Она пьет чай с мастерицей, и та нечаянно обваривает ее. Естественно, хозяйка хлопочет, завязывает обожженное место, смазывает его какой–то мазью, в которую верит. И это все. Где же здесь гипноз? А если гипноз, то зачем он был нужен старухе?
– Она сама сказала зачем. «Я сделаю из вас куклу, моя дорогая!» – ответил Брейл.
Я уже почти убедил себя своими аргументами и, услышав его замечание, вздрогнул.
– Вы хотите меня убедить в том, что Уолтерс возвращалась в лавку помимо своей воли для каких–то дьявольских целей мадам Менделип? Что жалостливая продавщица старалась спасти ее от того, что в старых мелодрамах называется «судьбой» или хуже – «приманкой на крючке колдуньи»? И для применения мази необходимо было ее ранить?
Первая попытка ранить проволокой не удалась и был приведен в исполнение инцидент с чайником. А теперь душа Уолтерс бьется в зеркале колдуньи, как ей приснилось. Так, что ли? И все это самое неистовое суеверие, мой дорогой Брейл!
– Вот оно что, – сказал он уклончиво, – значит, все это приходило и в вашу голову? Значит ваш мозг не настолько еще окаменел…
Я почувствовал отчаяние.
– Значит, ваша теория заключается в том, что с момента, как Уолтерс вошла в лавку, каждое рассказанное ею событие вело к тому, чтобы мадам Менделип овладела ее душой, что и случилось в момент смерти?
– В общем, да, – немного подумав, сказал он.
– Душа, – сказал я иронически. – Но я никогда не видел ее. Что такое душа, если она существует? Ведь никто не может овладеть тем, что не существует материально. И как можно ее принуждать, направлять, ограничивать, если она не вещественна? Вы ведь считаете, что именно так поступила мастерица с Харриет? Где же помещается душа? В мозгу? Но я сотни раз оперировал мозг и никогда не видел в нем секретной камеры с таинственным жильцом. Вот маленькие клетки, много более сложные в своей деятельности, Брейл, чем любая машина, это я видел, Брейл, но души не видел. Хирурги полностью исследовали тело человека, но тоже ничего не нашли. Покажите мне душу, Брейл, и я поверю мадам Менделип.
Он несколько минут изучал мое лицо, потом кивнул.
– Теперь я понимаю. Все это поразило вас тоже, не правда ли? Вы тоже бьетесь о ваше собственное зеркало, не так ли? Что ж, я тоже претерпел огромную борьбу, чтобы отбросить в сторону все, чему меня учили, и принять, что в мире есть что–то ненормальное; это дело, Лоуэлл, вне медицины, вне науки. И не признав этого, мы ничего не поймем. Мне хочется напомнить вам о двух вещах. Питерс и Дарили умерли одинаковой смертью. Рикори выяснил, что оба они имели дело с мадам Менделип. Он сам посетил ее и едва не погиб. Харриет зашла к ней – и умерла, как и те. Разве это не говорит о том, что мадам Менделип источник зла?
– Конечно, – ответил я.
– Значит, мы должны сделать вывод, что существовала реальная причина для страха Харриет, другая, нежели ее эмоциональность и слишком развитое воображение – даже, если Харриет и не знала об этих обстоятельствах.
Я снова был вынужден согласиться с ним.
– Второе, это исчезновение всякого желания вернуться в лавку после инцидента с чайником. Это не удивило вас?
– Нет. Если она была эмоционально неустойчива, испытанный ею шок мог привести к обратным настроениям, создать бессознательный барьер. Обычно такие люди не любят возвращаться туда, где они испытали что–то непристойное.
– А заметили ли вы, что после ожога хозяйка не проводила ее до дверей? И что это было в первый раз после их знакомства?
– Я не обратил на это внимания. А что?
– Так. Если применение мази было последним действием, и смерть стала неизбежной, для мадам Менделип становилось неудобным, если жертвы будут ходить часто в лавку, пока их не убьет яд. Приступ может даже начаться в лавке и привести к опасным расследованиям. Поэтому было умным сделать так, чтобы жертвы потеряли всякий интерес к ней, даже чувствовали неприязнь к ней, или забывали ее. Это можно легко сделать под гипнотическим внушением. А мадам Менделип имела для этого все возможности. Разве это не объясняет поведения Харриет?
– Да, – снова сознался я.
– И поэтому женщина не пошла к двери. Ее план удался. Все было кончено. Она внушила то, что хотела, и контакт с Харриет больше не нужен. Она выпускает ее без сопровождения. Показательно для окончания всего… – он задумался. – Нет нужды опять встречаться с Харриет, – прошептал он, – до ее смерти.
Я вздрогнул.
– Что вы хотите этим сказать?
Брейл подошел к почерневшему месту на полу и поднял кристаллик. Потом посмотрел на гротескную фигуру с ребрами скелета на столе.
– Интересно, как подействует на нее огонь, – подумал он вслух и хотел поднять скелет. Но тот прилип к столу, и Брейлу пришлось его сильно дернуть. Раздался резкий металлический звук, и Брейл выронил его с испуганным восклицанием. С минуту проволока извивалась на полу, как живая и, наконец, раскрылась; несколько минут она еще скользила как змея, затем стихла, вздрагивая. Мы посмотрели на стол. Вещество, напоминающее скрюченное безголовое тело, исчезло. На его месте осталась только пленка серой тонкой пыли. Некоторое время она клубилась и шевелилась, как от ветра, потом исчезла.
10. ШАПОЧКА СИДЕЛКИ И «ЛЕСТНИЦА ВЕДЬМЫ»
– Она умеет отделываться от улик, – рассмеялся Брейл, но в смехе не было веселья. Я промолчал. Эту же мысль я скрыл от Мак–Кенна, когда исчезла голова куклы. Избегая дальнейших разговоров на эту тему, мы с Брейлом отправились навестить Рикори.
У двери стояли два новых телохранителя. Они вежливо поднялись и ответили на наши вопросы.
Мы тихо зашли. Рикори спал. Он дышал легко, спокойно, в глубоком здоровом сне.
Комната была в конце здания, окна выходили в небольшой садик. Оба моих дома старомодны; толстые лозы вирджинского винограда оплетают их задние фасады.
Я приказал сестре установить экран и лампы, чтобы на Рикори падал очень слабый свет. Я предупредил телохранителей, что здоровье их босса зависит в значительной мере от тишины. Было около шести часов. Я пригласил Брейла к обеду, затем попросил его навестить пациентов в госпитале и вызвать меня, если появится необходимость.
Мне хотелось быть дома в момент пробуждения Рикори.
Мы почти кончили обед, когда зазвонил телефон. Брейл взял трубку.
– Мак–Кенн, – сказал он.
Я подошел.
– Как босс?
– Лучше. Я ожидаю, что он проснется и заговорит, – ответил я, внимательно прислушиваясь, какова будет реакция.
– Это чудесно, док!
Я не мог уловить в его тоне ничего, кроме глубокого удовлетворения.
