— Упоминал.
Молодой человек усмехнулся.
— Если ты полагаешь, что насиловать эмоционально несовершеннолетних существ — это нормально...
— Господи. — Катя закрыла лицо руками. — Конечно же, я так не думаю. Я не знаю, не знаю, что сказать и как это принять... — Неожиданно для себя, она пристально посмотрела в яркие зеленые глаза и выпалила: — Вильям, он убил у меня на глазах девочку, отец которой построил в историческом центре какое-то стеклянное здание. Я умоляла его пощадить ее, но он... он...
Она сама не поняла как, но в следующий миг оказалась в крепких объятиях. Вильям гладил ее по волосам, шептал что-то утешающее, а ей к глазам подкатили острые осколки непролитых слез. Хотелось плакать, но она не могла, и тяжесть, точно свинцовые пластины, одна за другой оседали в сердце.
Когда девушка почувствовала на щеке горячее дыхание, она резко отпрянула.
Вильям отодвинулся.
— Прости. Подло с моей стороны пользоваться отсутствием Лайонела, но так трудно находиться с тобой рядом и... — Он нервно рассмеялся. — Мне все наивно кажется, ты откроешь для себя мир моего брата и передумаешь.
Катя поднялась и отошла подальше.
— Я на грани, Вильям, чтобы сдаться. И боюсь, еще одного открытия о нем просто не переживу. Мне страшно, когда я думаю, что он никогда не вернется... а еще страшно при мысли, что вернется, но я не смогу принять его. Любовь к нему — это бесконечная боль.
Девушка посмотрела на Вильяма, но тот сидел низко опустив голову. А ей так хотелось выговориться, услышать что-то...
— Ты справишься, — глухо произнес молодой человек и внутри у нее — в животе огромный огненный шар сжался до размера маленького подшипника. Именно этих слов она ждала. И в который раз ее поразила чуткость Вильяма.
А он поднялся и шагнул к двери.
— Мой брат вернется и все станет на свои места.
«Если вернется», — мысленно произнесла Катя.
* * *
За шиворот попадали холодные капли с крыш, по водостокам текла вода, асфальт блестел в свете фонарей.
Вильям брел вдоль дома, глядя себе под ноги. С той ночи, когда он перешел грань дозволенного, пронеслось два дня, но перед глазами по-прежнему стояло лицо с серыми дождливыми глазами. А под пальцами все еще ощущалось тепло кудрявых волос и нежность кожи.
Ничего более нереального, чем попытаться увести девушку у брата, придумать было невозможно. Лайонел завоевывал женские сердца раз и навсегда. Но, кажется, сердце своей последней жертвы он честно обменял на свое собственное.
Молодой человек поддел носком ботинка камешек. В памяти всплыло лицо брата, когда тот просил позаботиться о Кате. Вильям мог бы поклясться, брат хотел ему сказать, чтобы не смел пользоваться ситуацией. Холодные ледяные глаза впервые горели от ревности. Только что-то помешало Лайонелу высказать вслух свои опасения. Может, гордыня, а может...
— Слепой идиот! — неожиданно проорал кто-то визгливо над самым ухом.
Вильям резко вскинул голову.
Девица в расстегнутой косухе с высоким черным хвостом выдернула ногу из-под его ботинка и, продолжая бурчать под нос ругательства, принялась рыться в карманах.
Молодой человек, давно отвыкший, что люди вот так наталкиваются на него, некоторое время растерянно наблюдал за резкими, раздраженными движениями незнакомки. А когда та наградила его полным негодования и злости взглядом поразительно синих глаз, спохватился, вынул из кармана белый платок и протянул ей.
Девица вместо благодарности презрительно скривилась и вырвала у него из рук платок. Нагнулась, вытерла носок сапога, бросила испачканный ком на асфальт и пошла прочь.
Вильям озадаченно постоял на месте, раздумывая, что могло значить такое пренебрежительное поведение человека. Но так ни до чего не додумавшись, пошел дальше.
Спустя пять минут он добрался до конца улицы, прошел наискосок через сквер с памятником Кирову и вошел в Парк имени девятого января с главного входа, украшенного с обеих сторон высокими постройками из красного кирпича. От них тянулась кирпичная изгородь с красивой черной чугунной решеткой сверху.
Из пяти аллей, ведущих в разные стороны, молодой человек выбрал центральную, с белеющими свежей краской скамейками и урнами по правую сторону.
В конце дорожки его уже ждали. Одинокий фонарный столб в конце аллеи, опустив белый плафон, точно голову, возвышался над низкими кустиками. Свет падал на черную ограду почти у самой земли, лужу с втоптанными в грязь прошлогодними листьями и темную фигуру, сидящую на скамейке.
— Не очень-то ты спешил. — Георгий, одетый в серое пальто, поднялся и вышел на свет.
Во всем парке, кроме них двоих, никого не было.
— Я задержался, — пробормотал Вильям и, немного подумав, спросил: — Что бы могло значить, если человек не чувствует исходящей от вампира опасности?
Если друг Лайонела и удивился вопросу, виду не подал и спокойно ответил:
— Редкость, но бывает. Зачастую, это люди с отсутствующим инстинктом самосохранения. Впрочем, даже они нас боятся, возможно, им просто требуется больше времени для осознания страха. — Георгий насмешливо улыбнулся, уточнив: — Но ведь ты позвал меня не для этого?
— Нет. — Вильям глубоко вздохнул.
— Не томи, — поморщился Георгий, буркнув: — Думаешь ты все не о том!
— Из Тартаруса пришло послание.
Георгий изменился в лице, гy6ы сомкнулись плотнее, четко определились скулы, нос как будто заострился, а глаза вспыхнули.
Вильям ждал какого угодно вопроса, но только не того, что задал друг Лайонела:
— Как девочка?
— Катя? Пока не знает, — молодой человек повел плечом. — Я не могу ей сказать, она так его ждет.
— Ты открыл послание?
— Нет.
Георгий удовлетворенно кивнул.
— Я должен ее увидеть!
Вильям нахмурился.
— Ты не можешь ей сказать! Неизвестно, что в послании, если новости плохие, нужно дать ей время, чтобы...
— Что? — Георгий снисходительно улыбнулся. — Дать ей время забыть его? Ты правда веришь, что это возможно?
— Ей будет больно, — тихо промолвил Вильям.
Георгий посмотрел на него в упор.
— А тебе?
Молодой человек покачал головой.
— Не знаю. Я не осознал еще. Лайонел боец, я верю, он выпутается. А если нет... — Голос его дрогнул и он осекся.
Георгий понимающе кивнул и, отступая на шаг, так, чтобы не угодить до блеска начищенным ботинком в грязь, пообещал:
— Я не скажу ей.
Глава 7
Зеркальные глаза ягуара
Катя кружилась по кабинету Лайонела, держа руки в воздухе так, словно обнимает партера по танцу. В голове играл Штраус — вальс «Голубой Дунай» и ей нестерпимо хотелось танцевать.
Вильям, оторвавшись от бумаг, с улыбкой посмотрел на нее и сказал:
— Я скоро освобожусь и поедем.
Девушка счастливо засмеялась. Со дня ухода Лайонела, она впервые чувствовала себя легко и беззаботно. Даже мысль, что вскоре ей предстоит увидеть Анжелику, ее противного паука и остальных недоброжелательно настроенных вампиров, почти не беспокоила. Собственно, как и предстоящий прием, устраиваемый сестрами Кондратьевыми.
Девушка расправила пышный подол своего кремового наряда, провела пальцами по нитке жемчуга на шее и опустилась в кресло.
— Ксана меня так сильно затянула в корсет, — пожаловалась она, протягивая руку к личной печати Лайонела — золотой статуэтке ягуара. — Я ей не нравлюсь.
— Ксане? — изумился молодой человек. — Что ты, она самое добродушное существо на свете!
Катя задумчиво покивала.
— Ага, похоже, и Лайонел в это верит. — И резко сменила тему: — А почему ягуар?
Вильям косо посмотрел на печать у нее в руках.
— Ягуар с зеркальными глазами — хозяин перекрестных дорог загробного мира. Это главный дар Лайонела. Не думала же ты, что он держит в страхе своих подданных лишь умением выходить на солнце?
— Он мне не рассказывал, — огорчилась Катя. — Я знаю лишь, что он немного владеет гипнозом и способен принимать обличье тех животных и людей, чьей крови выпьет.
