Осенью 1977-го Тодд, к тому времени старшеклассник, вступил в стрелковый клуб. В тот год он прогремел в футбольном чемпионате, помог своей бейсбольной команде выиграть пять матчей из шести и при всем при этом окончил колледж с третьим результатом в его истории. Он послал документы в университет Беркли и был принят с распростертыми объятьями.
Однажды, незадолго до окончания колледжа, на него вдруг нашло странное желание, столь же пугающее, сколь и необъяснимое. Он без особого труда подавил его в себе, и слава богу, но уже одно то, что подобная мысль могла возникнуть, встревожило его. А ведь жизнь, казалось бы, опять бежала по накатанным рельсам. Ее можно было сравнить с просторной светлой кухней Моники, где все блестело и где каждый агрегат исправно начинал работать, стоило только нажать на соответствующую кнопку.
В четверти мили от дома Боуденов проходило восьмирядное скоростное шоссе. К шоссе спускался косогор, поросший густым кустарником, словно созданным для засады. На Рождество отец подарил ему «винчестер» с оптическим прицелом. В часы пик, когда шоссе напоминало растревоженный муравейник, можно было спрятаться в кустарнике и... а что, очень даже просто...
— О Господи!
Тодд остановился на пороге кухни, как громом пораженный. Локти Дюссандера разъехались, голова лежала на столе, глаза закрыты, веки — цвета пурпурных астр.
— Дюссандер! — заорал Тодд, чувствуя во рту противный привкус страха. — Только посмей умереть, старый хрыч!
— Тише, — прошептал старик, не открывая глаз. — Соседи сбегутся...
Тодд бросился в прихожую, к телефону, да так и застыл с трубкой в руке. Мысль, что он может упустить из виду какую-нибудь мелочь, занозой застряла в мозгу. Но что? Как назло раскалывалась голова. Видит бог, он никогда не страдал забывчивостью, а тут... Он набрал три двойки. После первого же гудка в трубке прорезался голос:
— Санто-Донато, «скорая». Чем могу помочь?
— Меня зовут Тодд Боуден. Клермонт-стрит, 963. Скорее приезжайте.
— А что случилось, парень?
— Мой друг, мистер Дю... — Он прикусил губу до крови. Дюссандер. Еще секунда, и он бы назвал настоящее имя.
— Успокойся, парень, все будет хорошо. Давай еще разок попробуем.
— Мой друг, мистер Денкер, — сказал Тодд. — У него, кажется, сердечный приступ.
— Какие симптомы?
Тодд только начал объяснять, как его остановили. Машина, сказали, будет через десять-двадцать минут, в зависимости от дорожной ситуации. Тодд повесил трубку и закрыл глаза ладонями.
— Ну что, вызвал? — еле слышно спросил Дюссандер.
— Да! — заорал Тодд. — Вызвал, вызвал! А вы заткнитесь, если не хотите сразу подохнуть!
Все, сказал он себе. Все, Тодд с мыса Код, спокуха. Как будто это нас не колышет. А сейчас самое трудное. Звонок домой. Он набрал номер.
— Алле? — раздался в трубке вкрадчивый голос Моники. В эту секунду он был готов придушить ее.
— Мамочка, это я. Дай-ка мне отца, только быстро.
Он сто лет не называл ее мамочкой. Это должно было ее сразу насторожить... и насторожило.
— А что такое? Что-нибудь случилось, Тодд?
— Дай мне его!
— Но...
В трубке загромыхало. Мать что-то говорила отцу. Тодд собрался.
— Пап, мистер Денкер... у него, наверно, сердечный приступ... то есть наверняка.
— Господи! — Голос отца отдалился — это он повторял информацию жене. — Он жив? Или уже...
— Жив. Он в сознании.
— Ну, слава богу. Вызови «скорую».
— Уже.
— Три двойки?
— Да. Они скоро будут, только... я немного испугался, пап. Если бы ты...
— Какой разговор. Через пять минут приеду.
Там еще что-то говорила Моника, но отец повесил трубку.
Пять минут. Пять минут на все. Вспоминай, не забыл ли ты чего. Почему я должен был что-то забыть? Это все нервишки. Дурак, на кой ты позвонил отцу? Первое, что пришло в голову. Ладно, проехали. А что тебе не пришло в голову? Что ты...
— Кретин! — внезапно взвыл он и кинулся обратно в кухню. Голова старика по-прежнему лежала на столе, полуоткрытые глаза застил туман.
— Дюссандер! — Тодд грубо встряхнул его, старик застонал. — Эй, слышишь! Слышишь, сукин ты сын!
— Что? «Скорая»?
— Письмо! Где это чертово письмо?!
— Письмо... какое письмо?..
— Вы позвонили, сказали, что вам плохо, сказали — передай своим, что я получил важное письмо... — У Тодда упало сердце. — Я ляпнул, что письмо из Германии... О, ч-черт!
— Письмо. — Дюссандер с трудом приподнял голову. По лицу разлилась мертвенная желтизна, одни глаза голубели. — От Вилли. Вилли Франкель. Дорогой... дорогой мой Вилли...
Тодд глянул на часы: две минуты долой. За пять минут отец, конечно, не доберется, но, как ни крути, приедет он быстро. Вот именно — быстро. Все происходит слишком быстро.
— Так, годится. Я вам читал письмо от Вилли, вы разволновались, схватило сердце. Хорошо. Где оно?
Дюссандер тупо глядел на него.
— Где письмо, я спрашиваю?
— Какое письмо? — из своего тумана недоумевал Дюссандер. Тодд едва удержался от того, чтобы не придушить старого пьянчужку.
— Которое я вам читал! От Вилли Как-его-там! Где оно?
Оба уставились на стол, словно ожидая, что вот сейчас письмо материализуется.
— Наверху, — наконец выговорил Дюссандер. — В комоде. Третий ящик. Маленькая такая шкатулка. Разобьешь... я потерял ключ. Там старые письма. Без подписи, без даты. Все на немецком. Что-нибудь выберешь. Иди...
— Совсем, что ли, рехнулись?! — в бешенстве заорал Тодд. — Я ж не понимаю по-немецки! Как я мог читать вам его, дурья башка!
— Почему Вилли должен был писать по-английски? — заупрямился Дюссандер. — Ты не понимаешь, а я понял. Ты, конечно, коверкал слова, но я догадался...
Прав, опять прав. Инфаркт, а голова варит лучше моей. Тодд рванулся к лестнице. Он притормозил в прихожей ровно на одну секунду, прислушиваясь, не подъезжает ли отцовский «порш». Не слыхать. Но время уже взяло его в тиски: пять минут долой.
Осилив лестницу единым махом, он ворвался в спальню старика. Он никогда здесь не был — зачем? — и теперь обводил обезумевшим взглядом незнакомую территорию. Вот он, комод. Дешевка в стиле, который отец называет «комиссионным модерном». Упав на колени перед комодом, Тодд рванул на себя третий ящик сверху. Ящик, вылезая наполовину, скособочился и намертво застрял.
— Вот гад — процедил Тодд сквозь зубы. — Ну, я тебя сейчас...
Он дернул с такой силой, что едва не опрокинул на себя комод. Ящик с треском выскочил из пазов. Носки, белье, носовые платки разлетелись веером. Он разворошил остатки барахла и наткнулся на деревянную шкатулку. Он попытался открыть ее. Как же. Ну да, она и должна быть заперта. Такой нынче день — все заперто.
