То и дело к ним приближались гражданские в лохмотьях и, жалуясь на нищету, просили денег. Попрошайки были разного возраста, от семи до семидесяти лет включительно, в основном женщины. Два раза Бринд позволил Эйр дать им несколько монет, но потом счел нужным предостеречь ее:
– Леди Эйр, в этом городе нет человека, который не лишился бы хотя бы части своего имущества, а то и всего разом. Если вы будете открывать кошелек в ответ на каждую просьбу, у вас самой скоро ничего не останется.
– О, я как-то не подумала. Простите меня, я, наверное, делаю только хуже.
– Откуда вам было знать, сколько тут отчаявшихся.
И Бринд слегка пришпорил свою лошадь, пустив ее быстрым шагом навстречу приближавшейся толпе попрошаек с протянутыми руками.
Миновав толпу гражданских, Бринд и Эйр подъехали к одному из немногих работающих иренов – огромному рынку, расположенному на относительно целой площади.
Под поздним полуденным солнцем сотни людей толкались между рядами прилавков. Пока жизнь еще не вошла в норму, прилавки стояли вперемешку: кузнечные, где плавили и перековывали в оружие или инструменты куски железа, соседствовали с портновскими, где из кусков грубой мешковины кроили и шили одежду; мешки были из армейских запасов, и на иных изделиях сквозь яркую краску проступала семиконечная джамурская звезда. Писцы предлагали всем неграмотным свои услуги, а стену, окружающую ирен, подпирали женщины – явно проститутки. С одного края вновь ожил рыбный рынок – источник продовольствия, столь необходимого жителям города.
– На первый взгляд может показаться, что здесь мало что изменилось с тех пор, как вы появились в городе, – сказал Бринд, – но это только кажется.
– Я прекрасно помню, как все было, – произнесла Эйр с непроницаемым выражением лица. Какое-то время она бесстрастно созерцала раскинувшуюся перед ними площадь, не говоря ни слова. Наконец она заговорила: – Покидая Виллджамур, я помнила лишь хорошее, что было связано в империи с правлением моего отца. Должна признать, что с тех пор наша фамильная мечта претерпела значительные изменения.
– Вот не знал, что вы к ней так привязаны, – заметил Бринд.
– И я не знала, до недавнего времени. Однако нужно ведь оставаться реалисткой, как вы считаете?
– Вам довелось избежать позорной казни на стенах собственного города, добраться сюда через половину архипелага и привести с собой нашу единственную надежду на спасение. Полагаю, все это должно было научить вас трезво смотреть на вещи.
– Вы очень добры ко мне, командующий, – и всегда были добры. Мне всегда было проще разговаривать с вами, чем с любым из гвардейцев, которых приставляли ко мне и Рике. И вы не раз делом доказывали свою верность джамурской династии. И теперь, даже теперь… – Эйр взмахнула рукой, обводя ею весь рынок, – даже теперь вы созидаете будущее от нашего имени.
– Поедем дальше. Вот этой дорогой – здесь есть на что взглянуть.
Иные районы пострадали от войны так сильно, что после расчистки завалов в них остались лишь остовы зданий. В кварталах, ведущих к порту Ностальжи – от которого, кстати, сохранилось только название, – не было и остовов, только полуразрушенные фундаменты, по которым можно было судить, где раньше располагались дома. Ничто больше не напоминало о том, что в этих районах когда-то обитали люди.
– Здесь шли самые кровопролитные бои, – сказал Бринд. – А еще помните, я говорил вам об огромном звере, который поднялся из земли и двинулся через город к морю?
– Так это, значит, его след, – догадалась Эйр. – Клянусь Астрид, ну и здоровый же он был.
– Своими глазами я его не видел, – признался Бринд, – а устные свидетельства очевидцев весьма разнятся. Те, кто наблюдал его непосредственно, уверяют, что это был гигантский морской моллюск, который светился и разбрасывал искры, хотя, как мне кажется, они преувеличивают. Как бы то ни было, эта тварь едва не перебила ночных гвардейцев, занятых спасательной миссией, но зато и уничтожила всех вражеских солдат, которые занимали этот сектор. В общем, можно сказать, она оказала нам услугу. Похоже, у нас здесь был могучий союзник.
– Пришедшийся неожиданно кстати, хотя… – начала Эйр и умолкла, оглядывая масштабные разрушения.
– Просто кстати, – сказал Бринд. – Все, что здесь было раньше, можно отстроить, более или менее. В конце концов, это всего лишь кирпичи и известка. А вот альтернатива появлению этого животного могла оказаться куда менее привлекательной.
Мимо них проскакали драгуны с красными плюмажами на шлемах – всего пятеро, за ними пару минут спустя проследовали другие, на этот раз куда медленнее – их лошади были запряжены в дроги. Проезжая мимо, всадники отсалютовали Бринду и выкрикнули: «Селе Джамура!» – а затем свернули в соседнюю улицу.
– Что это такое? – спросила Эйр.
Бринд подумал, прежде чем ответить:
– Давайте поедем за ними. Мне кажется, вам следует это увидеть.
И они повернули за драгунами, осторожно, как и те, огибая груды не разобранного пока мусора. Так они ехали несколько минут, пока не добрались до более или менее застроенного квартала, где на каждый десяток домов уцелел хотя бы один. Здешние, стоящие вплотную друг к другу дома в основном представляли собой безликие прямоугольные строения, деревянные двери которых, некогда ярко раскрашенные, теперь были покрыты грязью вперемешку с брызгами крови. Кое-где хозяева уже вернулись в свои жилища и отскребли двери, но из одной еще торчала впившаяся в древесину стрела. Дорога была уже расчищена, лишь в одном углу еще лежала куча обломков и мусора.
В конце квартала, куда теперь направлялись драгуны, стояло облако пыли – там совсем недавно рухнул крайний дом. Сбежались соседи; они стояли и смотрели, какой нанесен ущерб, но помощи не предлагали, так что солдатам пришлось сначала разогнать зевак, а уж потом приниматься за расчистку.
Подъехав ближе, Эйр и Бринд увидели, что обрушилась только половина дома. Пространство футов в пятнадцать шириной усыпали камни и обломки древесины, из-под которых местами торчала сломанная мебель. После войны это был не первый случай обрушения ветхого жилья и наверняка не последний.
Небо уже скрылось за облаками, а пыль полностью осела, когда драгуны углубились в нутро рухнувшего дома. Четверо солдат встали цепью и передавали друг другу из рук в руки куски каменной кладки. Эйр и Бринд спешились, подошли ближе и предложили помощь.
– Да не, командир, не надо. Мы тут скоро закончим, – ответил высокий бородатый офицер, криво усмехнувшись. – Это же наша работа.
И они с удивительным хладнокровием продолжали операцию, лишь время от времени крякая, когда приходилось кидать особенно тяжелые куски. Двое пошли по району просить помощи гражданских, но вернулись ни с чем, и тогда одного из них отрядили за солдатами.
Бринд повернулся к Эйр:
– Вот главная задача армии после войны – разбирать мусор на улицах, очищать дома, пригодные для жилья, проверять их на сохранность. Мы стараемся вести учет всех потерь, но, боюсь, наши записи не так подробны, как хотелось бы.
– Но это же дома, где жили люди. Разве можно произвести учет моральных страданий и потерь?
Он хорошо понимал, о чем она. Однако вся его жизнь была подчинена цифрам, и Бринд просто не мог позволить себе принимать во внимание все то, что не поддавалось строгому логическому учету.
Вдруг к дому подбежала растрепанная простоволосая женщина средних лет, в мешковатой грубой одежде. Бросив сумки, она закрыла лицо руками и завыла. Упав на колени напротив рухнувшего дома, она причитала:
– Мальчики мои, мальчики!
Эйр тут же подбежала к женщине и встала рядом с ней на колени. На глазах у Бринда бывшая правительница Джамурской империи обняла женщину, прижала ее к себе, а та продолжала всхлипывать, испуская громкие, отчаянные крики ей в плечо.
Наблюдая столь непосредственную реакцию девушки на человеческое горе, Бринд невольно задумался, уж не притупила ли война его собственные чувства, не лишила ли его способности сострадать. Ночные гвардейцы были совершенными солдатами, наделенными многими замечательными умениями и качествами, но готовности вовремя подставить плечо тому, кому необходимо выплакаться, среди них не значилось.
