На самом деле Мэл могла творить с собой все, что угодно. У нее была классическая красота. Она всегда напоминала мне девушек с ретро плакатов в стиле пин-ап, в комплекте с маленьким бриллиантовым пирсингом Монро.
В итоге она заняла три места на полпути к заднему ряду. Прямо справа от них расположилась компания из четырех парней, которым на первый взгляд было чуть за двадцать, то есть примерно нашего возраста. Позади них, в гордом одиночестве сидела хорошенькая рыжеволосая девушка с воткнутыми в уши наушниками.
Я не слишком большой любитель замкнутого пространства, поэтому поставила свой чемодан в багажное отделение и заняла место у прохода.
Грейслин протиснулась мимо меня и села у окна, не оставив Мэл другого выбора, кроме как сесть позади нас.
— Сколько ехать до аэропорта? — спросила Грейс.
— Минут тридцать? — навскидку ответила я, подняв на лоб солнцезащитные очки.
— На будущее. Я хотел спросить, не нужна ли тебе помощь, но ты выглядела так, будто она у тебя уже есть, — донесся до меня хриплый голос с другой стороны прохода.
— А? — я оглянулась и чуть не обомлела, когда впервые по-настоящему увидела того, кто сидел рядом с нами.
Если бы жизнь была мультфильмом, то моя челюсть сейчас пробила бы пол и упала на асфальт. Где-то на задворках моего сознания «The Weather Girls» запели песню о дожде из мужчин (прим.: имеется в виду песня «It’s Raining Men», записанная в 1982 году группой «The Weather Girls»).
— Твой чемодан, — сказал ближайший ко мне парень, кивнув в сторону багажного отделения.
У него была довольно щегольская прическа — волосы, длинные сверху и короткие по бокам. В мягких темно-коричневых прядях виднелись более светлые, словно они выгорели на солнце. Ему это очень шло — смотрелось реально круто.
— О, ну. Спасибо за внимание, — съязвила я и, как только с моих губ слетело последнее слово, внутренне съежилась.
«Спасибо за внимание? Как же это несуразно, Лана».
— Всегда пожалуйста, — спокойно ответил он, весело улыбнувшись.
У него были такие белые зубы, что я даже призадумалась, настоящие ли они.
Я не хотела на него пялиться. Но опять же, да, именно так я и сделала. В смысле, черт возьми. Где, мать его, он прятался все эти две недели? Эта поездка оказалась бы в десять раз приятнее, если бы у меня была возможность каждый день лицезреть это произведение искусства. Предпочтительно снизу или сверху.
Одной из самых примечательных черт его лица были глаза. Они были потрясающими.
Я бы назвала бы их синими, но это все равно что сказать, что Солнце желтое, — такое заурядное прилагательное, совершенно не передающее суть. Они были в миллион раз круче. Его глаза напоминали мне море, могучее и безмятежное, в их глубине клубилось что-то такое, что было невозможно описать.
Наша игра в гляделки была недолгой. Между нами прошли еще две забравшиеся в автобус девушки, которые, похоже, страдали от похмелья не меньше меня, только были более разодетыми.
Я переключила свое внимание с сидящей через проход услады для глаз и постаралась устроиться поудобнее, все время теребя пальцами ожерелье, которое подарил мне перед самым отъездом мой abuelo. Как всегда, когда он покупал что-нибудь для меня, дедушка дал по такому же Мэл и Грейс.
Ожерелья были разные, и на каждом из них висел какой-то серебряный кулон. Я понятия не имела, что означали эти символы, но это ведь был подарок моего abuelo, так что какая разница?
Я редко говорила ему «нет» или отказывала. Он был самым милым стариком на свете.
По крайней мере, когда дело касалось меня.
Как только последние пассажиры заняли свои места, водитель включил на полную мощность радио, и мы тронулись с места. Мы с Грейслин смотрели в окно до тех пор, пока огромный курорт «Ройял Палмс» полностью не исчез из нашего поля зрения.
Ну, вот и все.
Очень скоро мы улетим домой. Отдых официально закончился. Как и мой лицемерный акт отрицания. Я буду скучать по тому, как не спать всю ночь напролет и не иметь необходимости просыпаться ни свет, ни заря, притворяясь, будто знаю, что делаю со своей жизнью. У меня не было ни малейшего представления о том, кем я хочу стать, когда вырасту — а я уже выросла. Я знала только то, что не хочу оставаться той, кем была раньше.
Не знаю, иногда мне казалось, что, может, это и к лучшему, если кто-то распланирует за меня всю мою жизнь. Родители обрадуются, если я без возражений позволю им делать то, что они хотят. Впрочем, споры тоже мало что изменили бы.
В конце концов, нужно было поддерживать репутацию Серпайнов. Я не могла позволить себе запятнать их безупречный имидж, даже если это была полная чушь. Я не понаслышке знала, что происходит с теми, кто это делает. Моя сестра сурово поплатилась за то, что навлекла позор на нашу семью.
Она безмерно унизила их и того, за кого ее выдали замуж, когда нарочно залетела от дальнего родственника. Я не видела ее с того самого дня, когда наша мать вытащила ее из дома чуть ли не за волосы. Каких бы ты ни был кровей, семья не потерпит ничего, что сочтет неуважением.
Тем, кто не был посвящен в истинное положение дел, мои родители просто сказали, что она уехала в какой-то престижный университет. Может, мне не надо было на нее злиться? Именно из-за нее я стала золотым ребенком numero dos (прим.: «Numero dos» (исп.) — номер два).
На первом месте прочно утвердился наш старший брат. Жополиз.
Это был еще один важнейший фактор нашего мира: заискивающие потомственные аристократы и их нескончаемые корыстные интриги. Такие обманом убеждали людей в том, что они хорошие, и одновременно делали все для достижения своих личных целей. Среди которых было и укрепление родственных связей.
Мы не выбирали, с кем нам придется жить, это решали за нас. Точно так же, как и все остальное.
Соблюдение предначертанного пути шло в комплекте с элитным происхождением и бегущей по нашим венам голубой кровью. Не имело никакого значения, как мы относимся к решениям старших. Однако ненавидеть или обижаться на них за это я не могла. Я любила свою семью, как только могла, учитывая наши специфические взаимоотношения, но это не значит, что я не замечала их подлой морали.
Грейслин толкнула меня локтем, прервав мой внутренний монолог. Когда я встретилась с ней взглядом, она сделала какое-то странное движение бровями, заставив меня изобразить на лице удивление.
— Что?
— Смотри, — одними губами произнесла она, едва заметно кивнув головой.
Я взглянула на компанию парней.
Никто из них не обращал на нас никакого внимания. Я снова посмотрела на Грейслин, а она пожала плечами и махнула рукой, как бы говоря: «Не бери в голову».
Когда они с Мэл начали спорить об одном из новых вышедших на экраны фильмов, я уселась поудобнее. Новый ракурс позволил мне лучше рассмотреть моего таинственного незнакомца. Он сосредоточенно смотрел в зажатый у него в руке телефон.
Лицо парня было расслабленным. Без улыбки, сглаживающей суровые черты, его выражение казалось неприветливым.
Я бы даже сказала, пугающим.
Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я решила получше его рассмотреть.
Загорелые руки парня были украшены татуировками, доходящими до самых пальцев, и каждая татуировка на его оливковой коже казалась настоящим произведением искусства. И каждая из них усиливала его дьявольское обаяние. Он был похож на мужчину со страниц самых изысканных номеров журнала «Inked».
На задней части его шеи виднелась татуировка в виде креста Левиафана, обхваченного когтями или чем-то типа того. Я задумалась, имеет ли этот знак для него какое-то особенное значение, или этот парень такой же, как и все остальные хипстерские придурки, считающие себя крутыми. Я снова пробежалась взглядом по его правой руке, внимательно рассматривая все детали, что были видны под рукавом его футболки.
Я заметила рисунок из роз, похожий на единственную татуировку, которая была у меня на правом плече.
