Валерий глянул на профессора. Только что виденный им бред быстро тускнел, отложившись в памяти, словно забавный мультик.
— Да-да, сходите, конечно. А я как раз семена посею. Пока не стемнело.
Вообще-то идти к кому-то сегодня совсем не хотелось, но отнекиваться показалось еще более неразумным. Главным сейчас являлось следующее: для успешного возвращения домой, а в сложившейся ситуации точнее бы сказать для побега, необходимо заполучить как можно большее количество информации. Об окружающих деревню болотах, о местных жителях. Слушать их разговоры, выяснять, какие места они посещают, как далеко заходят. Ну, и так далее…
Герасим, несмотря на свой возраст, передвигался очень сноровисто. Валерий еле успевал за ним. Они спустились с пригорка, обогнули то ли большой пруд, то ли маленькое озерко, прошли по переброшенным через кочки жердочкам…
— Дальше гать, — предупредил Герасим. — Настлана высоко, но ноги все равно промочишь, ну да это ерунда — высушим. Только топай строго за мной. Павороть пойдете тут же. Лидия проведет…
Знакомство с Василием произошло быстро и непринужденно. Он оказался единственным, кто не ел гостя глазами и вел себя так, как будто давно с ним знаком. Кроме того, он почти сразу подключил вновь прибывшего к рабочей суете, а поэтому чувствовать себя сколько-нибудь стесненным было некогда. Все вместе они натаскали гнилушек из сарая, подготовили сырые опилки, установили большую деревянную бочку без дна.
— Ну, ты иди за своими заготовками, а мы пока колбаски навесим, — сказал Василий Герасиму. Тот сразу убежал. Хозяин дома повернулся к Валерию: — Пойдем что ли?
В доме горели свечи. Было почти светло. Лида скоблила ножом стол, обмывала его горячей водой. На ошестке печи тлели угли. В большом деревянном корыте лежала целая груда колбасок, похожих на обычные сардельки. Василий принес миску, отложил в нее штук пятнадцать. Подумал, добавил еще с пяток.
— К ужину на углях поджарим, остальные закоптим, — сказал он.
Валерий помог хозяину дома вынести корыто во двор. На бочку водрузили тонкие жердочки и стали навешивать на них перевязанные в гирлянды колбаски. Подошел Герасим с деревянным ведерком доверху набитым брусками сала. Положил на гнилушки несколько пучков ароматных трав и, косясь на Валерия, тут же прихвастнул:
— Самое главное! Весь вкус от них. — Строго глянул на Василия, мол, подтверди.
— Знамо дело, — согласился тот.
Бывший фашист обрадовался и тут же принялся распоряжаться: перевесил по-своему уже размещенные в коптильне колбаски, тщательно перепроверил приготовленные гнилушки. Некоторые отбросил. — «Сосна — вонять будет».
Уложили топливо в каменную печурку. Герасим продолжал командовать:
— Вереску надо, — потребовал строго.
— Рано еще, — заметил Василий.
— Сейчас рано, а не будет перед глазами — вообще забудем.
Хозяин дома сбегал в сарай, принес несколько веток.
— Много, — сказал Герасим.
— Много не мало. Все не бросай.
— Когда много, хочется все бросить.
Василий выругался беззлобно и отнес пару веток назад.
— Куропатки в рассоле? — спросил бывший летчик.
— В рассоле.
— Три дня?
— Три.
— Надо проверить.
— Пойдем, принесем, — позвал Василий Валерия.
Они притащили из сарая двухведерный бочонок, из которого остро пахло специями.
Герасим достал одну тушку, отрезал кусочек, пожевал, подумал.
— Мятки бы поболе. А? На — попробуй.
— Нормально мятки.
— Ладно, сойдет, хотя кабы поболе, было бы совсем хорошо.
В коптильне развесили куропаток.
— Ну, будем зажигать, — сказал Василий. — Надо помолиться.
— Я твоему богу не буду кланяться, — опять заартачился новоиспеченный командир.
— А я твоему. И вообще рядом со мной не смей богохульничать. Иди куда-нибудь, чтоб не слышно было.
Герасим не стал спорить, отошел к сараю, оглянулся. Сложил ладони и забормотал:
— Ду ист майн гот, о майн фюрер…
Валерий замер, прислушиваясь.
— Немец, — пояснил Василий. — Что с него взять. — Он нерешительно потоптался, не зная, тут помолиться или отойти, потом спросил шепотом: — А ты в какого Бога веруешь. Надеюсь, не в анчихриста?
— Не очень-то я верующий, но скорее в Иисуса Христа.
— Надо же, — почему-то удивился Василий. — Молодец. — Он осенил себя крестом и прошептал: Отче наш. Иже еси…
Валерий тоже перекрестился.
— Ну, с Богом. Лида, принеси угольков!
Как только огонь занялся, Герасим подбросил в топку несколько пучков трав.
— Смотри, чтоб полоть не попала, такой смород нагонишь… — предупредил Василий.
— Пустое болтаешь, — отмахнулся немец. Он присыпал пламя трухой, сбрызнул рассолом. Сверху положил одну веточку багульника.
— Правильно, — наконец-то похвалил Василий.
— Дас ист гут. Хайль, Гитлер! — звонко крикнул Герасим, щелкнул каблуками и выбросил руку в фашистском приветствии.
— Фу, нехристь чужеродный, — отмахнулся хозяин дома. — Пойдем-ка лучше ужин готовить.
На ошесток установили таганок, на котором разместили нанизанные на железные прутья колбаски. Лида раздула угли. Гости уселись за стол и стали ждать. Вкусно запахло жареным. Василий тем временем полез в подвал.
— Рябиновочки не забудь, — крикнул Герасим.
— А малиновки?
— И малиновку тащи. Будем пробовать.
— Ну, раз пробовать, давай тогда и смородиновую. И вишневку еще не ценили.
— Яволь, майн херр, позвольте подмогну.
На стол одна за другой водружались запыленные керамические бутыли. Василий обтер их тряпкой, раскупорил и стал нюхать.
— Пусти! — потребовал Герасим. — Самолично проверю.
Проверял немец долго, как настоящий дегустатор. К каждой бутыли он подносил свой нос издали, опахивая вздымающиеся от горлышка запахи ладонью. Потом его орган обоняния замирал над сосудом.
— Только не чихни, все дело спортишь, — предупредил хозяин.
Герасим продолжал свой спектакль. Одну бутыль он обнюхивал особенно тщательно. Видимо искал повод придраться. Но обошлось.
— Гоже, — раздался долгожданный вердикт.
— А мы тут наднесь с Герасимом варенуху готовили, — вспомнил Василий, — так уж так наизлишелись, пока пробовали, что ничего и не осталось…
Немец тут же подхватил:
— Василия, ясно дело, в гости понесло. Пойду, говорит к Прошке, — подраться надо. Хорошо, я увязался. Так этот волочага раз пять с гати в трясину вдырился. Прошка, как увидал, оскалился противно. Побрезговал с нами драться. Повалил нас на землю глазами и ушел куда-то.
