Все почему-то думают, что им перепадет что-то, благодать какая-то небесная, что ли, если они будут чтить своих мертвых, как думают живые, как должно. Как будто на небе кто-то очень наблюдательный галочки в журнал ставит:
— Вот оно, Андрюша, крестиком (православным!) — это твои добрые дела помечены. Аккурат в специальной графе «суть дела».
Я же над кладбищенскими воротами вешал бы большими буквами цитату:
«ПУСТЬ МЕРТВЫЕ ХОРОНЯТ СВОИХ МЕРТВЕЦОВ».
И ставил пять восклицательных знаков!
Больше же всех на похоронах по Илье пролила слез его бывшая вторая супруга.
* * *
Тем не менее я искренне горевал.
В Доме Писателей на поминках вначале подавали хорошее вино, ликеры разные, но потом — водку.
Мне хотелось, реально хотелось, не потому, что, дескать, я повод искал, а именно хотелось залить горе. Первый и последний раз в своей жизни — залить алкоголем, чтобы не думать и забыться.
Хорошенько приняв, и уже «сопрев», публика, в общем-то приличная, начала нетрёзвые разговоры о том — о сём, но, как бы до приличия, а может и искренне, как бы всё вокруг беупокоившегося.
Мне же вспоминаются слова Ильи переданные им из Парижа по ICQ:
— Андрюха! Ты не представляешь! Хочу в Москву! Планы! Мы, Андрей, теперь и с тобой тоже, такого наворотим!
Но все оказалось зря, и теперь мне приходилось заливать то, что осталось.
Один известный рокер громко цитировал стихи Ильи, пока его куда-то не отвели телевизионщики.
Другой, творческий компаньон по рок-н-рольному периоду все рассуждал о тонкостях и перипетиях творчества, указывая, как порой гениальное произрастает из случайного:
— Песенка-то вначале звучала пресновато, понимаешь? — этот не молодой уже человек как будто разговаривал с кем-то, на самом деле обращаясь, фактически, ко всем вокруг, впрочем, эти все его внимательно слушали, потому как излагалось всё достаточно интересно — а потом? Потом Слава просто взял — да случайно последний аккорд на гитаре поставил на полтона выше! А-ха-ха! Он тогда еще играл-то кое-как….
Подходил Владимир, и, как бы для совсем своих принес бутылку красненького:
— Ты же любишь красненькое? — несколько лукаво заглядывая мне в глаза спрашивал он.
— Лучше белое, но сойдет — отвечал я, похлопывая по плечу знакомого поэта, того самого, рассуждавшего еще до похорон, на панихиде, о симулякрах, перевалившись к нему, фактически навалившись, через его жену — у нас есть белое!
Я конечно спутал и цвета и оттенки, но тогда уже было не особо важно — после водки — и вино! Хорошо!
Как бы то ни было, но в конце концов почудилось, будто пресловутое горе уже достаточно залито, как пожар пожарной пеной, да и знакомый поэт с женой уже засобирались.
* * *
Обратно я шел по Садовому кольцу к Маяковке, после чего намеревался свернуть на Тверскую.
Как бы то ни было, но, не рассчитав собственных сил (а как их рассчитать при таком смешивании спиртного?) я вдруг понял, осознал, что называется воочию, насколько же в старых советских фильмах режиссеры именно не глумились и не фантазировали, изображая, что же твориться в голове у очень сильно опьяневшего человека (видимо сказывался собственный опыт этих самых режиссеров): вокруг меня вдруг все поплыло, и фонари, к тому моменту уже освещавшие Садовое кольцо, стали реально троиться в моих глазах. Хотя, впрочем, не смотря на это у меня все еще хватало сил и воли идти.
* * *
Пару раз я неожиданно к своему искреннему удивлению падал (один раз запнувшись о какое-то ограждение автопарковки), больно ушибаясь коленками, но потом вставал, отряхивался, и шел дальше.
Уже на самой Тверской слегка, правда, но взблевнул у всех на глазах, удивительным делом при этом как-то отдаленно, но все же ощущая угрызения совести по такому незадачливому поводу.
Вокруг меня шли люди, и если бы я слышал их, то наверняка бы услышал как они ворчат обо мне, осуждая, и тогда, мне так кажется, я бы и вовсе устыдился своих дел, но вот незадача — подобно волнам, как от нагретого воздуха, плывущей и троящейся визуальной реальности, так же вокруг меня плыла и звуковая реальность, этот всегдашний саундтрек, сопровождающий нас повсюду на улице большого города. Окружающие звуки накладывались друг на друга и смешивались, а если бы я и захотел какой-то из них вычленить из общего потока — то он тут же бы стал от меня прятаться, как под одеяло, накрытый другими звуками, скрываясь и становясь неразличимым.
* * *
Еще я один раз прошел мимо патрулирующей полиции. Клянусь! — полицейские в упор смотрели на меня (а я у них на виду чуть не упал уже в третий раз) но при этом на меня никак не отреагировали. То ли мой карман (впрочем, что правда — то правда) показался им не достаточно объемным, чтобы в него залезть, то ли еще чего. Иными словами они были правы — забрав свою последнюю заначку Илье на цветы, я фактически (кроме мелочи на сигареты) был пуст.
* * *
И тут позвонила Сестра…
— Это что это вы тут про меня тут вспомнили? — нарочито ёрно стал спрашивать я.
Оказалось же, что полчаса назад я посылал ей sms, что, дескать, заблудился, и не знаю куда идти. Некий такой крик о помощи.
И мне вновь стало как-то неудобно. Сестра сказала, чтобы я стоял там, где стою, и что она меня найдет и подберет.
«Стесняющийся пьяный» — подумал я о себе тогда — «все в таком состоянии распоясываются, смелеют — а я?».
Да, даже в таком состоянии я все просчитывал и думал о будущем и последствиях. Пусть и о ближайшем, совсем-совсем ближайшем будущем, но — думал, боясь совершить что-то не то.
* * *
Впрочем — кто может сказать? Да, я точно знал где я нахожусь, куда мне идти и как добраться до дома. Но, при этом, странное дело, я совершенно как бы и не знал этого. Понимаете?
Нет, конечно.
Чувство какого-то страха, когда-то преследовавшее меня во снах, в момент, когда я только-только засыпал, так что потом вскакивал от порыва ужаса, страха, врывавшегося ко мне в душу, как порыв сильного ветра иногда распахивает прикрытое, но не закрытое окно, вдруг, и не на мгновение, завладело мной, скрутило меня и обездвижило. И слава Богу, что я был настолько пьян, что время от времени проваливался в беспамятство об этом, что потом и позволяло мне пройти еще немного.
* * *
Итак, Пушкинская. Мимо меня проходит какой-то странный тип, в странной одежде, то ли в тоге, то ли в тунике.
