Это — английская готика хIх века.
То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.
Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!
Поверьте, с готики хIх в. началось вообще многое. Возможно — слишком многое для нашего спокойствия…
«Вампир» Джордж Гордон Байрон (1816)
В одну невероятно дождливую ночь собрались вместе, застигнутые непогодой, несколько неординарных личностей, среди которых были: Мэри Шелли, Джон Полидори, Джордж Г. Байрон и вышел у них спор — кто быстрее напишет по настоящему страшную готическую историю? С поставленной задачей справилась только Мэри Шелли, создав своего чудовищного «Франкенштейна…».
Байрон начал «Вампира» хорошо. Познакомив читателя со злодеем, он успел даже внушить к вампиру некоторое отвращение, но дальше дело не пошло и рассказ остался недописанным.
«Вампир» Джон Уильям Полидори (1817)
За Байрона с лихвой отработал Полидори, поведав историю молодого человека по имени Обри, которого судьба свела и сдружила с таинственным, нелюдимым лордом Ратвеном, оказавшимся настоящим вампиром. Поздно Обри догадался, что человек, ставший мужем его сестре — НЕЧТО! Зло торжествует, а мы злобно хихикаем.
«Кентервильское привидение» Оскар Уайлд (1897)
Занимательная, с налетом иронии, история об опытном и прожженном Кентервильском привидении, не сумевшем справиться с буйной, развеселой семейкой янки, купивших замок вместе с обитающим в нем призраком в придачу. Уж он их и ууханием пугал, голову снимал, кровь рисовал, а они все не пугались.
Помнится, наши аниматоры даже мультяшку сняли по этому рассказу.
«Комната с гобеленами» Вальтер Скотт (1821)
Готическое повествование, со всеми подобающими атрибутами: замок, таинственная комната, толпа гостей и конечно призраки. Приключения бравого солдата, осмелившегося провести ночь наедине с призраком. Страшная бабуля — в роли призрака.
«Привидения и жертвы» Эдвард Булвер-Литтон
В надежде на дармовое жилье, не слишком шикующий мистер, вместе с преданным слугой, становятся постояльцами в домике с дурной репутацией — обитель призраков. Слуга сбежал в первую же ночь, а храбрый мистер, что удивительно, продержался чуть дольше и даже разгадал тайну дома с привидениями, насмотревшись при этом такой жути!
«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Роберт Льюис Стивенсон (1886)
Фантастическая повесть о человеке, разными там корешками и снадобьями, добившемся полного разделения личности (добро и зло, скромность и полный разврат), но так и не сумевшего, в результате трагической ошибки, вернуться к своему прежнему состоянию.
«Франкенштейн, или современный Прометей» Мэри Шелли (1818)
Зло должно создаваться природой. Ни в коем случае нельзя человечеству встревать в процесс жизнь — смерть, иначе получится такой коктейль Молотова, какой вышел у молодого Франкенштейна с его недочеловеком.
«Тайна гостиницы «Парящий дракон»» Джозеф Шеридан Ле Фаню
Роскошная готическая повесть о приключениях богатого повесы Ричарда Беккета, неосмотрительно влюбившегося в очаровательную незнакомку, благодаря которой он окажется в весьма интересном положении. А точнее — погребен заживо, господа!
«Невеста призрака» Уильям Эйнсворт(1822)
Милый рассказик о прелестнице Клотильде, влюбившейся ни в соседского графа, ни в царя соседнего государства и даже ни в киногероя со стальными мускулами. Дурехе вскружил голову простой мужичок-мертвячок с кладбища, пообещавший ей реки щербета, горы рахат-лукума и пригласивший на церемонию бракосочетания, в полночь, на кладбище. И что вы думаете, ведь пришла. Не ходите девки, замуж…
«Ведьмы и другие ночные страхи» Чарльз Лэм (1821)
Довольно мутные, подобно водам Нила, поучительные рассуждения о природе человеческих страхов. Еще в детстве я боялся медведей, негров и обезьян… Сейчас я не боюсь только медведей.
«Ватек» Уильям Бекфорд (1778)
Самая страшная из всех арабских сказок, что вам доведется когда-либо прочитать. «Ватек» — не та сказочка, которую читают детям перед сном. Произведение, наполненное магией, мистикой, ужасами, нужно читать одному, запершись в заброшенном доме при свечах.
«Проклятие Джулии Кэхил» Д. Мур — в издании отсутствует
Джулия была непослушной девушкой. Обладая неписанной красотой, несмотря на отчаянные уговоры отца, она все никак не соглашалась на предложения местных ребят о замужестве. А ведь со многими она уже «побыла» и не разик. Развратная была деваха. Но однажды лафа закончилась и под нажимом священника, отец серьезно поговорил с беззаботной шлюшкой, но не увидев в ее глазах ни следа от мысли о согласии с его увещеваниями, родной папа проклинает Джулию Кэхилл и навсегда изгоняет ее из родного дома, деревни. В ответ же, Джулия не замедлила послать еще более ужасные проклятия.
С тех пор прошло 20 лет, а проезжающие мимо сгубленной деревни путешественники, частенько встречают, по дороге, красивую девушку и ни кому не приходит в голову, что это Джулия, которая ничуть не изменилась, ведь она «побыла» и с гномами тоже.
Эта речь утешила и успокоила Ватека и Нурониар. Они с живостью сказали Гяуру: «Показывай же нам скорее драгоценные талисманы!» — «Идем, — отвечал злой Див с коварной усмешкой, — идем, вы получите все, что обещал вам Повелитель, и даже больше». И Гяур повел их длинным проходом, сообщавшимся со святилищем; он шел впереди большими шагами, а бедные новообращенные с радостью следовали за ним. Они вошли в обширную залу с высоким куполом, по сторонам которой находилось пятьдесят бронзовых дверей, запертых стальными цепями. Здесь, царила мрачная темнота, а на нетленных кедровых ложах были распростерты иссохшие тела знаменитых древних царей преадамитов, некогда повелителей всей земли. В них теплилось еще достаточно жизни, чтобы чувствовать безнадежность своего состояния; глаза их сохраняли печальную подвижность; они в тоске переглядывались, прижимая правую руку к сердцу. У ног их виднелись надписи, сообщавшие об их царствованиях, могуществе, гордости и преступлениях. Солиман Раад, Солиман Даки и Солиман по прозванию Джиан бен Джиан, султаны, заключившие дивов в темницы пещеры на горе Каф и ставшие столь самонадеянными, что усомнились в существовании Высшего Начала, составляли там почетный ряд и, однако, находились ниже пророка Сулеймана бен Дауда.
Этот царь, славившийся своей мудростью, возлежал выше всех, под самым куполом. Казалось, жизни в нем было больше, чем в других, и хотя время от времени он глубоко вздыхал и держал правую руку у сердца, как и другие, его лицо было покойнее, и казалось, что он прислушивается к шуму черного водопада, видневшегося сквозь решетки одной из дверей. Лишь водопад один нарушал безмолвие этих унылых мест. Ряд медных сосудов окружал возвышение. «Сними крышки. с этих каббалистических хранилищ, — сказал Гяур Ватеку, — вынь оттуда талисманы, они откроют тебе эти бронзовые двери, и ты станешь властелином сокровищ, запертых там, и повелителем охраняющих их духов!»
Халиф, подавленный этими зловещими приготовлениями, нетвердой поступью подошел к сосудам и оцепенел от страха, услышав стоны Сулеймана, которого в первый момент растерянности принял за труп. Пророк явственно произнес своими синеватыми губами следующие слова: «При жизни я восседал на пышном троне. По правую руку от меня стояло двенадцать тысяч золотых седалищ, где патриархи и пророки внимали моим поучениям; слева на стольких же серебряных тронах мудрецы и ученые присутствовали при отправлении мною правосудия. Пока таким образом я разбирал дела бесчисленного множества подданных, птицы тучей кружились над моей головой, служа мне защитой от солнца. Мой народ благоденствовал; мои дворцы вздымались к небесам; храм Всевышнему, выстроенный мной, стал одним из чудес света. Но я малодушно поддался увлечению женщинами и любопытству, которое не ограничилось подлунными делами. Я послушался советов Ахермана и дочери Фараона; я поклонялся огню и небесным светилам, и, покинув священный город, я приказал гениям выстроить пышные дворцы Истахара и террасу маяков, каждый из них посвящая одной из звезд. Там в течение некоторого времени я всем своим существом наслаждался блеском трона и сладострастием; не только люди, но и гении были подвластны мне. Я начал думать, как и эти несчастные цари, среди которых я лежу, что небесного мщения нет, как вдруг молния сокрушила мои здания и низвергла меня сюда. Я не лишен, однако, надежды, как другие. «Ангел Света принес мне весть, что во внимание к благочестию моих юных лет мои мучения кончатся, когда иссякнет этот водопад, капли которого я считаю; но, увы, когда придет этот желанный час? Я стражду, стражду! Безжалостный огонь пожирает мое сердце!»
С этими словами Сулейман с мольбой поднял руку к небу, и халиф увидел, что грудь его из прозрачного кристалла, сквозь которую видно сердце, охваченное пламенем. В ужасе Нурониар упала на руки Ватека. «О, Гяур! — воскликнул злосчастный государь. — Куда завел ты нас? Выпусти нас отсюда; я отказываюсь от всего! О, Магомет! неужели у тебя не осталось более милосердия к нам?» — «Нет, больше не осталось, — ответил злобный Див, — знай: здесь край, где царят безнадежность и возмездие, твое сердце будет так же пылать, как и у всех поклонников Эблиса[48]; немного дней остается тебе до рокового конца, пользуйся ими, как хочешь; спи на грудах золота, повелевай адскими силами, блуждай по этим бесконечным подземельям, сколько тебе угодно; все двери раскроются перед тобой. Что до меня, я выполнил свое поручение и предоставляю тебя самому себе». С этими словами он исчез.
Халиф и Нурониар остались в смертельном унынии; они не могли плакать, с трудом они держались на ногах; наконец, грустно взявшись за руки, они неверными шагами вышли из мрачной залы, не зная, куда идти. Все двери открывались при их приближении, дивы падали ниц перед ними; груды богатств представлялись их взорам, но у них не было больше ни любопытства, ни гордости, ни корыстолюбия. С одинаковым безразличием слушали они хоры джиннов и смотрели на великолепные блюда, появлявшиеся со всех сторон. Они бесцельно скитались из зала в зал, из комнаты в комнату, из прохода в проход, по бездонным и безграничным пространствам, освещенным сумрачным светом, среди той же печальной роскоши, среди тех же существ, ищущих отдыха и облегчения, но ищущих тщетно, ибо всюду с ними было сердце, томимое пламенем. Их избегали все эти несчастные, своими взглядами как бы говорившие друг другу: «Это ты меня соблазнил, это ты меня развратил», — и они держались в стороне, с тоской ожидая, когда придет их очередь.
«Как! — говорила Нурониар. — Неужели настанет время, когда я отниму свою руку от твоей?» — «О, — говорил Ватек, — разве мои взоры не будут по-прежнему черпать страсть в твоих? Разве минуты счастья, пережитые вместе, будут внушать мне ужас? Нет, не ты меня ввела в это гнусное место; нечестивые наставления Каратис, развратившей меня с юности, причина нашей гибели. Так пусть же она по крайней мере страдает вместе с нами!» Произнеся эти горестные слова, он позвал африта, мешавшего угли, и приказал ему извлечь царицу Каратис из дворца в Самарре и доставить сюда.
Затем они продолжали свой путь среди безмолвной толпы, пока не услышали разговора в конце галереи. Предполагая, что это такие же несчастные, как и они, над которыми не произнесен еще приговор, они направились на звук голосов. Голоса раздавались из маленькой квадратной комнаты, где на диванах сидели четыре молодых человека приятной наружности и красивая женщина; они грустно беседовали в полусвете лампы. Все они были мрачны и подавлены, а двое из них нежно обнимали друг друга. При виде халифа и дочери Факреддина они вежливо встали, поклонились и дали им место. Затем казавшийся самым почтенным из них обратился к халифу со словами: «Чужеземец, ты, конечно, находишься в том же страшном ожидании, как и мы, ибо не держишь еще правой руки у сердца; если ты пришел провести с нами ужасные часы, оставшиеся нам до начала наказания, соблаговоли рассказать о приключениях, которые привели тебя в это роковое место, а мы расскажем о наших; они заслуживают быть выслушанными. Припомнить и вновь пережить свои преступления, хотя уже и некогда раскаяться в них, — единственное, что осталось таким несчастным, как мы».