «Ситроене» был настолько маленький салон, что сидящие в нем были почти лишены возможности двигаться. Ее губы коснулись моей щеки, затем мы стали целоваться. И вдруг я сделал открытие! Оказывается, дочери фермеров в Нормандии — потрясающие женщины, ради них можно всю свою жизнь посвятить изгнанию демонов.
Я спокойно сказал:
— Я думал, французские девушки целуют только в щеку.
Она взглянула мне в глаза и ответила:
— Только тогда, когда награждают медалями.
— Но не это же ты делаешь сейчас?
Долгое время она ничего не отвечала, но затем произнесла:
— Может быть, мсье, кто знает?
