Однажды на каникулах — я уже учился в колледже — я тоже поехал с отцом, когда он подвозил со станции женщину по имени Салли О'Хара. Ее муж был притчей во языцех — переспал чуть ли не с каждой женщиной в городке. К несчастью, миссис О'Хара принадлежала к числу тех, кто посвящает в свои горести каждого встречного и поперечного. Тот день не стал исключением, но между делом она сказала нечто, что запало мне в память и впоследствии привело меня к успеху.
— Стэнли, я поняла, что больше всего на свете мне нужен сыщик сути.
Отец, привычный к философствованиям пассажиров, умел прикинуться простаком.
— Расскажите, что это за зверь, Салли. Может, отдам Макса в этот бизнес.
— Все просто. Нужно только отыскать людей, которые знают «главные» ответы, Макс. Найти того, кто сможет сказать, зачем мы живем. Должен же кто-то знать. Или того, кто скажет, отчего мой муж предпочитает провести вечер с Барбарой Бертранд, а не со мной.
Я тогда уже рисовал комиксы для студенческой газеты и придумал для хлестких комментариев и жалоб на жизнь в колледже персонаж, который назвал «Скрепкой». Комиксы были забавны и пользовались успехом, так что редакторы позволили мне рисовать все, что вздумается. Но, вернувшись с каникул, я потихоньку стал превращать «Скрепку» в нечто совершенно новое.
Прежде то была просто геометрическая фигура, стоящая посередине рисунка, рядом — еще один-два предмета, внизу — подпись. Теперь же мой странный персонаж сместился на одну сторону композиции, а на другой появился новый — человек. Между ними располагался большой, очень реалистичный рисунок. Казалось, они оба смотрят на «фотографию» и комментируют ее. В первом комиксе серии они смотрели на гигантскую руку, наносящую тушь на ресницы огромного глаза. Подпись гласила: «Почему, когда женщины красят глаза, они открывают рот?». Которая из фигур это говорит, неизвестно, неизвестен и ответ.
Постепенно я усовершенствовал свою затею. Фотографическая часть комикса становилась все реалистичнее и в то же время загадочнее. Иногда зритель не сразу мог понять, что там изображено. Например, окурок сигареты, воткнутый в надкусанный пончик; он дан таким крупным планом, что, лишь спустя несколько секунд, соображаешь, что к чему. Очевидно, в этом заключалась одна из изюминок новой «Скрепки» — зрители сначала разгадывали «фотографию», а уж потом читали подпись.
Иногда обе фигуры помещались по одну сторону рисунка, иногда — позади, так что торчали только головы, иногда — входили или выходили из него. Они могли висеть на ниточках, как ангелочки в кукольных спектаклях, или сидеть в креслах спиной к нам и смотреть на «фотографию», как на киноэкран. Им случалось плыть мимо картинки на лодке, бегать трусцой над ней и под ней, пускать друг в друга стрелы, стоя по разные стороны. Но принцип был неизменен — две очень непохожие фигуры и все более реалистичная, но все более загадочная «фотография» между ними.
Я часто вспоминал миссис О'Хара и ее «сыщика сути»: по нескольку месяцев обдумывая новую серию комиксов, я понимал, что ищу ответы на вселенские, хотя и частные, вопросы — вроде тех, что интересовали ее. Я не предлагал решений, но, судя по реакции зрителей и письмам, которые я получал, мои работы чаще попадали в цель, чем мимо.
Итак, вот кто я такой. «Скрепка» принесла мне зрелость, статус знаменитости и обеспеченность. Автор комиксов должен уметь изъясняться кратко и емко. Если можешь сказать тремя словами лучше или смешней, чем четырьмя, — отлично. Я мог бы сколько угодно болтать о том, как жил дальше, но дальше в моей жизни была лишь одна по-настоящему важная полоса, и началась она в тот день, когда я встретил Лили и Линкольна Ааронов. Так что тут я остановлюсь и дважды быстро «перемотаю» свою историю вперед: сначала — до тридцати восьми лет, а потом — до сорока пяти.
Представьте себе мужчину, направляющегося ко входу в Окружной музей Лос-Анджелеса. Он черноволос, коротко стрижен, носит пижонские очки в синей оправе, небрежно одет: брюки цвета хаки, старый серый свитер и дорогие кроссовки. Обычно он так одевается для работы дома — удобно и неярко. Вам кажется, что вы уже видели его раньше. И вы правы: о нем несколько раз писали в журналах. Но известность ему принесли не внешность или характер, а работа. Сам он думает, что похож на школьного учителя химии или продавца электронной аппаратуры, который свысока смотрит на покупателей.
Это произошло спустя три недели после его, то есть моего, тридцативосьмилетия. У меня была отличная работа, кое-какие деньги и не было девушки, что, впрочем, не слишком меня печалило. Оглядываясь назад, могу сказать, что в моей жизни то была пора спокойствия и успеха. Мне хотелось бы иметь жену и детей, которых я мог бы повести в музей, хотелось бы, чтобы «Скрепку» публиковало больше газет. Но и то и другое казалось вполне достижимым. Да, в то время исполнение всех моих желаний было не только возможно, но и вполне реально.
Ааронов я увидел почти сразу же, как вошел в здание. Женщина стояла ко мне спиной, и мне сперва показалось, что они брат и сестра. Оба невысокие, в джинсах и футболках. Лили, ростом примерно пять футов и два-три дюйма, была выше мальчика, но ненамного. Волосы она зачесала назад и стянула хвостом, как девочка. Они спорили. Лили говорила громче, чем ей казалось: ее голос, очень женственный и взрослый, ясно доносился до другого конца вестибюля, где стоял я.
— Нет. Сначала музей, потом ленч.
— Но я есть хочу!
— Очень жаль. Есть надо было раньше. Женщина повернулась, и я увидел, что она хороша собой, но у меня уже сложилось нелестное мнение: вот одна из тех претенциозных и поверхностных мамаш, что всюду таскают своих детей, приобщая их к «культуре» посредством тыканья носом, как нагадившего щенка в дерьмо. Я отвернулся и прошел на выставку.
У меня злое, порой грубое воображение. Возможно, без этого не станешь заниматься комиксами. Так или иначе, в тот день оно нарисовало мне картину: стерва-мамаша и голодный ребенок. Я не мог отделаться от воспоминания о хнычущем мальчике, о том, как женщина прикрыла глаза, когда громко отчитывала его. Почему просто не купить мальчишке хот-дог — он, как все дети, проглотит его за пару минут, — а потом уж идти на выставку? Я не слишком-то разбираюсь в вопросах воспитания, но у некоторых моих подружек были дети, и я с ними отлично ладил. Иногда даже лучше, чем их мамы. Мой опыт свидетельствовал, что ребенка надо водить как рыбу, попавшую на крючок. То чуть отпустить леску, то снова потихоньку выбирать. Ты знаешь, что ты хозяин положения; фокус в том, чтобы вываживать рыбу так, чтобы ей казалось, что все наоборот.
Этой выставки я ждал давно. Называлась она «Ксанад» и была посвящена фантастическим городам. Там были работы живописцев, архитекторов, дизайнеров… Даже нескольких рисовальщиков комиксов вроде Дейва Маккина, Массимо Йозы Гини и меня. Двумя днями раньше меня приглашали на торжественное открытие, но на открытии толком ничего не посмотришь, потому что вынужден толкаться в толпе сияющих хищниц и строящих глазки девиц, старающихся выглядеть невозмутимо, но при этом покрасоваться новыми платьями, посплетничать или присоседиться к какой-нибудь кинозвезде. А я любил не спеша бродить от картины к картине, делать для себя заметки и ни с кем не разговаривать.
