Она заглянула в первый отсек, но там никого не было; на столе прибрано, жалюзи опущены. Второй тоже пустовал. Третий и запахом, и видом напоминал музейное хранилище. В углах стояли связки копий и стрел; под столами и на шкафу Стелла увидела топорики, маски и барабаны; на большом грязном столе лежали круглые, гладкие камни, которыми, вероятно, придавливали разлетавшиеся от сквозняка листы бумаги.
За маленьким столом в углу сидел папуас. Он закончил печатать и теперь изучал хрестоматию для детей младшего школьного возраста.
Он отличался от других папуасов, которых видела Стелла. На нем были шорты цвета хаки и рубашка, и Стелла почувствовала себя непринужденно, словно попала в привычное место. Волосы его были зачесаны на косой пробор и подстрижены как у белых людей, только один густой локон был длиннее других и выдавался вперед, словно кокарда. Кожа светло-бронзового оттенка, красивое лицо. Оно было не похоже ни на плоские черты мекео, ни на носатое, семитского типа лицо одного темнокожего туземца, попавшегося ей на глаза в городе. Папуас напоминал, скорее, жителя южной Европы. Вот только запястья были тонковаты, а темные пальцы слишком длинны. На нем были сандалии и часы, он курил сигарету. Едва увидев Стеллу, он вскочил на ноги.
— Добрый день, — сказал он. — Вам нужен мистер Найал?
Его вопрос показался ей странным, потому что Тревор Найал в это время играл в гольф. Хлопая глазами, Стелла озадаченно смотрела на туземца.
— Его нет, — продолжал тот. — Я здесь один.
— Я пришла не к нему. — Она оглядела комнату. — Может быть, вы сумеете мне помочь.
— Присядете? — Он пододвинул стул, приглашая ее сесть, и отступил на шаг.
Стелла села. Никто не говорил ей, как вести себя с папуасами, но, по крайней мере, она не нервничала. Она спросила себя, почему он не садится, а продолжает почтительно стоять перед ней.
— Давно вы здесь?
— Давно. Я работаю в государственных учреждениях с детства.
Она не испытывала неловкости, а он чувствовал себя стесненно. Он говорил с ней как вежливый мальчик со взрослым.
— Как вас зовут?
— Хитоло, синабада.
Она впервые слышала это имя.
— Возможно… — начала она.
— Я проработал здесь дольше всех, — сказал он и широко улыбнулся, потому что ей наверняка было приятно это слышать.
— Возможно, вы знали моего мужа, мистера Уорвика.
— Да. — Хитоло улыбнулся еще шире. — Я хорошо его знал. Я служил под его началом и повсюду сопровождал его. Это был замечательный человек. Он был на моей свадьбе — мы венчались в церкви, моя жена была в белом платье и фате, — сидел во главе стола и произнес речь. — Он помолчал, а потом радостно заявил: — Мы ели сэндвичи!
При этих словах она почувствовала, насколько он отличается от белых людей, и взглянула на его руки, выдающие расовую принадлежность.
— Я жена мистера Уорвика, — сказала она. Кажется, папуас еще этого не понял.
— Очень приятно. Рад нашему знакомству. — Продолжая улыбаться, он протянул ей руку.
Она пожала странные влажные пальцы.
— Может быть, вы скажете мне, где я могу найти человека по имени Серева?
Он не ответил, продолжая с улыбкой смотреть на нее. Стелла вглядывалась в лицо папуаса, и ей показалось, что, хотя губы его улыбались, на душе стало погано. Глаза Хитоло утратили всякое выражение; с таким же успехом она могла смотреть на человеческий череп. Уголки губ опустились, черты застыли. Он резко повернул голову, и она увидела его профиль. Хитоло смотрел куда-то назад.
Стелла не могла понять, что означает этот жест. Может быть, он отвернулся, думая, что она его ударит, или же ему вдруг стало неприятно смотреть на ее лицо.
— Вы знаете его? — Неподвижность Хитоло насторожила ее. Потом из приемной раздался голос:
— Хитоло! С кем это ты разговариваешь?
Хитоло не отвечал. Он боялся шелохнуться. В коридоре послышались шаги, и из-за перегородки появился человек, с которым Стелла надеялась никогда не встречаться, человек, которого она приняла вчера за Тревора Найала.
Хитоло зашевелился. Он повернул голову, моргнул, и на лице его появилось спокойное, выжидающее выражение.
— О чем вы говорите с этим парнем?
Стелла с вызовом встретила враждебный взгляд. Вновь столкнувшись с этим человеком, она испытала необычное возбуждение. Она ненавидела его той же сладостной ненавистью, какой ненавидела Джоба. Она смотрела прямо в его опоясанные темными кругами глаза, увеличенные стеклами очков, и сердце ее колотилось. Со смешанным чувством гнева и омерзения она приготовилась защищаться.
— Я спрашивала его, где найти Сереву, — сказала она.
Какое-то время он молчал. Потом сказал:
— Серева умер. — Его голос звучал сухо и равнодушно.
— Умер! — прошептала она. Те, кто потерял близкого человека, воспринимают любую смерть, даже смерть незнакомца, как нечто личное, некий отголосок собственной трагедии.
— Хитоло не любит говорить об этом. Он видел, как это произошло, и, я уверен, он потрясен. Они были братьями.
Она посмотрела на Хитоло, который казался совершенно спокойным. Но теперь ей стало ясно, что этот жест — вскинутая и повернутая в профиль голова — был знаком горя.
— Когда это случилось?
— Зачем вам это знать?
Стелла удивленно смотрела на него.
Он пожал плечами, взял со стола камень и взвесил его на ладони, глядя на него, будто на кристалл.
— Полагаю, вы все равно узнаете об этом и раздуете из мухи слона. Он умер в поле на глазах у вашего мужа.
— В поле?
— Здесь так говорят, это значит не дома. Ваш муж отправился в долину Бава. Серева, как всегда, его сопровождал и умер на обратном пути, прежде чем они добрались до базы в Каирипи.
Стелла почувствовала, что она на верном пути, глаза ее заблестели.
— От чего он умер?
— Трудно сказать. Там не было врача. — Он положил камень на стол и посмотрел ей в лицо. — С ним случился внезапный приступ, и через несколько часов он умер в страшных мучениях. Не думал, что вам доставит удовольствие копаться в подробностях чьей-то смерти, — тихо добавил он.
Стелла сердито сказала:
— Удовольствие! Да как можно…
— Вижу, — с горечью проговорил он, — вам это только на руку. Вы думаете, это поможет вам обнаружить причину, которой вы упрямо желаете дознаться, причину самоубийства вашего мужа. Этот факт еще больше распаляет ваше безумное воображение.
Она забыла о данном Тревору Найалу обещании и холодно заявила:
— Мой муж не покончил с собой.
Он безнадежно воздел руки к небу, потом уронил их.
— Ах! Вот, значит, как! — Он отвернулся, плечи его поникли, рука принялась слепо ощупывать стол. Глаза следили за рукой. Огладив круглые гладкие камни, пальцы потянулись к маленькому черному кокосовому ореху, покрытому белой резьбой. Он взял орех и принялся, мигая, разглядывать его, потом, будто пробуждаясь от задумчивости, перевернул другой стороной и еще с минуту пристально смотрел на него.