Никто не садился — все стояли перед тарелками и ложками и с вожделением на них смотрели. В колокол ударили еще раз, и они стали на память петь похожую на молитву странную песенку. Они пели негромко, некоторые закрывали глаза, некоторые молитвенно складывали руки.
В Доме том,
Где мы живем,
В той любви,
Что мы даем,
И в том времени,
Где скрыты
Все секреты
Нашей крови.
Наши органы и кости,
Наши легкие и печень,
Кровь, густая и не очень —
Благодарны за тот ужин,
Что едим в преддверьи ночи.
В колокол ударили еще раз, после чего все быстро заняли свои места, аккуратно взяли пустые ложки и съели свой суп. Он был соленым, густым и гораздо более вкусным, чем еда в сиротском приюте, в которой попадались осколки костей, а один раз — даже ржавый гвоздь. Но никто не трогал вторые, большие ложки. Как только тарелки опустели, их сразу же унесли слуги в грубой одежде серого цвета. Но никто не вставал со своего места и не трогал лежавшей под носом полной ложки. Раздался новый удар в колокол, и все запели еще одну молитву:
Наш кишечник и сосуды,
Правота и пересуды,
Съешьте ложку утешенья,
Сладкую, хрустящую,
Покой в ночи дарящую.
И только теперь стали поглощать содержимое ложки. Каждый делал это по-своему, но все очень тихо и сосредоточенно: кроме хруста, ничего не было слышно, практически ничего. Некоторые открывали рты так широко, как только могли, и помещали в них всю ложку; другие склонялись над ней, нюхали ее содержимое, а уже затем снимали его языком; третьи выкладывали его на тарелку, после чего медленно и методично ели. Я взяла свою ложку. Я не могла точно сказать, что в ней. Содержимое было сероватым, густым и… грязным и имело сильный запах. Я не могла определить, что это был за запах, но он очень напоминал тот, который ударил мне в лицо, когда я сюда приехала.
— Что это? — спросила я у своей соседки.
— Мы едим это каждый вечер. Это так вкусно, — сказала она. Это была толстая девушка с кривым носом.
— Да, но я не могу понять, что это.
— Если я скажу тебе, ты можешь неправильно понять. Возможно, тебе нужно сначала это съесть, а потом я скажу тебе, что это. Думаю, и я раньше считала, что это немного странно, я помню. Но на самом деле это очень вкусно. Ешь, ешь.
Я поднесла это месиво ко рту, но мой нос протестовал, и я не смогла заставить себя съесть его.
— Я не голодна, — сказала я.
— Тогда можно я съем?
— Пожалуйста, — сказала я. Но затем добавила: — Если ты скажешь мне, что это.
— Мы не должны говорить это новым Айрмонгерам, они должны узнавать это позже.
— Тогда ты ее не получишь. — Я поднесла ложку к лицу так, словно собиралась положить ее содержимое себе в рот.
— Нет, подожди! Я скажу, скажу.
Я опустила ложку. И девушка сказала:
— Это городская грязь. Собранная мусоровозами и выгруженная на кухнях. Одна ложка каждый вечер.
— А теперь серьезно, — сказала я. — Что это?
— Городская грязь, — сказала девушка с обидой в голосе. — Я ведь тебе сказала.
Эта девушка точно не станет моей подругой, подумала я. Смеяться над человеком, который только что прибыл и которого так легко обмануть! Любой так сможет. Как бы там ни было, я не стала есть эту дрянь. Вокруг меня сидели Айрмонгеры-слуги, облизывавшие ложки и собственные губы.
В колокол ударили в последний раз, и несколько Айрмонгеров отвели меня в спальню, в одну из женских спален. К тому моменту я была уже очень уставшей и надеялась, что, отдохнув, почувствую себя лучше, а все вокруг станет казаться мне не таким странным. Это было весьма своеобразное местечко, и населявшие его люди тоже вели себя своеобразно. Ну и что, все люди своеобразны. А обеспеченные люди могут позволить себе быть настолько своеобразными, насколько им этого хочется. Что с того, что это место расположено так далеко от остального мира? Люди любят уединение, а обеспеченные люди могут быть затворниками настолько, насколько хотят. По крайней мере, сказала я себе, я больше не в сиротском приюте и у меня есть работа. Еда, не считая той, во второй ложке, была хорошей, и у меня появилось какое-то будущее. Я легла и стала поглаживать свою руку, которая немного побаливала. Но это, сказала я себе, для моего же блага. Вскоре я заснула.
Мне снились спичечные коробки, точнее, тот из них, который мне показали, снилось, что я ломаю печать и медленно открываю коробок. Я слышу, что внутри что-то есть, что-то кроме спичек. Что-то живое и бормочущее, что-то ужасное. Я проснулась в страхе. Не знаю, как долго я спала. Моя рука одеревенела. В спальне слышался шепот. Возможно, именно из-за него я и проснулась.
— Она мало что сказала, — послышался голос.
— Но она скажет, скажет, она все нам расскажет. Истории. Новости.
— Она должна сказать.
— Разве можно держать это при себе?
— Не могу поверить, что она такая эгоистка.
— Она очень свеженькая.
— Она мне нравится.
— Мне она понравится, если расскажет все, не раньше.
— Но она выглядит невинной, правда? Совсем невинной.
— Такой свеженькой.
— Она спит. Глубоко. Уверена, что этой ночью мы ничего не добьемся.
— И что нам теперь делать?
— Будем рассказывать разные истории.
— Пиггот точно спит?
— Думаю, да.
— Тогда я буду Грайс. Мое имя Грайс У…
— Ты была Грайс Уиввин на прошлой неделе.
— Сейчас не ее очередь, а моя. А я не хочу быть Грайс, я хочу быть Хелан Порсинн. Мое имя Хелан Порсинн, и я родилась…
— Нет! Не ты и не Хелан. Это моя очередь, и я буду Олдри Инкплотт. Привет, я малышка Олдри. Я из Лондона…
— Как насчет нее?
— Кого, новой Айрмонгер?
— Да, почему нет? Меня тошнит от старых историй.
— Да! Она! Но… но мы не знаем ее историю.
— Так придумай. Придумай. Расскажи нам новую историю!
— Что у нее за имя? Ее имя! Кто-нибудь может его вспомнить?
— Я могу. Я могу!
— Так скажи. Давай же.
— Это… о… это… а… Лосси Пермит.
— О, Лосси! Лосси Пермит!
— Меня зовут Лосси Пермит.
— Откуда ты, Лосси? О, Лосси, скажи нам!
— Я родилась и выросла в Лангдоне, я из Спиттинфилса.
— Я, Лосси Пермит, выросла в поместье, пахнущем мылом.
— Я, Лосси, из цирка, у моей матери была борода, а мой отец был высотой с дом.
Я села в кровати. С меня довольно было этого бреда. Откашлявшись, я сказала:
— У меня густые рыжие волосы, круглое лицо и вздернутый нос. У меня зеленые глаза с крапинками, но эти крапинки не единственные на моем теле. Я вся покрыта веснушками. Еще у меня есть родинки и две мозоли на ноге. Мои зубы не очень белые, один из них кривой. Я пытаюсь быть честной и рассказываю обо всем так, как это было на самом деле. Я не лгу. Стараюсь изо всех сил. Одна из моих ноздрей немного больше другой. Я грызу ногти. Меня зовут Люси Пеннант.
