— Доброе утро! — размеренно поздоровалась та.
— Доброе, — машинально откликнулась Вера.
— Случилось чё? Чё ревешь?
— Подруга… вчера приезжала… в плохом состоянии, — на ходу проговорила она, не замедляя шага.
— Да-а-а-а, — протянула тетка Татьяна, глядя вслед убегающей Вере. — Чё делается, господи!
Света лежала в пятнадцатой городской, куда чаще всего и привозили по «скорой» жертв аварий, нападений и пьяных дебошей. В реанимацию Веру не пустили, но поговорить с врачом удалось. Тот пояснил, что в результате сильного удара головой у Светы отек мозга и ствола мозга. Она не приходит в сознание и не может самостоятельно дышать, поэтому подключена к аппарату искусственной вентиляции легких.
«Она выживет?» — еле выговорила Вера. И получила сухой ответ: «Скорее всего, нет». Врач, наверное, навидался всякого, и смерть стала для него обыденным делом. Он скривился, услышав, как зарыдала Вера, и быстро пошел прочь по широкой лестнице с витыми перилами из темного металла.
Витек кое-как сумел рассказать, что авария произошла на подъезде к городу. Все было в порядке: Светка дремала, Ксюшка давно сопела на заднем сиденье, тихо журчала магнитола. И машин-то не было, трасса почти пустая, сокрушался Витек, не понимая, как он, водитель с двенадцатилетним стажем, ни разу не попадавший в серьезные аварии, мог не вписаться в обычный поворот. Машину на полной скорости занесло, развернуло и ударило о столб точнехонько со стороны переднего пассажирского сиденья. Витек заорал, пытаясь вывернуть руль, Ксюшка тоненько завизжала в своем кресле, а Светка проснулась, но не успела толком ничего понять, вскинула руку к лицу и…
Витек винил себя. Плакал, обхватив голову ручищами. Ксюша спала на кожаном диване в сестринской, куда ее пустили сердобольные медсестры. Домой они так и не ездили, ночевали в больнице.
— Езжайте, Вить! Я тут побуду. Если что, позвоню.
— Не поеду, — обрубил Витек.
— Ксюшка устала, она же совсем маленькая, — уговаривала Вера.
В итоге сама повезла малышку домой и пробыла у Сюкеевых до вечера, пока не приехала зареванная Витина мать и не осталась с ребенком. Светины родители умерли, ждали только старшую сестру, которая жила в Мурманске.
Домой в Корчи Вера попала только в понедельник вечером. Они с Витьком по очереди дежурили в коридоре, хотя толку от этого не было никакого. Помочь ничем не могли, к Свете их не пускали. В понедельник, в шестнадцать пятнадцать, она на мгновение пришла в сознание. Широко раскрыв глаза, кривила губы, словно пытаясь что-то сказать. После впала в кому, о чем врач спокойно сообщил Вере и Витьку.
— Здесь не сидите — мешаете! Звоните, узнавайте о ее состоянии вот по этому номеру, — доктор протянул бумажку с неровно накарябанными цифрами.
Витек поехал домой, к дочери и матери. Вера — в Корчи. Пряча друг от друга взгляд, договорились «созваниваться, если что».
Впервые, подходя к своему дому, Вера почувствовала смутное, неясное беспокойство. Дом казался присевшим на корточки за поворотом. Замершим в ожидании чего-то.
— Верочка! — заспешила навстречу Ирина Матвеевна. — Что случилось? Татьяна сказала, что-то с вашей подругой? Как она?
— Плохо. Была авария. Она умирает, — отрывисто проговорила Вера. Плакать она была уже не в состоянии.
Ирина Матвеевна прижала руки ко рту.
— Умирает? Горе какое, господи! А дочка, муж — не пострадали?
— Нет, они в порядке. Только Света.
Ирина Матвеевна обняла Веру за плечи и повела к себе.
— Пойдем, детка, я тебя чаем напою, покушаешь. У тебя же дома, наверное, никакой еды? Ничего, что я на «ты»?
Успокоительно что-то приговаривая, она усадила гостью к окошку, налила горячего супа, нарезала хлеб, вытащила из холодильника молоко в синей глиняной кружке. Налила чаю, поставила на стол блины и вазочку с вареньем. В последний раз Вера ела в субботу, и сейчас поняла, что жутко проголодалась.
Окно было открыто и затянуто марлей от комаров. Прохладный ветерок лениво трепал старомодные тюлевые занавески. Когда-то, целую вечность назад, они со Светкой вот так же сидели на кухоньке, разговаривали, обсуждали что-то, казавшееся важным и первостепенным, и не имеющее теперь никакого значения…
— Ирина Матвеевна, спасибо вам. Извините, я вас так объела, — смущенно сказала Вера, отодвигая пустую тарелку.
— Глупости, милая! Пей чай, блины только что испекла.
— Спасибо, — еще раз поблагодарила Вера, — очень вкусно. У меня такие красивые никогда не получаются. Вечно горят.
— Я тебя научу, — улыбнулась Ирина Матвеевна. — Давай-ка и я с тобой за компанию чаю выпью.
Неожиданно Вера вспомнила, что хотела поговорить с соседкой о родственниках. Момент был подходящий, и она решилась:
— Скажите, Ирина Матвеевна, вы хорошо знали мою семью?
Губы пожилой женщины едва заметно дрогнули, но ответ прозвучал абсолютно спокойно:
— Знала. А как же? Я ждала, что ты спросишь. Мать тебе ничего не рассказывала о них, ведь так?
— Так, — подтвердила Вера, — я даже фотографий не видела. Знаю только, что папа трагически погиб.
— Забавно, что о своей семье ты спрашиваешь именно меня.
— Почему забавно?
— Потому что я была когда-то влюблена в твоего деда, — просто ответила Ирина Матвеевна. — Из-за него поначалу здесь и осталась, не вернулась в город. А потом привыкла, не захотела уезжать. Но Игорь выбрал не меня. Наверное, и не подозревал, как я к нему отношусь. Хотя, возможно, догадывался. Разве такое скроешь? А я больше уж никого не смогла полюбить. Так одна и живу.
— Печально, — сочувственно оборонила Вера, не зная, что сказать.
— Теперь уже нет, — возразила Ирина Матвеевна, задумчиво глядя в окно. — Слишком много времени прошло.
Она покачала головой, отгоняя прочь воспоминания, и продолжила:
— Игорь родился в 26-м, он старше меня на девять лет. Рос у своей тетки, в Казани. У нее было двое своих сыновей, и еще вот племянника приютила. Она давно умерла, до войны. Двоюродные братья Игоря погибли на фронте.
— А его собственные родители? Мои прадед и прабабка?
— Точно не знаю, Верочка, — замялась Ирина Матвеевна, — сам он никогда про них не говорил, а люди, сама знаешь, всякое болтают. Вроде бы произошел несчастный случай. Пожар. Они погибли, а Игорь, единственный сын, остался. Так вот, в 43-м его взяли на фронт. Представляешь, до Берлина дошел — и ни одного ранения! Демобилизовался только в пятидесятом году, но сразу в Корчи не вернулся. Поступил в городе в строительный институт, выучился заочно, после и приехал. Пока большую дорогу из города не проложили, здесь крепкая деревня была и колхоз «Ясная заря». Это потом, как Корчи оказались в стороне от основной трассы, жизнь стала постепенно замирать, люди перебирались поближе к Большим Ковшам. Потом там и молокозавод построили, а Корчи…Ты и сама видишь.
