Он стоял, во все глаза глядя на постель. Сердце колотилось с тяжким грохотом.
Он в изнеможении опустился на кровать. Солнце только начинало подниматься из-за горизонта.
Целую неделю он спал, сидя в кресле. Наконец, не в силах больше обходиться без нормального ночного отдыха, он лег в кровать, полностью одетый. Он никогда уже не станет накрываться одеялом.
Пришел сон, без видений, полный тьмы.
Он не знал, во сколько проснулся. Рыдание застряло в горле. Он снова побывал в амбаре. Молнии сверкали в окне, дождь колотил по крыше.
Он в испуге шарил вокруг себя, но одеяла нигде не было. Руки безумно хлопали по воздуху.
Внезапно он посмотрел на окно. Если удастся его открыть, он сумеет вырваться на свободу! Он вытянул руку как можно дальше. Ближе. Ближе. Он почти достал. Еще чуть-чуть, и пальцы коснутся ручки окна.
— Джон.
От неожиданности он пробил рукой стекло. По тыльной стороне ладони потекла дождевая вода, запястье сильно саднило. Он выдернул руку обратно и с ужасом уставился в ту сторону, откуда раздался голос.
Нечто белое зашевелилось рядом, и чья-то теплая рука провела по его руке.
— Джон, — послышался голос. — Джон.
Он не мог говорить. Он размахивал руками как ненормальный, нашаривая одеяло. Но пальцев касался только ветер. Под ним был холодный деревянный пол.
Он подвывал от ужаса. Снова прозвучало его имя.
Потом вспыхнула молния, и он увидел, что рядом лежит его жена, она улыбалась ему.
Внезапно в руке оказался край одеяла, он потянул, и одеяло соскользнуло на пол.
Что-то пробежало по запястью, в руке ощущалась тупая боль.
Он поднялся и щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату.
Рука была залита кровью. Он вынул из запястья осколок стекла и уронил его на пол.
Все пальцы были в крови.
Он оторвал кусок простыни с кровати и кинулся в коридор, в ванную. Смыл кровь и плеснул йода на глубокий порез, затем перевязал. От жжения закружилась голова. В глаза затекали капли холодного пота.
Вошел кто-то из постояльцев. Джон сказал ему, что случайно порезался. Увидев кровь, тот побежал к телефону вызывать врача.
Джон сидел на краю ванны и наблюдал, как красные капли падают на кафельный пол.
Утром рану промыли и перевязали.
Врач с сомнением отнесся к его объяснениям. Джон сказал врачу, что порезался ножом, но нигде не было никакого ножа, зато кровавые отпечатки были на всех простынях и одеяле.
Ему было предписано сидеть дома и держать руку в покое.
Он почти весь день читал и думал о том, как мог порезаться во сне.
Его волновала мысль о ней. Она по-прежнему была прекрасна.
Воспоминания были такими живыми.
Они лежали в соломе, обнимали друг друга и прислушивались к шуму дождя. Он не мог вспомнить, о чем они тогда говорили.
Он не боялся, что она вернется. У него не было склонности к мистике. Она умерла, и ее похоронили.
У него просто какое-то расстройство мозга. Возрастной упадок умственных сил, которого он до последнего момента не замечал.
Затем он посмотрел на руку и увидел повязку.
Это все равно не ее вина. Она же не просила его выбивать стекло.
А что, если он сможет быть с ней в одном измерении, а деньги ее тратить в другом?
Его не оставляло беспокойство. Это действительно страшно. Запах сырой соломы и темнота, мыши и шум дождя, пронизывающий до костей холод.
Он придумал, что надо сделать.
Этим вечером он рано потушил свет. Встал перед кроватью на колени.
Сунул голову под одеяло. Если что-нибудь пойдет не так, ему просто надо будет побыстрее вытащить голову.
Он принялся ждать.
Скоро он ощутил запах сырой соломы, услышал шум дождя. И увидел ее. Он тихонько позвал ее по имени.
Послышался шорох. Теплая рука нежно провела по его щеке. Сначала он вздрогнул. Потом улыбнулся. Возникло ее лицо, она прикоснулась щекой к его щеке. Запах ее волос сводил с ума.
Слова затопили его разум.
«Джон. Мы навеки одно целое. Обещаешь? Никогда-никогда не расставаться? Если один из нас умрет, то другой будет ждать. Если я умру, ты подожди, и я найду способ вернуться. Я приду и заберу тебя с собой.
И вот теперь меня нет. Ты приготовил мне то питье, и я умерла. Но ты открыл окно, чтобы проветрить комнату. И вот я вернулась».
Его затрясло.
Голос ее сделался грубее, дыхание участилось, он слышал, как она скрипит зубами. Ее пальцы дотронулись до его лица. Пробежались по волосам и погладили по шее.
Он начал стонать. Попросил отпустить его. Ответа не последовало. Ее дыхание все учащалось. Он пытался отстраниться. Ноги отчетливо чувствовали пол его комнаты. Он из всех сил пытался вытащить голову из-под одеяла. Однако ее хватка была слишком сильна.
Она начала целовать его в губы. Рот ее был холодным, глаза широко раскрыты. Он смотрел в них, и его дыхание смешивалось с ее дыханием.
Затем она откинула голову назад, засмеялась, и молния сверкнула в окне. Дождь грохотал по крыше, мыши попискивали, лошадь топала, и амбар сотрясался. Ее пальцы впивались ему в шею. Он силился высвободиться, скрипел зубами, вырывался. Потом вдруг стало больно, и он покатился по полу.
Когда двумя днями позже в комнату зашла уборщица, он лежал все в той же позе. Руки широко раскинуты в засохшей луже крови, тело окоченевшее и скрюченное. Его головы так и не нашли.
