— Мы должны поговорить, мсье, — произнес голос.
— Думаю, нам не о чем говорить.
— Ну как же! Мы должны побеседовать о девушке. Разве ты не хочешь посидеть часок— другой и поговорить о ее грудях, ягодицах, а возможно, и о сексе?
— Убирайся отсюда! Я не желаю слушать!
— Будешь. Ты наслаждаешься. Ты полон страха, но все равно наслаждаешься. Мы должны поговорить о нитях, которыми женщина связана с различными животными и рептилиями. Более того, о чертовском наслаждении! Мы не можем обойтись без этой женщины…
Дрожа я плюхнулся на кровать. Нагнулся и нащупал под кроватью книгу для заклинания ангелов, а также выудил локон, который мне дала Элоиза, как защиту от дьяволов и демонов.
Я поднял книгу и твердо произнес:
— Я приказываю тебе — убирайся отсюда. Если ты не исчезнешь, я призову ангела убрать тебя. Неважно, что это сопряжено с опасностью, все равно я сделаю это.
Голос хмыкнул:
— Ты сам не знаешь, что несешь. Вызвать ангела! С каких это пор ты стал верить в ангелов?
— С того момента, как поверил в существование дьявола.
— А ты думаешь, что я дьявол? Я докажу, что ты не прав. Просто открой дверь, И я сумею убедить тебя.
Я держал книгу, поднятую вверх.
— И не подумаю. Если хочешь поговорить, давай сделаем, это утром. Но сейчас я требую, чтобы ты ушел. Меня не волнует, отец Антуан ты или нет. Убирайся!
Последовало долгое и выразительное молчание. Затем я услышал щелкающие звуки. Я не понял, что это такое, но когда глянул на дверь, то к своему ужасу увидел, что в замке медленно поворачивается ключ.
Мое, горло пересохло. Я сжал подсвечник и занес его над головой, готовый ударить любого, кто посмеет зайти. Ручка пошевелилась. Дверь открылась, и густой отвратительный запах распространился по всей комнате.
В коридоре было абсолютно темно. Дом скрипел и вздыхал.
Я ждал, сжав подсвечник, но ничего не происходило. Никто не появился, никто не разговаривал.
— Вы здесь? — спросил я.
Мне никто не ответил. Я хмыкнул, и этот звук показался мне оглушительным. Я шагнул к двери. Может быть, он ждет, когда я выйду? В конце концов, демон — это всего лишь демон, и только. Был только голос в ночи, отвратительный голос. Только шепот в старом танке. Ничего, кроме полусгнившего мешка костей, который отец Антуан запер в старой кладовке.
Я потянулся к косяку. Лучше всего было бы выпрыгнуть на середину коридора. Тогда то, что, спряталось за дверью, отпрянет и у меня будет возможность ударить первым.
Я спросил громко:
— Вы там? Отвечайте!
Молчание. Было так тихо, что я услышал даже тиканье часов на тумбочке. Я прочистил горло.
Перехватив поудобнее подсвечник в руке, я выскочил в дверь на середину коридора и огляделся, готовый начать борьбу.
Но коридор был пуст. Я почувствовал дрожь, от страха и от облегчения одновременно.
Сейчас следовало спуститься вниз и проверить, в порядке ли отец Антуан. В конце концов, если угрожали и ему, если открыты все замки в доме, то и его дверь должна быть открыта. Я подтянул носки, которые уже совсем сползли, и направился по темному коридору к лестнице.
Я начал спускаться. Моя ночная рубашка издавала мягкий шуршащий звук, задевая ступени. Один раз я даже остановился, прислушиваясь к этому необычному звуку. Настенные часы внезапно пробили полчаса. Я вздрогнул. Когда они замолкли, вновь воцарилась тишина. Я направился к спальне отца Антуана.
В коридоре была абсолютная темнота. Но я ощущал, что кто— то только что прошел здесь, мне почудилось легкое колебание воздуха. Я старался ступать как можно тише, но собственное дыхание казалось мне оглушающим, а доски пола противно скрипящими.
Я прошел уже половину коридора, когда вдруг увидел что— то в дальнем конце. Я остановился и пригляделся. Но сколько ни напрягал зрение, определить, что там стоит, было трудно. Это очень напоминало ребенка. Существо стояло спиной ко мне, уставившись в маленькое окошко, выходящее на засыпанный снегом сад. Я замер. Ребенок — наверняка иллюзия, не более чем странная игра света и тьмы. Но после пройденных еще тридцати футов он стал казаться вполне реальным, и я сразу представил, как это существо оборачивается ко мне. На мгновение открылось лицо, вытянутое, как у козы, с ужасными желтыми глазами.
Я сделал осторожный шаг вперед. Фигура с расстояния одного ярда была отчетливо видна. Она стояла не двигаясь, не оборачиваясь, не говоря ни слова.
Я приблизился на шаг, затем еще на один и спросил:
— Это вы?
Фигура казалась объемной и реальной, но, когда я подошел еще ближе, склоненная голова оказалась тенью от верхнего угла рамы, а маленькое тело — причудливой игрой света, отраженного от снега за окном. Я почти подбежал к окну, чтобы удостовериться, что там никого нет.
Я еще раз огляделся, хотя уже был уверен, что это обман зрения. Предчувствия и страхи настолько замучили меня, что я уже галлюцинировал. Вернувшись к спальне отца Антуана, я осторожно постучал в дверь.
— Отец Антуан? Это Мак Кук.
Ответа не последовало. Через некоторое время я постучал, вновь.
— Отец Антуан? Вы проснулись?
Молчание. Я толкнул дверь. Она оказалась незапертой.
Я уставился в темноту спальни. На одной стене смутно виднелось множество церковной утвари и громадная фигура Христа. Дубовая кровать стояла у дальней стены, и я явственно видел белую руку на одеяле и седые волосы на подушке.
На цыпочках я дошел до середины комнаты и остановился в нескольких футах от кровати. Он лежал спиной ко мне, и на первый взгляд все было в порядке. Я начал думать, что страдаю от ночных кошмаров и бессонницы и мне давно уже пора идти спать. Я прошептал:
— Отец Антуан…
Он не обернулся, но ответил:
— Да?
Я крепче сжал подсвечник. Это звучало как голос отца Антуана, но вроде бы и нет. Он был каким— то сухим, сардоническим, похожим на тот, что я слышал наверху. Я подошел еще ближе к кровати и постарался заглянуть в лицо.
— Отец Антуан! Это вы?
Пауза. Отец Антуан рывком поднялся на постели, словно его тело подкинула вверх мощная пружина, повернулся ко мне лицом — с остекленевшими глазами. Волосы на голове были взлохмачены. Он сказал тем же, не свойственным ему голосом:
— В чем дело? Почему вы меня разбудили?
Я почувствовал какую— то фальшь и пугающую неестественность всей этой ситуации. Он сидел на постели в белой ночной рубашке, и казалось, что его фигура не подвластна гравитации, не подвластна ничему вообще. Его поведение, обычно спокойное и неторопливое, очень изменилось. В нем не осталось ничего от того старого священника, которого я знал. Казалось, в него вселилось нечто странное, глаза смотрели на меня так, как будто кто— то находился позади и разглядывал меня сквозь него.
