«Ничего, недолго осталось, – уговаривала себя Ксюха, – скоро придет колдун… он обещал. Нет, он велел ждать! Но чего ждать? – Ксюха попыталась сосредоточиться и все вспомнить точно. – Точно, он сказал – жди!»
В комнату несколько раз заглядывали родители, заходила бабушка. Изображали трогательную заботу и интересовались ее самочувствием.
Ксюха терпеливо улыбалась в ответ, отвечала бодрым голосом, что у нее все хорошо.
«Все врут! И не поморщатся», – подумала Ксюха с раздражением.
Наконец ее оставили в покое. Ксюха полежала, не шевелясь, в темноте. «Интересно, – вдруг промелькнуло в ее голове, – а вдруг они тоже делают вид, что спят? А сами следят за мной? Нет, об этом лучше не думать, так и с ума сойти недолго».
Если бы следили, то знали бы, что зеркало у нее. Да и колдун не такой дурак, чтобы принести волшебную вещь прямо в лапы врагу.
Ксюха нащупала ключ под футболкой и успокоилась.
Она лежала и прислушивалась к стуку собственного сердца, считала удары.
В доме было так тихо, что было слышно поскрипывание рассохшихся половиц. Легкий ветерок шевелил занавеску на окне, из палисадника тянулись запахи ночных цветов.
«Все, хватит, – решила Ксюха, – надо действовать!»
Она как можно тише встала с кровати, подобралась к шкафу и осторожно распахнула дверцу. Нащупала чемодан, долго возилась с ключом, никак не могла попасть им в замочную скважину. Наконец крышка откинулась, Ксюха сунула руку в недра чемодана и извлекла тяжелый сверток.
Она немного нервничала, ей вдруг показалось, что кто-то невидимый находится рядом и наблюдает за ней.
Мысленно подбадривая себя, Ксюха прижала сверток к груди, медленно поднялась с колен и пристально всмотрелась в темноту. Может быть, это домовой?
– Митроша? – одними губами позвала Ксюха.
Вместо ответа она почувствовала, как кто-то мягко прыгнул к ней на плечо. Вздрогнула и едва сдержала крик ужаса.
– Иди на кладбище, – пискнул домовой ей в самое ухо.
– Сейчас?! – Ноги у Ксюхи мгновенно стали ватными, сердце часто забилось о ребра.
– Иди! – настаивал Митроша.
– Но…
Она хотела напомнить ему, что ждет колдуна, и сказать о том, как баба Люба велела передать ему, чтоб он вернул то, что ему не принадлежит. Ксюха передала, и Игнат вернул. Ксюха взяла зеркало только потому, что… Почему? Понятно, почему, – она хочет расправиться с Хавронихой! Еще она хотела спросить, какая опасность подстерегает ее в доме. Вопросы так и роились в голове, но, вместо того чтобы расспрашивать Митрошу, Ксюха вдруг подчинилась домовому.
Ноги сами понесли ее к окну, створки распахнулись, в лицо ей пахнуло ночной свежестью. Свистнула какая-то птица. Ксюха, придерживая зеркало, вылезла в окно. Домовой сидел на ее плече, вцепившись крохотными ручками в ворот футболки.
– Куда теперь? – спросила Ксюха, оглядываясь. Она не знала дороги к кладбищу.
Мохнатая ручка показала направление, и Ксюха побрела прочь от дома.
Над кладбищем клубился туман. Покосившаяся ограда словно отделяла мир живых от мира мертвых. Ксюха толкнула ветхую калитку и шагнула навстречу неизвестности. Домовой беспокойно зашевелился, привстал на ее плече, всматриваясь в туман круглыми желтыми глазами. Ксюха то и дело натыкалась на старые надгробия, огибала черные остовы могильных крестов, шарахалась от внезапно выступающих из тумана стволов деревьев.
– Здесь, – произнес домовой. Ксюха остановилась.
Скромная могилка, простой крест из светлого дерева, у могилки – скамеечка. Все это Ксюха разглядела не сразу, да и то лишь благодаря крохотным искоркам, словно медленным снегопадом опускавшимся на земляной холмик. Искорки вспыхивали микроскопическим фейерверком и гасли, достигнув земли.
А чуть поодаль из тумана на Ксюху, не мигая, смотрели два зеленющих глаза. Испугавшись, Ксюха шарахнулась в сторону, но оступилась и упала. Домовой, пискнув, скатился куда-то в темноту. Глаза надвинулись.
– Отдай! – завизжали словно бы тысяча глоток разом.
Ксюха, задыхаясь от страха, сорвала тряпку с зеркала. Выставила его вперед, закрываясь им, как щитом. Она не знала, отразилось ли в нем свиное рыло с зелеными ведьмиными глазами, но, помня слова колдуна, закричала:
– А ну, пошла вон!
Свинья подпрыгнула мячиком, перекувырнулась через голову, потом ее шкура лопнула, поползла клочьями, затрещала. Свинья визжала как резаная. И немудрено, когда с тебя живьем слезает кожа! Ксюху замутило, она почувствовала, что ее сейчас вырвет. Свинью еще раз перевернуло в воздухе, сорвало с нее ошметки шкуры и швырнуло их в зеркало.
Мучительно закричала женщина. Ксюха почувствовала, как сознание оставляет ее. Онемевшие от напряжения пальцы намертво вцепились в зеркало. Рядом с Ксюхой корчилось и билось в судорогах человеческое тело.
«Неужели получилось?» – успела подумать Ксюха, и едва она успела повернуть голову в сторону, как ее вырвало на кладбищенскую землю.
В голове немного прояснилось. Ксюха с трудом села, закашлялась.
Женщина уже не билась, она затихла, лежала неподвижно, свернувшись в клубочек. Без сомнения, это была Хаврониха.
Ксюха судорожно вздохнула и еле разжала пальцы. Зеркало легло ей на колени.
Со скамейки у могилы поднялась маленькая старушка в темной одежде. Подошла, склонилась к Хавронихе, произнесла сочувственно:
– Ах, Лизавета, Лизавета, предупреждала я тебя…
– Баба Люба, – непослушными губами позвала Ксюха.
Старушка подняла голову, посмотрела на нее пристально:
– Ксения, положи зеркало на могилу.
Хаврониха приподнялась – откуда только у нее силы взялись? – и с жадным интересом уставилась на Ксюху.
– Но как же… – пролепетала Ксюха, ее руки, как будто защищая, накрыли лежавшее на коленях зеркало.
Баба Люба выпрямилась, даже как будто ростом стала выше.
– Ксения, положи, оно не твое! – строго и печально сказала она.
– Но и не ваше, – обиженно прошептала Ксюха, – мне его Игнат Палыч дал, если он попросит, я верну…
И вдруг Хаврониха захохотала – громко, зло, свободно.
– И кто был прав, Любовь Ивановна? – вскричала она, тыча в Ксюху пальцем. – Ах, Игнат! Ах, молодец! Вот удружил напоследок!
Баба Люба стояла молча, скорбно глядя на Ксюху.
Ксюха отвела глаза в сторону, схватила зеркало, прижала его к себе:
– Оно мне нужно, правда! Вы не думайте! Я же ничего плохого, никогда!..
Хаврониха хохотнула в последний раз, закашлялась, поднялась, отряхнула юбку:
– Ладно, некогда мне тут с вами, пойду я.
И ушла – с гордо поднятой головой, покачивая бедрами, – рассеялась в кладбищенском тумане.
