Ознакомительная версия.
– Что это лишь позитивно воспринимаемое событие в результате стечения обстоятельств. Ты понимаешь, что исходя из этого, ты можешь радоваться практически всему?
– Если события положительного характера, то да – могу. Но если я, к примеру, сломаю палец, то вряд ли буду преисполнена ликования, что не сломала всю руку. Хотя другой скажет: «Повезло».
Олден убрал свою ладонь и отклонился.
– Ади, дорогая, я всего лишь хочу сказать, что не события управляют тобой, хотя порой они складываются таким образом, что очень сложно сделать свой выбор.
Они ненадолго замолчали, уже с неохотой попивая скотч. У ворот № 6 выстроилась огромная, как обычно, очередь, так что ни Адель, ни Олден не стремились в нее пока вливаться. Тем более что в самолет не пропускали, не смотря на то, что посадка была уже объявлена. Такое происходит сплошь и рядом – необходимая порция командировочных унижений и неудобств.
– Знаешь, что я думаю? – сказала Адель, и Олден кивнул. – Ты, как и большинство, не воспринимаешь меня всерьез. Ты думаешь, что я слишком много себе надумала. И вместо того, чтобы попусту выпендриваться, мне надо найти работу и сидеть в офисе с утра до ночи. – вздохнула Адель. – Не знаю, может, так и надо сделать…. А вдруг попрёт?..
Олден пренебрежительно хмыкнул.
– Не помню, чтобы делал какие-то намеки, и не помню, чтобы ты была телепаткой. Напротив, я считаю, что тебе нужно подождать и хорошенько всё обдумать.
– Олден… – она взволновано посмотрела на него. – А что если я буду думать еще лет десять? Или ждать всю жизнь, пока она будет проходить мимо? Что если, умирая, я буду мучиться от сожалений так сильно, что ты и представить себе не можешь? Что тогда?
– Тогда? – тот задумался. – Тогда ты просто умрешь.
– О! – криво ухмыльнулась Адель. – Ты такой милый….
– Такова правда. Тебе не перед кем отчитываться. Проживешь, как проживешь, а затем умрешь.
– А в Бога ты, конечно же, не веришь, раз говоришь такое?
– В Бога? – с издевкой переспросил тот и залпом допил свой стакан. – Я сейчас.
Он взял свою трость и пошел в направление туалетов. На его лице застыло выражение неприязни, и это была никакая не маска. Адель наморщила лоб, словно бы заметила что-то не увязывающееся с образом человека, которого так хорошо знала, а потом отмахнулась.
Олден оставил свой бумажник на столе – забыл, наверное, убрать, когда расплачивался. Трезвой Адель ни за что бы, конечно, не осмелилась, но сейчас…. Ведь в бумажниках обычно хранят какие-то фотографии? Было бы интересно посмотреть на кого-то по-настоящему значимого для Олдена. Она смело взяла его в руку и раскрыла – бинго – миловидная девушка приблизительно двадцати лет пронзительно смотрела на нее с маленького цветного фото три на четыре. Ее красота не казалось яркой, но она, определенно, завораживала, словно каждой своей клеточкой эта девушка излучала сияние. Она была похожа на нежного ангела.
На полпути обратно Олден сбавил шаг, увидев свой бумажник в руках Адель, и сел за столик, пристально на нее таращась. Посмотрев в ответ, она не увидела в его больших карих глазах никакого осуждения, поэтому улыбнулась.
– Это ведь твоя жена? Такая молоденькая! А есть фото сына?
– Положи там, где взяла… – расщепляя каждое слово, молвил Олден.
Адель, опешив, подняла на него глаза и рассмотрела то, что сперва приняла за спокойствие. Олден был в ярости. Не той, что заставляет скулы ходить ходуном или охватывает щеки нездоровым румянцем. Казалось, что на его лице не напряжена ни одна мышца, хотя это лишь обман. Такого Олдена Адель еще не видела, и дай Господи никогда больше не увидеть.
– О Боже… – охнула она и положила бумажник на место. – Прости-прости-прости! Мне ужасно стыдно! – она накрыла его ладонь своей. – Ты простишь меня?
Тот тряхнул головой и снова стал прежним Олденом.
– Не бери в голову. Не знаю, что на меня нашло.
– Фу, слава Богу… – выдохнула с облегчением Адель. – У тебя было такое лицо, я думала мне крышка.
Олден безразлично отмахнулся и убрал свой бумажник внутрь пиджака.
– Пойдем, а то самолет улетит без нас.
Они надолго замолчали. Все эти сопряжённые с полетом инстанции мало располагают к задушевным беседам, да и хорошо, что они не разговаривали – надо было как-то переварить произошедший эпизод, ведь на минуту Олден превратился в совершенно другого человека. Того, кого боятся. Кого надо бояться… потому что он реально опасен.
Олден и сам ругал себя изо всех сил сейчас. Он не должен был так реагировать, но безумие подкралось к нему так быстро. Теперь он не мог пройти мимо ни одного зеркала или витрины, не выискивая происходящие с ним изменения. Акцент? К концу полета Адель и вовсе перестанет его понимать. Тембр, манера, движения – менялось абсолютно всё. Раньше его голос казался спокойным и мягким, каким-то гипнотизирующим и таинственным, а манера излагать всегда оставляла легкую недосказанность, загадывала загадку. А что теперь? Его застарелый образ методично сливался в унитаз. Немного дерганый, но ужасно милый, словно молодой пес. За такого всё время хочется заступиться – не дай бог кто обидит. Таким он был в юности, когда за спиной всегда стояли четверо больше-чем-друзей и любимый отец, которого Олден боготворил.
Дав столько советов Адель о том, что делать дальше, он и сам почувствовал себя на очередном перепутье. Он больше не был уверен в том, чем хочет заниматься, хотя с его-то сбережениями, он мог позволить себе всё, что заблагорассудится или вообще больше ничего не делать. Мог запросто найти Джулиану, хотя… вряд ли он когда-нибудь позволит себе влюбиться. Вряд ли он вообще серьезно относился к чувствам девушки. Она ведь молодая – остынет и найдет кого-то помоложе, да и попроще. Можно было бы взять с собой Адель, помочь ей достичь успеха, например, но имелось у нее одно чрезвычайно опасное качество – она умела пролезть человеку в душу и выведать все его секреты. Олден не сомневался, что если ей дать еще месяц, то она вывернет и его наизнанку.
Зачем вообще человек хранит секреты о своем прошлом? Чтобы никто не узнал, как тот ужасен? Какие отвратительные поступки совершал? Просто порой секреты разрушают отношения между двумя. Стоит ли говорить, что они так же стирают носителя изнутри? Они, как инородные предметы, срок годности которых очень давно истек, дав старт неизбежному сепсису. Что страшного в том, чтобы признаться, что ты любил и совершал ошибки, порою даже выглядел глупо? Это ведь не показатель слабости, а скорей человечности. Ну да, конечно, Олден не просто совершил ошибку, он убил… но отнюдь не это было основополагающим его великой тайны, впоследствии перекроившей всю его личность, а то, что произошло дальше из-за этого убийства. Включая Дэвида Шамуэя, Олден убил восьмерых – семеро из которых являлись для него не только семьей, но целым миром. Его миром – всем, что он когда-либо любил. И Олден ни при каких обстоятельствах не хотел бы испытать снова даже самую крохотную, едва осязаемую частицу того, что пережил тогда.
Ознакомительная версия.
