— Но не Мириам. И я не стану держать тебя здесь вечность. — тихо ответила Милена, сделав еще один шаг вперед. — Казнь состоится завтра. — она присела перед ним на корточки и заглянула в лицо, на котором не отразилось никаких эмоций. Светлые волосы обрамляли аристократичный овал красивого лица, губы изогнулись в улыбке. В синих глазах отразилась радость, почти торжество.
— Значит, ты пришла попрощаться. — почти нежно произнес он. — Я польщен.
Цепи снова звякнули, когда подняв руку, он коснулся ее лица кончиками пальцев. Оковы презрения и равнодушия пали с его лица. Он снова стал таким, каким она впервые его увидела. Слегка насмешливым, со вздорной лукавой ласковой улыбкой и невероятной манящей глубиной глаз.
— Знаешь, о чем спросила меня Люциана, умирая в моих руках? — спросил он, заправляя выбившийся локон ей за ухо. Милена покачала головой, не в силах произнести ни слова, предательский комок застрял в груди, не давая дышать. Ричард приподнял ее лицо за подбородок, лаская ее нежную кожу. — Она спросила: Как ты будешь жить без меня? Как ты будешь жить без меня, Мила?
Милена задрожав всем телом спрятала лицо в его ладони, не смея посмотреть в глаза.
— Знаешь, что я ответил ей? — Продолжил Ричард невыносимо мягким голосом. — Я ответил: Замечательно, а потом отрубил голову.
Обхватив лицо Милены ладонями, он заставил посмотреть ее посмотреть в свои полные немой мольбы и боли глаза.
— Ты сможешь так? — спросил он.
— У меня нет выхода. Ты сам все это затеял. — проговорила она, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Он плотней сжал ее лицо, словно намереваясь раздавить его.
— Ты сможешь так?
— Я убью тебя, Ричард. — выпалила она. — Другого варианта нет.
— Что ты ответишь, когда я спрошу: Как ты будешь жить без меня?
— Не знаю. Не знаю. — закричала она, пытаясь вырваться, но Ричард крепко держал ее.
— Просто ответь. Скажи, что сможешь вычеркнуть меня из памяти. Скажи, что я ничего не значу, что все, что я пытался объяснить тебе бессмысленно и не услышано твоими царственными ушами.
— Ричард. — прошептала она, изумленно глядя, как крупные капли стекают по его щекам и прикасаясь к ним сухими губами. — Я люблю тебя, Ричард.
Он улыбнулся, уткнувшись губами в ее волосы.
— Ты поняла. — сказал он дрожащим голосом. — Ты поняла. — эхом повторил он. — Только это и было важно. Только и это должно быть всегда. Ты, я и наша любовь, потому что только меня ты научила любить из тысячи бессмертных.
— Почему, Ричард? — спросила она, глядя в безмятежные спокойные глаза. — Почему все так?
— А иначе ты не поняла бы и доли истины. Только через боль и смерть можно испытать истинное настоящее чувство. И ему безразличны все законы и ранги. Оно приходит в сердце и остается там навсегда, а иначе это не любовь. Теперь ты понимаешь, что ничего не сможешь изменить. Мы те, кто мы есть. Завтра ты убьешь меня, единственного, кто был тебе действительно дорог. А потом скажешь своему стаду трусливых овец, что поведешь их в новый мир, полный сострадания, милосердия и любви. Ты солжешь и сама поверишь в эту ложь, а через несколько столетий отменишь свой закон и искупаешься в крови, забыв обо всем, что хотела принести в этот мир. Все станет бессмысленным и пустым и тогда ты вспомнишь эту ночь и меня и, возможно, тоже заплачешь, но я никогда этого не увижу.
— Зачем ты мучаешь меня? — воскликнула Милена, пронзенная его жестокими словами.
— Это правда, Мила. — он горько улыбнулся. — Но сейчас я вижу твои глаза, в них столько любви, что мне не страшно. Я хотел умереть так. Именно так. Я знал, что проиграю, но ошибся. Я все-таки победил…. - он жадно поцеловал ее трепещущие губы, почувствовав, как она податливо прижалась к его груди, крепко обнимая его за плечи. Поднявшись на ноги, он прижал ее спиной к стальной решетке, цепи отчаянно зазвенели, пока его сильные уверенные руки скользили по вздрагивающему от каждого прикосновения телу, а губы скользили по белоснежной шее, плечам, склоняясь к вздымающимся холмикам грудей. Одним рывком он разорвал тонкую ночную рубашку и она упала к его ногам вместе с растерзанным пеньюаром. Закрыв глаза, она отдалась во власть знакомым ощущениям его близости. Схватившись за железные прутья, она охватила его талию обнаженными бедрами, и громко вскрикнула, когда их тела соединились в огненном ослепительном танце. И только звон цепей, короткие вскрики наслаждения и стоны радости нарушали тишину их маленького мирка, в котором в этот момент не было ни побежденных, ни победителей. Сейчас они были равны и счастливы. Сейчас их любовь светила, подобно самой яркой звезде, а завтра….
А завтра наступила очень быстро. Вернувшись в свои покои, завернутая в остатки одежды, Милена, быстро переоделась, стараясь не разбудить Джонатана. Но он не спал, а только делал вид, позволив ей привести в порядок ее внешний вид. Его взгляд, остановившийся на лице Повелительницы, был красноречивее любых слов.
— Казнь состоится? — задал он всего один вопрос из тысячи тех, что теснились сейчас в голове. Милена почувствовала его боль всем своим существом и впервые ей захотелось попросить прощения. Но, Господи, он не знает, какой еще сюрприз она приготовила для него. Милена присела возле него и хотела коснуться его руки, но он не позволил. Она понимала, что он прав в своей злости.
— Да. — произнесла она, посмотрев в его глаза, в которых отразилось недоумение. — Но я хочу, чтобы на ней присутствовали все представители нашего рода. — спокойно произнесла она. — Почти все. Я думаю, что так будет правильно. Это последняя дань уважения к древнейшему из нас.
— И как ты себе это представляешь? — ожесточенно спросил Джонатан. — Хочешь собрать целый стадион, желающих поглазеть, как ты убиваешь своего главного фаворита. Хочешь доказать свою непредвзятость? Или жестокость? Я бы даже сказал бесчеловечность.
— Именно так. Мне нужен стадион, в котором уместилось бы около трех тысяч людей.
— Ты хотела сказать вампиров? — он смотрел на нее с неприкрытым презрением, но она никак не реагировала на его чувства, оставаясь равнодушной и безучастной. — И вас так мало? Всего три тысячи?
— Нет, нас три тысячи двести сорок восемь вампиров, если быть точной. Но мне нужен стадион только для трех тысяч. Я хочу, чтобы к вечеру ты нашел мне такое место. Все равно где.
— И все приедут?
— Никто не ослушается моего приказа. — она холодно улыбнулась и встала. — Пора принять единственно-правильное решение. И еще… — она посмотрела на Грэя страшным взглядом, от которого у него поджилки затряслись.
