— Там душно и окно не открывается, — решительно возразил Алекс.
— Окно? Надо будет отцу сказать. Вы понимаете, в этой комнате никто не жил после смерти моей матери.
— О, извините.
— Ничего.
— А ваш отец дома?
— Должен быть дома.
— Он не работает?
— У него отпуск сейчас. Он учитель в школе.
Хотя при первой встрече Лыткарев и напомнил Сергею учителя, сейчас эта новость оказалась для него неожиданной. Впрочем, пьющий учитель — не такая уж редкость в России… да, наверное, и не толь- ко в России. Сложнее было сопоставить с такой профессией угрюмый нрав хозяина. Вряд ли у него складывались хорошие отношения с деть- ми… скорее всего, ученики его не любили и не уважали, но боялись. Впрочем… похоже, что у жителей города существовали и более веские причины для страха.
Алекс вылез из машины и потянулся, жмурясь на солнце. Лида от- крыла калитку; в руке она держала ведро.
— Вы за водой? Давайте я принесу, — вызвался хичхайкер.
— Знаете, где колонка?
— Да уж видели.
Алекс взял ведро и зашагал по улице. Сергей меж тем тоже вы- брался их автомобиля. У него мелькнула мысль, что Лида, оставшись с ним наедине, может что-нибудь ему сообщить; но девушка лишь молча проводила его взглядом, когда он неспешно прошел мимо нее и уселся на теплое крыльцо. В руке Коржухин по-прежнему комкал бывший ку- лек.
— Ваш отец работает в школе номер 1? — спросил он.
— А у нас других и нету.
— И что он преподает?
— Математику, географию… да много чего. Здесь с учителями негусто.
— Значит, дочка географа не хочет повидать другие города и страны? — усмехнулся Сергей.
— Я… я не могу бросить отца, — тихо ответила Лида.
— А он не хотел бы отсюда выбраться?
— Выбраться? — она метнула на Сергея быстрый взгляд.
«Ошибка!» — понял Сергей.
— Ну, я имел в виду выбраться в отпуск, — сказал он.
— Нет, — покачала головой девушка, — он отсюда никуда не по- едет.
Хлопнула калитка — вернулся Алекс, неся плещущееся холодной водой ведро.
— Ставьте сюда, я отнесу, — Лида указала на верхнюю площадку крыльца.
— Да я сам…
— Спасибо, вы мне и так уже помогли, — Лида столь требовательно протянула руку к ведру, что Алекс растерянно подчинился. — Я вам в комнату банку с водой занесу, — обернулась она на пороге.
«Похоже, она не хочет, чтоб мы лишний раз заходили на кухню», — подумал Сергей. Алекс меж тем опустился на ступеньку рядом.
— А все-таки хорошо здесь, — заметил он, подставляя лицо солнцу, — воздух чистый, тихо…
— Хочешь остаться здесь навсегда? — усмехнулся Сергей.
— Нет, что ты, — ответил Алекс не без испуга. — Это я в смысле, что во всем надо находить положительные стороны.
Сергей посмотрел на бумагу, которую все еще сжимали его пальцы, затем достал из кармана зажигалку (хоть он и не курил, но считал полезным иметь подобный предмет под рукой). Пламя весело охватило кулек. Сергей бросил догорающую бумагу на землю и растер пепел под- меткой.
Они еще какое-то время просидели на крыльце, перекинулись парой анекдотов, а затем, когда стало совсем скучно, вошли в дом. Окно в их комнате по-прежнему было наглухо заклинено; если Лида и сказала об этом отцу, тот, как видно, не счел дело достаточно важным. Сергей, наваливаясь на раму и постукивая по ней кулаком — не слишком сильно, ибо боялся разбить стекло — все же сумел приоткрыть довольно широкую щель.
— В шахматы играешь? — спросил Алекс.
— В последнее время все больше с компьютером.
Хичхайкер достал из рюкзака портативные магнитные шахматы, и они сразились. Первую партию выиграл Алекс, вторую Сергей; это была странная игра — соперники по очереди зевали фигуры. В третьей партии оба решили собраться и после некоторого количества робких ходов с облегчением согласились на ничью. Затем Сергей сходил к машине, принес большую железную кружку и чай в пакетиках; Алекс выудил из рюкзака свою кружку и кипятильник. Открыли кильку, перекусили. Часы Коржухина показывали 16:21.
— Ну чего теперь делать будем? — вяло поинтересовался Алекс. — Пулю распишем?
— У тебя и карты есть?
— Я запасливый.
— Ну не вдвоем же. Пойду хозяина поищу.
— Думаешь?
— Уверен.
Сергей вышел из комнаты. Он уже успел понять планировку дома. Большая комната находилась в центре; справа от нее располагались две комнаты — ближе к входу та, в которой поселили их, а дальняя, вероятно, была лидиной (во всяком случае, утром девушка вышла оттуда). По левую сторону от большой комнаты также находились два помещения — кухня и, ближе к входу, еще одна комната — по логике, именно она должна была принадлежать хозяину. Хотя, конечно, не было никакой гарантии, что Николай Кондратьевич сейчас там.
Сергей подошел к двери и прислушался. Было тихо. Он осторожно постучал и не получил ответа. Он постучал сильнее, и дверь, тихо скрипнув, поддалась под его костяшками.
Комната была больше, чем та, что выделили гостям, и заметно лучше меблирована. У левой, торцовой стены возвышался платяной шкаф и рядом с ним — книжный; еще два книжных шкафа стояли у стены напротив. Прямо, под окнами, располагался двухтумбовый письменный стол, поверхность которого, впрочем, была совершенно пуста, если не считать коричневой настольной лампы; от стола был вполоборота отодвинут стул с неожиданно изящной изогнутой спинкой — явно не халтурный ширпотреб, может быть, даже дореволюционный антиквариат. Сергей сделал шаг внутрь, чтобы довершить осмотр помещения — и тут же наткнулся взглядом на хозяина.
У четвертой стены — той, что напротив окон — стояла кровать с железными спинками и шишечками; ей тоже, как видно, было немало лет. На этой кровати, неряшливо застеленной покрывалом, лицом вниз и в одежде, разве что без ботинок, недвижно лежал Лыткарев.
На какое-то мгновение у Сергея возникла твердая уверенность, что хозяин дома мертв. Не было заметно никаких признаков насилия, но на человека, который просто прилег отдохнуть на минутку, лежавший на кровати также не походил. Сергей не видел его лица… и боялся в него заглянуть.
Коржухин сделал еще один нерешительный шаг вперед — и тут ему все стало ясно. Рядом с кроватью на полу стояла водочная бутылка, уже пустая; свесившаяся рука Лыткарева почти касалась ее. «Вот что значит «мертвецки пьян»», — подумал Сергей, выходя из комнаты с брезгливой гримасой на лице.
В конце концов день кое-как дотянулся до вечера; путешественники убивали время за картами (Алекс, как выяснилось, знал довольно много фокусов) и воспоминаниями из студенческой жизни. Игнатьев, словно по некому молчаливому уговору, не обсуждали.
