Полный всхлипывает и прикрывает лицо руками, но если остановить видео и посмотреть внимательно, то можно заметить, что мальчик улыбается, сдерживает смех.
Худой хлопает друга по плечу и нарочито бодро говорит:
– Ну, ты чего нюни развесил?!
– Задолбали они. Все! Вот почему я у тебя торчу? Эти проходу не дают, бабушка говорит, молиться надо, но бог не слышит. Не хочет он меня слышать!
Василий подумал, что они все-таки очень старались играть, хотя, разумеется, никаких театральных кружков не посещали. Искусственность чувствовалась во всем, но для безбюджетного дилетантского фильма вышло недурно, в их профанстве даже был своеобразный шарм. Как и в цифровых шумах, дрожании камеры, неумело взятых ракурсах. Музейная витрина, внутри которой навечно застыли дети, не подозревающие, какой окажется их долгая деформация во взрослых.
– Тогда зачем он нам? Мы придумаем своих богов.
– Каких?
– А каких хочешь!
Пятый
…Толик ждал у редакции канала, сидел на багажнике машины.
– Ну, как рабочий денек?
– Если бы не твоя рожа, прекрасно бы завершился.
– Давай в бар, я по пивасу, ты по квасу.
– Ты на машине.
– Так ты же по квасу! Не гондонься, авось, не забыл, как баранку крутить. Новости хорошие. Я нашел!
– Что именно? Если бабу, не поверю, прости.
– Кассеты.
Василий нахмурился, и Толик хлопнул его по плечу. На веснушчатом лице засияла такая широкая улыбка, что, казалось, харя вот-вот треснет.
– Кино! Что мы с Дианой Романовной снимали.
– Где? Я думал…
– Ну, допустим, не я нашел, а меня. Но это детали! – Толик вздохнул. – Сынок приезжал, квартиру продает, и они все время там, в комнате, приныканные лежали. Кассеты подписаны, типа, «Васька Долгов и Толька Репин – сцена третья», он и вспомнил, как мамка рассказывала, что учеников снимает. Нашел меня во «ВКонтакте», написал, мы созвонились. Предложил забрать, чтобы не выкидывать. А там все, что мы отсняли. И-и-и-и-и… вроде живое!
– После стольких лет? В пустой квартире? Разве пленка не размагничивается?
– Без перемотки – да, размагничивается. Но тут… Приколись, изображение мало того что живое, так еще и не совсем жопное. Херовое, но смотрибельное. Чудеса. Да похер. Блин, натурально привет из прошлого. Ты мелкий такой уродливый был. Впрочем, сейчас хуже.
Василий невольно улыбнулся, вспоминая съемки и как сияющая от радости Диана Романовна уговаривала их вылезти из речки.
– Оцифровать – не проблема, – сказал Толик.
– Ладно, я по квасу, ты по пивасу, – кивнул Василий.
Толик руководил фотоателье, где, помимо прочего, реставрировали старые кассетные записи.
Они оба, хоть и по-разному, связали жизни с запечатленными на пленке и в цифре мгновениями. В этом влияние Дианы Романовны сложно переоценить.
Василий пять лет отработал в «Останкино», и до сих пор ему иногда снились длинные запутанные коридоры, где никогда не умолкало эхо шагов и ругани. На шестом году случилась… проблема, и он вылетел оттуда. Вернулся в родное гнездо, где его навыкам нашлось место на региональном канале, настойчиво державшем оборону против перехода всего медиаконтента в Интернет. Получал много меньше, но, если приплюсовать фриланс, на жизнь вполне хватало.
– Ау! Земля вызывает майора Тома! – сказал Толик, крутя колесико магнитолы.
– Да… Да… Так о чем ты?
– Мудак ее сын. Вот о чем. Я прямо спросил, собирается он хоть разок к ней на кладбище съездить, а он заменжевался. «Да, да, – говорит, – конечно». А я же вижу, брешет. Слушай, я сказал: так и так, мы с другом скинулись, памятник новый поставили, плитку у могилы выложили, а он: «Спасибо». И все. Спасибо. Мудак.
– Думал, он деньги за памятник отдаст?
– Пусть лучше в трубочку свернет и себе в сраку засунет. Уже дед, о вечном думать пора, а он не может к матери на могилу съездить. Мудло. Квартирку продает, внучкам надо на угол в Москве денюшку собрать. А на мать похер до сих пор. Если бы не он, Диана Романовна, может…
– Толь, нет, не может. Ты ее «сценарий» помнишь? Это же… Ну стремно, если честно. Мы детьми были, ничего не понимали, а она… болела.
– Но с нами-то находила отдушину! Она нас любила! Слушай, давай не будем о плохом. У меня идея…
– Мне она не понравится?
– Предстоит работа.
– Не понравится.
– Смонтируем фильм. Я не все отсмотрел, но там, походу, материал полностью. Это было бы… правильно. Вырежешь лишнее, пошаманишь там и… Зальем в Сеть, например! Слушай, сейчас это модно! Многие вспоминают кооперативное кино, любительские поделки тех лет. Ностальгия в моде! Если хоть кто-то посмотрит, что она придумала, хоть пара человек, это будет правильно. Слушай, то, что кассеты сохранились так хорошо, – знак, что ли, не знаю. Это правильно.
– Угу, а мы станем звездами экрана, как она обещала.
– Мы уже вряд ли, глянь, какое брюхо я отрастил, а ты живой скелет. А вот те пацаны, которыми мы были… Почему нет? Или, если совсем все плохо получится, себе оставим. Как память. Но это ее мечта была, Вась. Снять настоящий фильм. И она сняла. Осталось смонтировать.
– Я понял.
– И что скажешь?
– Ты же не отстанешь, – сказал Василий, стараясь не подать виду, что идея пришлась ему по душе.
Шестой
…Общий план реки. Солнце играет на воде блестками. Смена кадра. На берегу сидят ребята.
«Деревенскую» часть записали буквально одним днем, поехав в деревню, где выросла Диана Романовна. Родителям они так и сказали: фильм едем снимать. Мама Васьки рассмеялась и похлопала учительницу по плечу, а отец и мать Толика собрали им в дорогу небольшой пакетик. «Перекусите, киношники».
Приехали на место ранним утром на провонявшем бензином душном автобусе и сразу пошли к реке. Ребята прыгнули купаться, а Диана Романовна стояла у кромки воды, снимала их улыбающиеся рожи, не жалея пленки, только изредка покрикивала, что пора уже делать кино. Но, кажется, в тот момент она была счастлива не меньше, чем дети.
– Ну, вот и придумали! – говорит худой, водя отломанной веткой по песку.
– Да ну, глупости какие.
– Не глупости! Они ведь одни из главных на деревне! – Василий вздрогнул от того, как убедительно это прозвучало. – Если мы сильно-пресильно поверим, то они станут настоящими. Богами. Защитниками.
– Правда?
Смена кадра. Тут Василий вырезал запинку и то, как он, маленький, сверяется со сценарием, написанным от руки в толстой тетради, которую он прячет за спиной. Таких запинок и сверок хватало по всему хронометражу.
– Правда, – подтверждает худой мальчик. – Поверь. Это самое главное. Их всегда было трое. Петух, собака и свинья. С криком петуха приходит темнота. Собачий лай прогоняет чужих. А свинья…
Седьмой
…закончил под утро. Отсмотрел и результатом остался доволен.
Отпуск тек медленно, и Василия радовала возможность отвлекаться от мыслей, накатывающих в моменты безделья. Впервые за долгое время он занимался проектом, который ему искренне нравился.
Кино вышло коротким: двадцать минут. Но смотрелось занимательно, Василий ожидал, что будет намного хуже.
По-хорошему, проект готов. Осталось подправить звук и наложить музыку. Он уже пошарил по стокам и выбрал несколько композиций. Впрочем, большую часть времени отлично должны работать тишина и шорохи.
За чисткой аудио он хотел обратиться к знакомому звукачу, уже убедил Тольку хорошенько проставиться.
Еще фильму нужно придумать название. Диана Романовна этого так и не сделала.
Восьмой
…Москву к вечеру окутал туман. Среди белесого моря окна многоэтажек сияли потусторонним светом.
Василий приложился к бутылке и стал загнанным зверем ходить из комнаты в комнату.
На столе запрыгал телефон, выводя трели финской польки.
Василий подбежал, схватил мобильник. Звонили с работы. Наверняка просят выйти в выходные.
