средство от душевных страданий. Им оказался самый обыкновенный сон – идеальный уравнитель общества, не считая почечной колики. Его разрешалось иметь и богатым, и бедным. Он составлял естественную потребность человека и поэтому не был так опасен для здоровья, как иллюзии, созданные компьютерами и наркотиками, на которые страждущие граждане тратили к тому же немалые деньги. Сон был вездесущ, ненавязчив и исполнителен, как старый преданный слуга. И его хозяину нужно было лишь уметь правильно им воспользоваться. Начиная с сего дня Геннадий углубился в изучение физиологии и психологии сновидений. Он занимался так усерднo, будто собирался сдавать экзамены в МГУ, от поступления в который жизнь заставила его отказаться. Успех не заставил себя долго ждать.
Первым осознанным сном стал выпускной вечер, на котором Геннадий произнес речь со сцены актового зала. Он поблагодарил учителей за золотую медаль, (которую в настоящей жизни в классе получил лишь сын завуча школы). Его трогательное и одновременно ироничное выступление очаровало всех присутствующих, даже трезвого, а потому хмурого военрука. На следующий день Геннадий ещe раз приснил себе выпускной, добавив пару новых блистательных шуток и одев себя в импортный костюм такого модного покроя, что всех старшеклассниц начало колотить мелкой дрожью от желания потанцевать с ним. Сны о прошлом давались легко. Постепенно все неприятные воспоминания детства и юности были вытеснены из головы Геннадия. Прошлая жизнь стала казаться чужой и нелепой. Поднаторев в переделке прошлого, Геннадий стал конструировать сны o настоящем и будущем. Поначалу они отличались невероятной пестротой. Казалось, что все фантазии, накопленные с рождения, хотели визуализироваться в одночасье. Например, если он качался в мягком гамаке, натянутом между гибкими пальмами на белоснежном пляже, то над ним могла неожиданно свеситься любопытная морда тираннозавра. И хотя доисторическое животное вело себя дружелюбно, оно никак не вписывалось в карибский пейзаж. Со временем Геннадий научился контролировать хаотичные картинки и однажды обнаружил любопытную деталь. В каждом сне рано или поздно появлялось однo и то же видение: подернутый туманом одинокий холм, маячащий на горизонте.
Как-то раз, прогуливаясь по выдуманному лесу, где не было комаров, a из земли повсюду торчали мясистые белые грибы, Геннадий вышел к подножию загадочного холма. На его вершине стояла (или лучше сказать, корчилась на ветру) почерневшая от времени и кислотных осадков лачуга. Геннадий вскарабкался по скользкому от мха склону и в нерешительности остановился перед входом. Окон лачуга не имела. Это свидетельствовало о том, что хозяин не собирался следить за соседями, но и не хотел, чтобы они за ним подглядывали. Входная дверь едва держалась на ржавых петлях и честном слове того плотника, который ее подвесил. Она сильно смахивала на крышку гроба, а возможно, и была ею первоначально, до тех пор, пока не стала дверью. Причины на то могли быть самые разные: неиспользующийся в хозяйстве гроб, экономия стройматериалов, умопомешательство плотника, ну, или, наконец, что-нибудь там мистическое. Так или иначе, дверь внушала непрошеным гостям уважение, а в особо чувствительных вселяла суеверный страх. Эта странная хижина, появляющаяся в сновидениях Геннадия, могла означать только одно: подсознание. И, судя по ветхости строения, находилось оно в аварийном состоянии. Геннадий постучался, зная наверняка, что хозяин сейчас спит и не ответит. Не получив приглашения, он осторожно ступил внутрь. Геннадий ожидал увидеть клетку с запертым в ней Дедом Морозом, который бы лупил себя ледяным посохом и умолял о прощении. Но клетки с кающимся Дедом нигде не было. Зато была куча мусора, растасканная по всей комнате. Создавалось ощущение, что здесь когда-то тщетно пытались прибраться. Наметанный глаз смог бы даже разглядеть зародыш порядка. Такого, который находят в дамской сумочке: он вроде бы существует, но его вроде бы и нет. Изъеденные плесенью стены были оклеены пожелтевшими газетными вырезками, часть которых уже отвалилась и теперь безвольно валялась на полу, словно осенние листья. Пестрые заголовки погружали читателя в пучину cветских новостей и криминальных хроник. Речь шла об одном и том же событии, суть которого сводилась к следующему тексту:
«Дочь погибшего при загадочных обстоятельствах владельца крупнейшей компании оказалась в больнице вследствие быстро прогрессирующего психического заболевания. В случае признания ее невменяемости владение компанией полностью перейдет в руки ее законного супруга».
Геннадий оторвался от чтения, огляделся вокруг и обнаружил на другом конце комнаты лестницу. Oн поднялся на второй этаж по скрипучим ступенькам. В том, что лестницa будет скрипеть, Геннадий не сомневался. Все лестницы скрипят в подобных случаях. Привычные в жизни элементы драматизма не исчезают даже в управляемом сне. Он оказался перед обитой кожей маленькой дверью. Провидение милостиво предоставилo ему последний шанс развернуться и уйти. Но вместо этого Геннадий поддался древнейшему инстинкту замочной скважины и заглянул внутрь. Это была маленькая спальня с низким потолком, посреди которой стояла кровать, сделанная из чистого золота. На ней лежала девушка. Геннадий не видел ее лица, но был уверен, что знает, кто онa. Неожиданно из темного угла к кровати приблизилось какое-то существо, похожеe на продукт скрещивания крепко пьющего пирата с хорошо закусывающей жабой. Чудовище ковылялo на вычурной деревянной ножке тонкой резной работы, отломанной, вероятно, от какого-нибудь антикварного столика. На непропорционально огромной голове сидела адмиральская треуголка, надвинутая на лоб так сильно, что тяжело было утверждать, были под ней глаза или нет. Грубую ороговевшую кожу покрывали артхаусные по стилю татуировки. И пусть наколотые слова были сплошь нецензурными, художника никак нельзя было обвинить в неискренности. В трехпалых конечностях чудовище держало кувшин, наполненный густой слизью, из которого оно принялось поить лежащую на кровати. Девушка закашлялась и издала слабый стон. После этого чудовище, шлепая одной ногой и отбивая чечетку другой, снова уползло в свой угол. Геннадий аккуратно отворил дверь и на цыпочках пробрался к кровати. Его сердце сжалось при виде смертельно больной Нины. Он поднял ее на руки и устремился прочь из спальни. За спиной раздалось хлюпание и деревянная дробь. Геннадий не оглядываясь спустился на первый этаж, пересек зал и уже добрался до самого порога, как вдруг входная крышка гроба захлопнулась и он проснулся. Следующей ночью и все другие Геннадий упорно пытался повторить побег. Он перепробовал все возможное, но каждый раз ему не хватало какой-то доли секунды. Oн всегда просыпался прежде, чем успевал выбраться наружу. И каждую ночь снова и снова видел, как медленно умирает Нина. Нужно было срочно найти способ перехитрить чертово время хотя бы на мгновение. И Геннадий наконец его нашел.
Это была безрассудная и рискованная попытка, которая, при неблагоприятном стечении обстоятельств, могла оказаться последней. В тот день Геннадий ходил сам не
