меня мамка народный целитель.
— Как Кашпировский? — расхохотался я по лошадиному. Она лишь молча посмотрела в ответ, а я почувствовал себя глупым второй раз и замолчал. Возникло мгновение неловкого молчания.
— Хочешь, вместе пойдем к деревне? — наконец сказал я, надеясь, что она покажет мне дорогу.
— Ну я немного в стороне живу… — сказала она, показывая рукой в туман. — но нам по пути. Пойдем.
Мы шли минут пятнадцать по тропинке, окружённой туманом. Вокруг были слышны лягушки и сверчки. От увлажненной туманом одежды немного знобило. Просыпался неподалеку лес, отзываясь перекличием сов. Шли мы молча. Я не знал, что сказать, а она и не пыталась. Наконец мы остановились.
— Ну вот. Мне здесь нужно свернуть, а тебе туда, — она показала на небольшой пригорок- прямо иди, вдоль берега, и к деревне выйдешь.
Я поднялся на холм, но спохватившись крикнул в туман: «Как тебя зовут?»
Долго я себя ещё укорял, что сразу не додумался спросить её имя. Она исчезла в тумане также, как и появилась. Огорченный я потопал вдоль озера. Солнце уже поднялось над домами и туман постепенно сошел на нет. На берегу двое местных стояли у привязанной деревянной лодки и о чем-то спорили пьяными голосами.
— Я те говорю, мня, надо на дальний берег двигать, там глубже. — сказал тот что повыше.
— Да неее — отмахнулся от него второй, ростом по плечо.
Мне про них мальчишки говорили, что называют их Ерема и Митрофан. Не знаю почему их так называли, может в честь каких-то героев местного фольклора, а может это были их настоящие имена…не знаю. Но вид был у них достаточно выразительный, хоть сразу без грима в кино снимай. Один был высокий и худой, а второй низкий и пухлый.
— Здорова, городской, мня. — Ерема шатаясь махнул мне рукой, а затем заметив на и без того грязной руке что-то прилипшее, размашисто вытер об видавшую виды куртку.
Митрофан стоял молча, и глядел на меня прозрачными глазами, деловито засунув руки в карманы трико и немного покачиваясь. Он всем видом стремился выглядеть трезвее товарища, но это ему не удавалось.
— Чаво ты шастаешь тут? — Ерема наконец оттер руку и подбоченился. — расскажу твоей бабке мня, что ты у озера трешься.
Я молча смотрел на него, не понимая откуда он меня знает. Митрофан расплылся в неосознанной улыбке.
— Да не сцы! — Ерема расхохотался аж до слюны, которая выскочила из беззубого рта и повисла на бороде. — стукачей нет, мня.
— Утрись, чухня! — брезгливо выдавил Митрофан, глядя на остренькую бородку товарища, с кончика которой свисала тягучая слюна. Рукав всё той же лоснящейся куртки Еремы умело утер лицо хозяина. Тот взглянул на рукав, и вновь заржал беззубым ртом, затем вытер рукав об такой же свежести штаны цвета хаки.
— Вот ты апче — Митрофан скорчил гримасу отвращения- фу.
— Сам то, свинота, мня.
Я всё ещё молча стоял, глядя на них.
— Слышь, мня, городской, — Ерема сделал ко мне неуверенный шаг- мы тута собираемся на сома пойти, — его темное морщинистое лицо стало заговорчески серьезным. — хошь с нами?
Он неуверенной рукой показал на старую лодку, ни сразу попав в неё пальцем. Я от такой неожиданности не знал, что им ответить, потому продолжил молча стоять с удивлением на лице.
— Да неее — Митрофан так же отмахнулся от меня, как пару минут назад от Еремы. — он же ссыкло.
— Я не ссыкло! — зачем-то возразил я, хотя на их мнение мне было по большому счету наплевать. Да и по маленькому счёту тоже. Но отчего то меня это задело.
— Он не ссыкло, мня! — внезапно заступился за меня Ерема, и слегка по-дружески хлопнул Митрофана по груди. Правда этого было достаточно, чтобы запустить инерцию планеты земля. Сделав два шага назад, Митрофан сделал резкий наклон вперёд, но инерция была непокорна. Он шагнул вперёд и рухнул на траву выставив руки.
Лицо его при этом было схоже с теми, кто первый раз едет на американских горках. Ерема словно и не заметил этого. Он вопросительно смотрел на меня. Я ни разу в жизни не слышал более абсурдного предложения, чем плыть ночью в старой лодке с двумя недалекими пьяницами. После трёх бессонных ночей на озере мой инстинкт самосохранения видимо уснул, поэтому, когда лежащий на животе Митрофан поднял на меня невидящий взгляд и спросил: «Так, чо?! Ссыкло ты или с нами?
Я храбро ответил: «Конечно с вами!»
***
Бабушка напекла огромную кучу оладушек, и ушла в огород. Это позволило мне незаметно проникнуть в дом. Наевшись, я устало растянулся на своей кровати, и думал о том, зачем я согласился на эту дурацкую рыбалку… может аргумент Еремы о том, что если я не приду, то они всем расскажут какое я ссыкло, а может желание вновь встретить ту девочку с грибами, но в указанный полуночный час, я был на том же месте, где утром уверенно сказал: "Конечно!"
Сейчас, стоя в свете полной луны я уже не был так уверен в своем решении, поэтому придумал, что, если они не придут пока я считаю до двадцати, я могу с честью уйти. Надо было считать до десяти. Их пьяное гыгыканье я услышал когда произнес девятнадцать.
— Ну чо, мня, красава городской! — Ерема хлопнул меня по плечу, попутно дыхнув адским смрадом изо рта.
Митрофан протрезвел, и был молчалив. Он отвязал лодку и залез в неё.
— Ну, чаво ждёшь? Залезай, сом сам к нам не приплывет!
Я тоже залез. Ерема оттолкнул лодку и запрыгнул, отряхивая сапоги до колен. Сейчас, когда спустя много лет я вспоминаю об этом, мне становится жутко. Маленький мальчик и двое забулдыг на гнилой лодке…да ещё туман не заставил себя ждать. Мы плыли молча. Было так же тепло, как и вчера, да и эти двое гребли уверенно, явно зная куда. Видимо за день они решили все свои споры, а потому просто молча гребли. Наконец они заплыли в какую-то заводь и начали разматывать сеть. Я наблюдал, засунув руки в карман толстовки. Наконец, когда сеть была установлена, эти два товарища
