Лафкадио Херн,[344] чудаковатый экзотический странник, уходит от сферы реального мира еще дальше и с мастерством истинного поэта рисует такие причудливые образы, которые и присниться бы не могли автору обычного типа. Вампирические мотивы его «Фантазий», написанных в Америке, являются одним из самых впечатляющих описаний дьявольщины в мировой литературе, между тем как в «Кайдане», сочиненном в Японии, автор с бесподобным искусством и тактом излагает сюжеты сверхъестественных преданий и жутких поверий этой безумно интересной нации. Чарующая прелесть языка Херна особенно ярко проявляется в его переводах с французского, особенно из Готье и Флобера. Его перевод «Искушения святого Антония»[345] немедленно стал классическим примером горячечной, буйной образности, облеченной в магию поющих слов.
С не меньшим правом претендовать на место среди авторов таинственных и ужасных историй может Оскар Уайльд — отчасти как сочинитель изысканных волшебных сказок, отчасти как творец бессмертного «Портрета Дориана Грея», где удивительный портрет исполняет скорбную обязанность старения и дряхления вместо изображенного на нем человека, который тем временем погружается в бездну порока, наружно сохраняя молодость, свежесть и красоту. Роман достигает неожиданной и весьма эффектной кульминации в тот момент, когда Дориан Грей, ко всему прочему ставший и убийцей, решает уничтожить картину, метаморфозы которой свидетельствуют о его нравственном падении. Он вонзает в нее нож, и в то же мгновение раздается душераздирающий вопль, сопровождающийся оглушительным треском, но когда в комнату вбегают слуги, они видят, что портрет по-прежнему цел и невредим и по-прежнему изображает их молодого хозяина во всей свежести и прелести юных лет. Однако «на полу лежал человек в ночном халате с ножом в сердце. Лицо его было сухим и морщинистым, как у дряхлого старца. Только по кольцам на руках смогли догадаться, кто это был».
Мэтью Фипс Шил,[346] автор многочисленных фантастических, гротескных и приключенческих романов и рассказов, достигает в некоторых из них поистине высочайшей степени концентрации запредельного ужаса. Наиболее характерным примером вышесказанному может послужить исполненный нездорового отвращения рассказ «Зелуча», однако даже он не может сравниться с бесспорным шедевром мистера Шила — великолепным «Домом шорохов», написанным в манере «желтых девяностых»,[347] но затем, в начале двадцатого века, переработанным с гораздо более высокой степенью художественной убедительности. В нем повествуется о средоточии ужаса и злобы, что на протяжении несколько веков таится на одном из приполярных островков к северу от побережья Норвегии. Там, посреди адского завывания ветров и неумолчного грохота волн и ливней, построил свою зловещую бронзовую башню мстительный мертвец. Произведение это отдаленно напоминает «Падение дома Эшеров» По, но ни в коем случае не является его слепком. В романе «Пурпурное облако» мистер Шил необычайно правдоподобно описывает страшное бедствие, пришедшее из Арктики и уничтожившее все человечество, за исключением единственного, как кажется вначале, обитателя нашей планеты. Мысли и переживания одинокого странника, блуждающего по заваленным трупами и несметными сокровищами нашей цивилизации городам, человека, внезапно ставшего повелителем пустынной планеты, переданы с мастерством и вкусом, подчас граничащими с гениальностью. К сожалению, вторая часть книги изрядно подпорчена введением традиционной романтической линии.
Более известен, чем Шил, изобретательный Брэм Стокер,[348] автор нескольких весьма жутких концепций, которые он развил в целом ряде романов, чей довольно низкий литературный уровень, как это ни печально, не преминул сказаться в общем ослаблении воздействия на читателя. Роман «Логово Белого Червя», при всей значительности замысла-в нем идет речь о гигантском доисторическом существе, затаившемся в гробнице под древним замком, — безнадежно испорчен почти детской манерой изложения. Более искусно написан «Камень семи звезд», повествующий о воскрешении египетской мумии. Но лучшим из всех произведений автора является, безусловно, «Дракула», почти эталонный образец современного воплощения ужасающего вампирского мифа. Обаятельный вампир граф Дракула живет в неприступной цитадели в Карпатах, но затем переезжает в Англию с целью заселения этой страны такими же, как он, существами. Приключения англичанина в ужасном замке Дракулы и провал захватнических замыслов кровожадного чудовища — вот основные мотивы этого романа, по праву занимающего видное место в английской беллетристике. За «Дракулой» последовала целая серия подобных романов, принадлежащих перу авторов самых разных направлений сверхъестественного ужаса. Лучшими из них, на мой взгляд, являются «Жук» Ричарда Марша,[349] «Потомки королевы ведьм» Сакса Ромера[350] (псевдоним Артура Сарсфилда Уорда) и «Дверь в нереальное» Джеральда Бисса.[351] Последний, нужно отметить, с изрядным мастерством разрабатывает традиционную тему оборотней. Однако гораздо больший интерес вызывает роман Френсиса Бретта Янга[352] «Холодная пристань», написанный с немалым артистическим блеском и композиционно построенный как искусное переплетение свидетельств нескольких персонажей. Насмешливый и почти всемогущий вампир Хамфри Фернивал вызывает в памяти бесчисленных злодеев манфредовско-монтониевского типа, что столь плотно населяли ранний готический роман, однако удачно подобранные индивидуальные черты спасают характер главного действующего лица от, казалось бы, неизбежной тривиальности. Это произведение вполне можно было бы назвать совершенным, если бы не некоторая расплывчатость развязки и слишком частое использование предсказаний в качестве движущей силы сюжета.
Джон Бьюкен[353] в романе «Ведьмовской лес» весьма захватывающе повествует о зловещей традиции шабашей, дожившей до наших дней в одном из затерянных уголков Шотландии. Великолепное описание векового темного леса и лежащего посреди него зловещего монолита, а также ужасающих космических фантазмов, являющихся взору после того, как зло было искоренено, всецело вознаградит читателя за утомительное следование медленно разворачивающемуся сюжету и преодоление плотной чащи шотландского диалекта. Весьма убедительны в плане мистического ужаса и некоторые рассказы мистера Бьюкена, такие как, например, «Зеленая антилопа», повествующая о странном событии, связанном с африканским колдовством, а также живописующий возвращение древних романо-британских ужасов «Ветер в галерее» или замечательный «Скул Скерри», будоражащий воображение читателя ужасами неведомого Заполярья.
