Сестры Фрауч поработали на славу. Соверен и не думал, что особняк так быстро приобретет жилой вид. Только вот…
Он прислушался и, нахмурившись, заспешил по коридору к спуску в подвал.
Паровая машина не работала. Электрические лампы, запитанные от нее, не горели. Ни клубов пара, ни бумканья поршней.
— Хетчетт! — крикнул в чернильную тьму Соверен. — Хетчетт, что случилось?
Ответа не было.
Он нащупал свечу и спички на полке и, полный недобрых предчувствий, вступил в подвал. Винные бочки, вывалы земли, крепь, подпирающая стену.
— Хетчетт!
В помещении с паровой машиной серел не заделанный пролом, журчала вода. Что-то шипело, в закутке для отдыха покачивалась керосиновая лампа, отбрасывая круги света на дощатые стенки загородки.
— Хетчетт!
Соверен пробрался по мосткам к угольной куче. Хетчетт, черный, как сама ночь, работал лопатой, перемещая уголь ближе к железной глотке паровой топки. Звенел металл, шуршал уголь. Пыль вилась мошкарой.
— Хетчетт! — Соверен дотронулся до потного плеча работника.
— О, сэр! — Хетчетт, повернувшись, заулыбался. — Вам что-нибудь нужно?
Желтые зубы на фоне черного лица выглядели жемчужным ожерельем.
— Что с машиной?
— Ничего, сэр. Заливаю воду. Зальется, начну разогревать котел.
— То есть, все по плану?
— Да, сэр. Привезли смазку, надо будет еще колеса смазать, штифты и кольца.
— А сменщик твой?
— Уэс? — Хетчетт потер плечо. — Он придет завтра после обеда, сэр.
— Вот что, — сказал Соверен, — подумайте с Уэсом о том, чтобы протянуть в дом паровое отопление от машины. И электричество. Чего и сколько понадобится, ясно?
Он оставил Хетчетта чесать в затылке.
Неприметная дверь. Замок. Поворот ключа. Задвинуть засов и на мгновение прижаться лопатками к промерзшему металлу.
Соверен поменял свечу на лампу и спустился к Анне.
Три ступеньки. Фамильный склеп. Анна была все также прекрасна. Только ресницы и губы не подрагивали от электричества.
Пар дыхания застывал инеем на своде низкого потолка.
— Ты хочешь жить, Анна? — наклонился Соверен. — Вновь жить?
Он коснулся сложенной на груди руки, белой кисти с синими жилками. Затем тронул ледяной лоб. Не удержался — поцеловал. В стране Ксанад благословенной…
Спи, любимая, спи.
У виска Анны, как короста, темнел какой-то шершавый наплыв. Разложение? Или от электричества? Соверен чуть не заплакал, заметив. Он стоял и гладил родное лицо, пока пальцы не потеряли чувствительность.
Поднявшись из подвала, он забрался в кабинет, приведенный сестрами Фрауч в первозданное свое состояние, и уснул, рухнув на диван. Ни желаний, ни сновидений, ничего. Благословенная страна Ничто.
Ни мертвецов, ни инженеров.
* * *
Эмерс разбудил его деликатным покашливанием над ухом. Когда по движению век и сложившейся недовольной гримасе старый слуга понял, что хозяин проснулся, то, отступив, он негромко произнес:
— Сэр, ванна и завтрак готовы.
Соверен приподнял голову.
— К дьяволу ванну!
— Тогда я приоткрою окно.
Солнечный свет, совершенно неожиданный в извечной престмутской мгле, прокатился широкой полосой через комнату и золотистым кривоугольником застыл на стене.
— О, дьявол!
Соверен сморщился и отвернулся.
— Сэр, — укоризненно произнес Эмерс, — у вас нет времени. Полчаса назад посыльный принес письмо. Господин Коулмен просил дождаться его и никуда не уходить.
— Мистер «Эфирный король»? Когда он будет?
— С минуты на минуту.
— Черт! — Соверен сел на диване и заслонился от солнца рукой. — Закройте к дьяволу!
— Слушаюсь.
До конца, впрочем, Эмерс штору не сдвинул.
Соверен не раз замечал, что у престмутских слуг с возрастом часто прорезается собственное видение приказов хозяина, и они начинают трактовать их достаточно вольно, обычно мотивируя это тем, что им лучше знать, что им велели. Вот и приличный зазор, оставленный солнцу и разделивший кабинет на две неравные части, говорил о том же.
Впрочем, возможно, так действительно было лучше.
— Что на завтрак? — Соверен ожесточенно потер лицо.
— Селедка, сэр, — ответил Эмерс. — Тосты и вареное яйцо.
— Несите. Еще свежую сорочку и сюртук. Этот пропах клоакой.
— Да, сэр.
Когда Коулмен подъехал, Соверен уже переоделся и разделался с завтраком.
Вчерашнее посещение «Театра мертвецов» еще сидело у него в голове, поэтому, едва владелец «Эфирных механизмов» развалился в кресле, а его непременные сопровождающие тенями встали за кресельной спинкой, он сказал:
— Я не буду с вами работать.
— Почему? — улыбнулся Коулмен.
Но глаза его сделались злыми.
— Я был в вашем театре. Я посмотрел. Вы обещали мне оживить… Только такая Анна мне не нужна.
— Милый мой! — всплеснул руками Коулмен с видимым облегчением. — А я уж думал, что вам обо мне всякой чуши наговорили!
— И наговорили, — кивнул Соверен.
— Я бы на вашем месте к этому отнесся критически. Как промышленник к тред-юниону. Вы же были у Тибольта?
Несколько мгновений Соверен размышлял, стоит ли соврать, но затем решил играть честно.
— Был. Все-таки я работал у него несколько лет.
— Хорошо, что не отпираетесь. И он, конечно, рассказал вам, как я украл у него жителей района?
— И что он видел в Пичфорд-Мейлин — тоже.
Коулмен рассмеялся.
— Он сдает, ваш Тибольт. Эфир для него — нечто новое, скорее всего, опасное. Он готов принять любую выдумку, чем сказать себе, что проиграл.
— Но люди в Пичфорд-Мейлине…
— Вы думаете, я лично убил около двух тысяч человек, а потом каждого накачал живительным эфиром? Не дьявола ли вы себе вообразили в моем лице?
— А машины у кладбищ?
— Это эфир, — развел руками Коулмен. — Субстанция не до конца изученная. Возможно, у кладбищ ее скапливается больше, потому что, согласитесь, многие в нашем благословенном королевстве умирают несколько преждевременно в силу голода, тяжелой работы или условий жизни. И, видимо, обладают нерастраченным запасом жизненной энергии. Кроме того, часть моих машин качает эфир не с кладбищ. Из Хайгейтских холмов. Из Холодной низины. Как вы это объясните?
Соверен пожал плечами.
— Ладно, — Коулмен махнул рукой, закинул ногу за ногу. — Теперь по поводу мертвецов, которые вас так испугали в театре. На самом деле, это уже не годный, отработанный материал. Их только и выпускать на потеху публике. Ваша Анна, — он посмотрел на Соверена, — ваша Анна такой не будет. Я вам гарантирую. Дьявол! — он вскочил. — Пойдемте, я докажу вам! Где она лежит? Я подниму вам ее!
