— Они будут украшением нашей выставки!
— Рад был помочь, — сказал Киллиан. — Но я сгораю от нетерпения, так мне хочется услышать твое мнение о нашем поместье. Это ведь действительно очень старый дом, буквально пропитанный историей. А если тебе что-нибудь понадобится, звони без колебаний. — Он недоуменно посмотрел на деревянный почтовый ящик, который Ингрид привесила на стойку «Для библиотечных пожертвований». — Что это?
Она объяснила сложившуюся ситуацию — нехватка денег в городском бюджете, печальная судьба библиотеки, которую скоро решит совет Нортгемптона.
Киллиан нахмурился:
— С помощью ящика вы денег не соберете. Ты, Ингрид, и сама знаешь, что тебе следует сделать. Заставь их заплатить за то, что только ты можешь дать.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — немного смутилась она. — А за чертежи — еще раз спасибо. — Киллиан лучезарно улыбнулся. Но он поступил очень мило, решила Ингрид. Сам заехал и привез «синьки», хотя она его, конечно, не просила. И потом, он настолько искренне интересовался делами библиотеки, словно его и впрямь беспокоит ее будущее…
— Всегда пожалуйста, — произнес Киллиан, махнув рукой на прощанье. — Ладно, мне пора. Увидимся на городской вечеринке в субботу? — В ближайшие выходные благотворительные учреждения устраивали день сбора пожертвований на содержание больниц — обычный летний праздник в «сельском стиле» со стогами сена и танцами на площади.
Ингрид покачала головой. Фрейя с наслаждением участвовала в подобных мероприятиях, а Ингрид предпочитала в такие дни сидеть дома, вязать, читать и слушать любимые песни на старом проигрывателе. Если она и осмеливалась выбираться «из укрытия», то обычно с Хадсоном. Например, они, как две клуши-домоседки, отправлялись смотреть вновь вошедшие в моду фильмы Трюффо.
— Я не пойду, а Фрейя, скорее всего, там будет. — Ингрид заметила, как приосанился Киллиан при одном упоминании о сестре.
— Правда?
Ингрид кивнула и спросила:
— Выходит, ты остаешься в Нортгемптоне? На все лето?
— Думаю, да. Посмотрю, чем я мог бы заняться. — Киллиан подмигнул ей: — Не тревожься. Я буду хорошо себя вести.
— Значит, мы с тобой еще не раз увидимся.
Они весело распрощались, и спустя миг от рева «Харлея» в окнах библиотеки зазвенели стекла.
Когда Ингрид вернулась с чертежами в кабинет, Хадсон с нетерпением ее дожидался, выразительно скрестив руки на груди.
— Ну?
— Что — ну?
— Молодой красавчик пригласил тебя на свидание? Или вы просто обменялись номерами телефонов? — И Хадсон нарисовал в воздухе несколько закорючек. — Я полагаю, тебе предстоит «незабываемый» разговор по мобильнику, во время которого ты его пошлешь куда подальше? — Губы его дрогнули в усмешке. Порой тридцатилетний Хадсон вел себя так, словно завтра ему исполнится восемьдесят, настолько неверно он воспринимал то, что называл «языком современной молодежи».
— Нет! — Ингрид презрительно наморщила носик. — Разумеется, никаких свиданий! Он завез чертежи «Светлого Рая». Для нашей выставки. — И она показала Хадсону прижатую к груди тубу с «синьками». — Кроме того, для меня он чересчур молод.
— Ах, боже мой, — разочарованно вздохнул Хадсон, — quel dommage.[9] Ты выглядела такой возбужденной! Мне даже показалось, что у тебя, наконец, появился ухажер. — Он отвернулся от Ингрид и принялся рыться в ящиках каталога. Хадсону поручили весьма неблагодарную и нудную работу — перенести всю собранную на карточках информацию в компьютер. После многолетнего сопротивления библиотечная система решила перейти на цифровое обслуживание. Вскоре Хадсон застучал по клавиатуре, время от времени прерываясь и в поисках нужных сведений водя по карточке тонким изящным пальцем.
Ингрид только головой покачала и проверила, как поживает чертеж, находившийся «под паром». Затем положила распрямляться принесенные Гарднером «синьки». Выставку назначили на конец августа — она должна была стать частью гала-вечера, который библиотека обычно устраивала, завершая летний сезон. Собранные средства станут, видимо, их последним «ура» в битве с советом. Возможно, вырученной суммы хватит, чтобы хоть отсрочить переезд, если уж на то пошло.
А Кэтлин Паркер, сидевшая за соседним с Хадсоном столом, притворялась, что не слышит их разговора. В отличие от остальных, Кэтлин особой любви к книгам явно не испытывала, да и планы старинных зданий были ей совершенно безразличны. Она попала сюда совершенно случайно, оказалась приятной, милой и никогда не сплетничала. Хорошенькая воспитательница детсада. Ингрид очень хотела бы ее полюбить — ведь все ее достоинства были налицо, — но ничего не могла с собой поделать. Она находила Кэтлин довольно тупой и весьма скучной. И потом, эта девица была чрезмерно мила со всеми. Она позволяла посетителям брать с собой редкие книги, которые выносить из хранилища категорически запрещалось, и ни разу ни у кого не взяла штраф за просроченный платеж. Подобные вещи порой выводили Ингрид из себя.
Все трое некоторое время работали молча, а потом Хадсон вдруг пропел:
— Ну, ты ее уже видела?
— Кого? — ошалело переспросила Ингрид.
— Нашу Стиви Никс.[10]
— Ты о чем?
И как раз в эту минуту в кабинет вошла Табита. Ее длинные волосы струились по спине. На ней были свободный топ и юбка в пол, а сверху некое подобие кафтана — изящно задрапированный просторный кардиган. В целом наряд напоминал одеяния шикарных хиппи семидесятых годов, расположившихся где-нибудь на морском берегу.
Хадсон, разумеется, начал мурлыкать себе под нос соответствующую песенку тех лет, но не выдержал и сдавленно хихикнул. Кэтлин подняла глаза от компьютера.
— Что тут смешного? — спросила она, заметив, что Ингрид также широко улыбается. — Я не понимаю…
— Просто им показалось, что я выгляжу… немного необычно, — пояснила Табита, со смущенным видом усаживаясь за свой стол.
— Ничего подобного! Ты выглядишь замечательно, честное слово! — горячо возразила Ингрид. Даже не нужно было рисовать на полу пентаграмму, чтобы увидеть — от жутковатой серебристой «опухоли» не осталось и следа. Ее подруга прямо-таки источала здоровье и счастье. До чего же просто! Стоило развязать те узлы, и все получилось. Ингрид ощущала, как магия действует во всем теле Табиты и создает вокруг женщины сияющую ауру, открывает чакры, наполняет светом и воздухом все существо, готовит дух и плоть к созданию новой жизни. Ингрид не сомневалась — не пройдет и недели, и Табита зачнет дитя.
