Когда мы поднимаемся по мраморным ступеням, я с тоской обращаю лицо к окну моей комнаты на третьем этаже. Сестра Кора ждет нас в холле, на ее лице написано беспокойство. Когда все мы втягиваемся внутрь, она вскидывает руку, призывая к тишине:
— То, чему сегодня нам пришлось стать свидетельницами, ужасно. Я сожалею, что вам пришлось увидеть подобное. Но это должно напомнить, что нам следует держать свою магию в узде. То, что случилось с молодой ведьмой, может произойти с любой из нас, поэтому важно уметь владеть своими чувствами. А сейчас, когда Братья ищут новую провидицу, нам нужно быть особенно осмотрительными.
— Эта девушка была просто дурой, — говорит Алиса, стягивая плащ, чтобы продемонстрировать всем парчовое черное платье с бархатным пояском.
Я взрываюсь:
— Эта девушка была моей подругой. Была и остается, — в ужасе поправляюсь я. Саши ведь не умерла.
Алиса скрещивает руки на груди.
— И тем, что ты стояла рядом с ней, когда ее арестовали, ты привлекла внимание ко всем Сестрам. Странно, что стражники не задавали тебе вопросов.
— Я уверена, что Кэтрин справилась бы с ситуацией, если бы ее начали допрашивать, — говорит сестра Кора и снова повышает голос: — Будьте осторожны, девочки, и не теряйте надежды. Темные времена не навсегда.
С этими словами она разворачивается и начинает подниматься по слабо освещенной лестнице, ее силуэт пропадает во мраке. Послушницы вешают свои плащи на колышки и разбредаются кто куда. Большинство поспешно поднимаются в свои спальни, некоторые идут в библиотеку, хотя я не представляю, как они будут заниматься, а кое-кто устремляется в гостиную поговорить об ужасах этой ночи. Рилла перехватывает меня, когда моя рука уже лежит на перилах лестницы.
— Пойдем попьем какао, — предлагает она. — Тебе не надо бы оставаться одной.
Как раз этого я и хочу — побыть одной. Но я ведь пообещала себе, что постараюсь стать хорошей подругой, разве нет? Поэтому я позволяю ей увлечь себя в гостиную для учениц. В монастыре две гостиных, олицетворяющих публичную и частную жизнь Сестричества. В ученической гостиной мы пьем чай после окончания учебы, девушки приходят туда, чтобы пообщаться между собой. Эта нарядная комната с голубыми занавесками на окнах, газовыми лампами и разноцветным пушистым ковром на полу. Тут есть пианино, шахматная доска, разложенная на маленьком чайном столике, корзинка с принадлежностями для вязания и стопка модных журналов.
Мэй утопает в синем кресле в шотландскую клетку, и я пристраиваюсь на пуфике возле ее ног. Рилла спешит на кухню приготовить нам какао. Алиса и Вайолет занимают свои обычные места на розовом плюшевом диванчике, и еще несколько девушек устраиваются тут и там на стульях и банкетках. Некоторое время в гостиной не слышно ни звука, лишь потрескивают поленья в очаге.
— У моей мамы есть несколько книг, она прячет их в тайнике своего гардероба, — говорит Люси Уилер, ерзая на табуретке возле пианино.
— А моя тетушка учит старинным танцам, — растягивая слова, произносит Дейзи Рид, высокая девушка с кожей цвета какао. — Она проводит уроки в своем амбаре. Девушки приходят и танцуют друг с дружкой вальс, а мой дядюшка подыгрывает им на скрипке. Тетю научила танцевать бабушка, а ее — прабабушка.
Младшая сестра Дейзи, Ребекка, сидящая подле Люси, грызет ноготь.
— А от дедушки они это скрывают, потому что он — член городского Совета.
Мэй сует руку в карман и вытаскивает оттуда резные костяные четки мала.[2]
— В моей семье до сих пор исповедуют религию нашей старой родины. Дома мы говорим по-китайски. К тому же мы иммигранты, поэтому нас, чуть что, подозревают во всяких гадостях.
— А мой отец каждый день совершает измену, — говорит Вайолет ван Бурен, дочь монастырского кучера и закадычная подруга Алисы. — В случае чего его наверняка казнят.
— Да хватит уже! Вы все ведете себя как перепуганные маленькие дурочки. А они именно этого и добиваются, — хмуро смотрит на нас Алиса. — Они хотят, чтоб мы боялись. И от страха не решались бросить им вызов.
— У меня и так только отец остался, если я и его потеряю… — начинает Вайолет. Это красивая девушка с блестящими темными волосами и большими фиалковыми глазами, цвет которых перекликается с ее именем.
Алиса закатывает глаза:
— Ты должна гордиться своим отцом! Большинство людей трусливы, как овцы.
Вайолет вытаскивает из волос шпильки, раскладывает их на подлокотнике дивана и запускает пальцы в роскошную шевелюру. Она явно старается таким образом избежать взгляда Алисы.
— А я и горжусь. Но это не значит, что я не беспокоюсь вдобавок.
— Знаете, о чем я подумала? А вдруг Братьями недовольно куда больше людей, чем кажется? — Мой голос тих, но все в комнате оборачиваются и смотрят на меня. — Парни, которые ранили Мэй, целились в Братьев. Я раньше никогда не видела ничего подобного.
— Я вчера встречалась с родными, — говорит Мэй, наклоняясь, чтобы разуться. — Батюшка далек от политики, но его возмутил запрет на работу для девушек. Моей сестре Ли несколько недель назад исполнилось шестнадцать, она нанялась вышивать корсеты — и зарабатывает хорошие деньги. Батюшка надеется, что ей позволят работать на дому, но если нет…
— А тем, у кого деньги есть, это без разницы. Их жены и дочери не работают, — говорит Алиса, тревожно постукивая каблуками по паркету.
Я вспыхиваю. Наш отец начинал как скромный учитель, но потом унаследовал от дядюшки транспортный бизнес и стал коммерсантом, как отец Алисы. С тех пор у нас в семье появился определенный достаток, и нам с сестрами нет нужды работать, чтоб свести концы с концами. Финн, помнится, сокрушался, что, если я выйду за него замуж, люди назовут это мезальянсом. Он боялся, что мне быстро надоест собственноручно готовить обед и пришивать пуговицы. Отчасти его желание достойно содержать жену стало причиной того, что он стал членом Братства.
Мои мысли снова и снова возвращаются к его записке:
Встретимся в полночь у садовых ворот. Надо поговорить.
Больше в ней ничего не было.
— Папа почти не говорит со мной о политике, но готова спорить, что его это тоже беспокоит, — продолжает Алиса. — Братья могли бы прислушаться к кому-то вроде него — к какому-нибудь уважаемому человеку, — но до лавочников им точно дела нет.
— Но если недовольных станет много… — начинаю я. Скрючившись на низком пуфике, я чувствую себя ребенком среди взрослых, поэтому встаю на ноги.
— То ничего не случится, — перебивает меня Алиса. — Только мы можем что-то изменить. Почему ты этого не понимаешь? — требовательно спрашивает она, воздевая руки к потолку. — «Темные времена не навсегда», сказала сестра Кора, но они не кончатся, если мы ничего не сделаем для этого! Мы не можем просто сидеть тут и дожидаться, когда у тебя наконец-то начнутся видения.
