Но вот откуда он родом – недостойный кандидат Фенг не в состоянии ничего сообщить. Учитель иногда говорит, что его родина находится где-то на западе, однако это ясно и так. О том непреложно свидетельствуют и форма его глаз, и светлый цвет кожи, и даже произношение, весьма, впрочем, приличное, но несколько напоминающее речь черных священников, в год Лошади появившихся в наших краях.
Вы спрашиваете, какова вероятность участия Ши Же-Мэна в беспорядках, затеянных презренным монгольским вождем Темучином, временно, несомненно лишь временно, захватившим Пекин? Ничтожный Фенг имеет честь сообщить, что учителю доводилось посещать монгольский Каракорум, хотя из его описания этого города становится ясно, что был он там довольно давно. Ши Же-Мэн никогда не заявлял во всеуслышание, что восхищается Темучином или грабительской войной, развязанной против нас злобными северянами.
Кандидат Фенг почтительно напоминает высоким судьям, что находится в обучении у инородца уже более четырех лет, но его взаимоотношения с учителем остаются в границах вежливой сдержанности, хотя подчас ему кажется, что одиночество, каким веет от Ши Же-Мэна, далеко превосходит одиночество человека, вынужденного проживать на чужбине. Очевидно, Ши Же-Мэн как-то справляется с этим чувством, ибо никогда не выражал желания вступить в более тесные отношения ни с недостойным Фенгом, ни с кем-либо из остальных своих учеников.
Что же касается сути исследований Ши Же-Мэна, ваш смиренный слуга пока еще недостаточно подготовлен, чтобы считать себя вправе судить о них, однако он просит вас снизойти к его заключениям с учетом их заведомо низкого качества. Ши Же-Мэн проявляет себя великим искусником в любой алхимической области, далеко превосходя всех нам известных ученых. Его разум отличается проницательностью и остротой. Он не слишком увлекается получением опасных веществ, предпочитая возне с горючими порошками опыты по превращению обычных веществ в золото и драгоценные камни. Кроме того, вежливым настоянием гарнизонных властей ему вменено в обязанность изыскивать твердые сплавы для брони и оружия. То, что уже получено, одобрено высокопоставленным капитаном. Лао Ган-Ти и легко пробивает слоновью и крокодилову кожу. Капитан недавно имел с инородцем беседу, и, хотя ваш смиренный слуга при том не присутствовал, все же он может сделать предположение, о чем там шла речь. Недостойный Фенг выражает уверенность, что капитан Лао Ган-Ти поинтересовался, нет ли способа придать многослойным лукам еще большую упругость и мощность. Учитель ответил, что ему известен один древний секрет изготовления таких дальнобойных луков и что он готов озаботиться поисками подходящих материалов.
Что касается его личных пристрастий, то кандидат Фенг вынужден заявить, что совсем не похвально ученику вторгаться в частную жизнь учителя. Однако о кое-каких своих наблюдениях он охотно готов сообщить. Инородец проживает за старыми городскими стенами на просторной огороженной территории, одной стороной своей обращенной к таоистскому храму. Доверенного слугу своего, Ро-Гера, он вывез с запада, родовое же имя этого малого никому не известно. Помимо того, Ши Же-Мэн держит большой штат прислуги, с которой, по слухам, весьма хорошо обращается. Он имеет и трех наложниц, проживающих в отдельном крыле его дома. Говорят, они очень красивы, хотя ваш смиренный слуга может отметить, что чужие наложницы для людской молвы всегда таковы. Учитель живет на широкую ногу и частенько устраивает изысканные приемы, приглашая к себе наиболее уважаемых чиновников и ученых. Замечено, что в его поведении имеются странности, но необычности разного рода свойственны любым чужеземцам. Пожалуй, к наибольшей из его странностей следует отнести то, что он никогда не ест со своими гостями. Это в каком-то смысле кандидату Фенгу кажется удивительным, о чем он почтительно и докладывает высокому трибуналу.
В определенных кругах, о которых, несомненно, известно высоким судьям, ходят упорные слухи, будто бы в действительности Ши Же-Мэн – таоистский монах, посредством всяческих заклинаний преобразивший себя в ученого, дабы, внести сумятицу в университетскую жизнь. Несмотря на то, что учитель и впрямь чрезвычайно сведущ в алхимии – основном занятии достойных порицания таоистов, он твердо предан принципам Канга Фу-Цзы [1], полностью признает преимущества правильной жизни, личной честности и почитает родство.
Ваш смиренный, хотя и недостойный ни о чем справедливо судить слуга, убежден, что в бою он предпочел бы любому другому соратнику именно Ши Же-Мэна и что лучшего наставника для него лично нельзя и желать. Наихудшим в своем учителе ему видится тяга к работе с грубыми веществами; скорее, его можно обвинить в излишнем рвении к знаниям, чем в каких-то таоистских пристрастиях.
Написано собственноручно кандидатом Фетом по поручению высокого трибунала в надежде, что ему простится отсутствие утонченности в этом отчете».
Обычай требовал, чтобы она опустилась перед чиновником на колени.
– И в чем состоит суть вашего запроса, генерал Тьен? – спросил вкрадчиво чопорный старикашка.
– В незамедлительном военном содействии! – заявила она. – Боюсь, у возвышенного случился провал в памяти. Генералом был мой достойный отец. Меня же, как женщину, следует именовать поскромнее.
Ее отклик звучал оскорбительно, и Тьен Чи-Ю знала о том.
– Ваш достойный отец, пребывающий теперь в том царстве, где наши земные деяния оцениваются по достоинству нашими предками, конечно, испытывает отчаяние, сознавая, что его дочь ведет себя неподобающим образом,- хмурясь, сказал чиновник.- Просителю к лицу вежливость, а не грубость.
Тьен Чи-Ю с нарочитой поспешностью коснулась лбом пола.
– Ничтожная личность умоляет возвышенного не обращать внимания на ее нерасчетливую горячность, ибо она порождается беспокойством за судьбу опустошаемого монголами края!
Чиновник вздохнул. Он рассмотрел в это утро восемь прошений, и в каждом из них императора умоляли о помощи.
– Носящий имперское желтое постоянно печется обо всех своих подданных. Недозволительная дерзость считать, что ему не известно о затруднениях, испытываемых пограничными жителями, и непочтительно подозревать его в принятии неверных решений.
– Разумеется. Как могла так забыться ничтожная личность? – произнесла с горькой иронией Тьен Чи-Ю.- Однако когда наши деревни горят, а людей рубят в куски, нельзя не предположить, что наш государственный аппарат временно занят какими-то другими вопросами.
