мог немного погордиться мною. Дома он угощал меня сладостями, которые мне запрещала мама, и макаронами с курицей. Повсюду можно было заметить газеты с японскими кроссвордами, к которым папа, видимо, уже успел пристраститься; я с восхищением разглядывал картинки, составленные из папиных крестиков, а на одной из газет даже увидел комету, напомнившую мне о событиях минувшей осени. Когда наступал вечер, папа вел меня к маме; они встречались у дороги, но стояли на разных ее сторонах, будто на своих берегах, боясь перейти реку и поручая это мне. Когда я пересекал эту реку вместе с зеленым человечком и брал маму за руку, папа, засунув руки в карманы и не оглядываясь, уходил прочь.
Так прошла вся зима.
В марте мама радостно сообщила мне, что они с папой все-таки помирились и даже собираются вместе ехать в отпуск, в какую-то далекую теплую страну. Учитывая это и мои начавшиеся каникулы, было решено отправить меня в деревню. Я был только рад, но тут же со стыдом понял, что совсем забыл узнать о судьбе Васи. Мама успокоила меня, сказав, что его нашли, и он даже в деревне, поэтому мне не будет там скучно. Напоследок она немного обеспокоенным голосом прибавила, что дедушке нездоровится. Похоже, он снова гулял под дождем, понял я.
Дорога за городом была совсем разбитой. Папин автомобиль гудел, ворчал и рычал, но это не помешало ему застрять в весенней грязи. Пришлось бежать до ближайшей деревни и вызывать трактор. Когда мы все-таки доехали до пункта назначения, отец решил не задерживаться, высадил меня на въезде в деревню и уехал обратно, сказав, что уже давно опаздывает на важную встречу. Мы попрощались, и я побрел по главной улице, сжимая в руках пакеты со своими вещами.
Деревня, как и всегда по весне, казалась пережившей недавнюю бомбардировку. На входе меня приветствовал древний автомобиль, оставленный тут еще, наверное, до прихода наполеоновского войска – по его бокам катились капли, смешиваясь с остатками ржавчины и грязи. Дорога была разбитой, с ямами и рытвинами, старые дома постарели еще сильнее, и лишь зеленеющие деревья и упрямо пробивающаяся из черной земли трава напоминали о том, что весна – это время новой жизни.
Людей на улице я не заметил, но пару раз встречал автомобили, а в нескольких домах слышал возню – значит, деревня все-таки была обитаемой. Когда я добрался до своего дома, то оглянулся назад, на дом Васьки, и с удивлением увидел, что тот как раз выходит на улицу.
– Васька! – радостно воскликнул я и побежал к нему.
Васька, кажется, совсем мне не удивился. Он осторожно перешагнул порог, закрыл дверь и дождался, когда я подбегу к нему. Он был каким-то непривычно спокойным.
– Ну, здорово, – сказал я и протянул руку.
– Привет, – ответил он ровным голосом.
Рука у него была вялой и слабой. Я заметил у него на лбу какую-то полоску, не то шрам, не то недавнюю ранку, но ничего про это не сказал.
– Ты давно тут?
– Да, всю зиму с бабушкой жил.
– Всю зиму? – Удивился я. – А школа?
– Родители сказали, что пока мне лучше отдохнуть в деревне.
– Дела…
Я стоял, не зная, как продолжить разговор. Больше всего меня, конечно, удивило поведение Васьки – таким спокойным и даже равнодушным я его еще никогда не видел.
– А Дашенька тут?
– Ага. Вчера приехала. И ребята почти все здесь. У вас каникулы начались, да?
– Да… – Я немного помолчал, затем спросил: – Слушай, а что с тобой тогда произошло? Ну, осенью? Куда ты пропал?
Васька замолчал, присел на скамейку и уставился на забор, как будто подыскивая слова. Когда я уже хотел переспросить, он тихо ответил:
– Я был в лесу.
– Всю ночь? И… и тебе не было страшно?
Он внимательно поглядел на меня и так же тихо ответил:
– Мне больше никогда не будет страшно, Миша.
Отчего-то мне стало не по себе после этих слов. Пугающим было все: изменившееся поведение Васьки, его стеклянный взгляд, его слова, этот лишенный эмоций голос.
И что это за шрам на лбу?
– Миша!
Это звала бабушка. Я оглянулся: она стояла на пороге, в своем длинном кухонном фартуке, и у меня почему-то появилось смутное ощущение, что она уже какое-то время наблюдала за нами. Попрощавшись с Васькой, я пересек улицу и зашел в дом.
Бабушка готовила обед. Я уселся за стол, рядом с булькающим на плите супом, и стал пить налитый ею чай с печеньем. Печенье было старым и твердым, но все еще очень вкусным. Бабушка стала задавать привычные вопросы, на которые у меня уже давно были заготовлены ответы. Особенно ей понравилось, что я наконец-то взялся за учебу.
– Папка-то твой где? – Поинтересовалась бабушка, нарезая овощи для салата.
– Он уехал, – ответил я. – Ба, а где дедушка?
– Спит. Не ходи к нему пока. Он еще не выздоровел.
– Хорошо. А где Бим?
Обычно, когда в доме появлялись гости, им приходилось сталкиваться с радостным псом, норовящим лизнуть в самое лицо. Со временем старость взяла свое, и Бим просто утыкался мордой в ноги и шумно дышал. Теперь я понял, как сильно мне не хватало старого пса.
Бабушка вздохнула.
– Убежал.
– Убежал? Куда?
– Да вот сами не знаем. Куда-то в сторону леса. Может, помирать пошел. Может, просто забылся. Он ведь все-таки уже очень старый. – Бабушка одним решительным движением закинула овощи в кастрюлю. – Я ходила его искать, но бесполезно. Может, еще вернется.
– Понятно…
Я допил чай и вышел во двор. Подошел к конуре Бима, вгляделся в темноту, ожидая увидеть уставшие и добрые собачьи глаза. Стало как-то грустно. Еще и дедушка болеет. Дача всегда была для меня образцом неизменности, местом, куда ты мог вернуться в любое время и понять, что с тех пор, как ты был тут в последний раз, ничего не изменилось. Но всего за одну зиму время добралось и сюда.
В конуре лежала старая искусанная палка, которую я дал Биму еще летом. Я взял ее в руки, подержал немного, затем положил обратно и решительно вышел на улицу.
Васьки больше не было – наверное, ушел домой. Я взглянул на окна его дома, но они были затянуты привычными бледно-голубыми занавесками, за которыми нельзя было ничего разобрать. Что же случилось с Васькой в лесу? Почему он стал таким странным?
И тут я вспомнил, что сопровождало его пропажу. В ночь перед этим я увидел падающую звезду – и был уверен в том, что однажды мне уже довелось встретить ее. Неужели Вася добрался до нее? Это было единственным ответом. Но почему он стал таким… странным? Я тоже видел ее, как и дедушка, и это на нас никак не повлияло.
От мыслей меня отвлекли Паша и Валентин: они шли по дороге и что-то очень оживленно обсуждали.
