«Они увидят сами, когда я скажу им, что выхожу из игры. Убедятся, что у меня слово с делом не расходится».
Он уронил полоску на пол и принялся за следующую. Важно было отрывать их медленно. Так же важно было, чтобы они были как можно уже. Но сделать их слишком узкими было нельзя, поскольку они обрывались на середине. Для того, чтобы сделать каждую полоску ровной, нужно было иметь хороший глазомер и твердые руки.
«А я обладаю и тем и другим. Советую проверить. Очень советую.
Рррип.
Может быть, придется убить пилота».
Его пальцы замерли на половине листа. Посмотрел в иллюминатор и увидел собственное отражение на фоне черноты — бледное длинное лицо.
«Возможно, мне придется убить и англичанина».
Крэг Туми никого в своей жизни не убивал. Способен ли он совершить такое? С чувством растущего облегчения решил, что способен. Конечно, не во время полета. Англичанин был слишком ловок и силен. К тому же здесь уж точно не было подходящего оружия. Но когда они приземлятся?..
«Да. Тогда, если придется», — да.
В конце концов конференция была рассчитана на три дня. Сейчас становилось ясно, что его опоздание было неизбежным, но он хотя бы сможет объяснить: его усыпили и взяли в заложники — какое-то правительственное агентство. Это их шокирует. Даже представил себе их потрясенные лица, когда он выступит перед ними. Триста банкиров со всей страны, собравшиеся, чтобы обсудить заклады и долги, — а вместо этого услышат грязную правду о том, на что пошло правительство.
«Друзья мои, я был похищен, — ррррииип, — и мне удалось спастись, только когда я… — рррииип.
Если мне придется это сделать, я могу убить их обоих. Фактически я могу убить их всех».
Пальцы Крэга Туми снова задвигались. Он закончил отрывать полоску, бросил ее на пол и приступил к следующей. В журнале было полно страниц, и много полосок получалось из каждой страницы, а это означало, что работы хватит до того, как самолет приземлится. Он ни о чем не беспокоился.
Крэг Туми был из тех, для кого не было ничего невозможного.
Лорел Стивенсон не стала засыпать, а погрузилась в состояние легкой полудремоты. Ее мысли, которые в этой полудреме напоминали сны, вернулись к вопросу: зачем она на самом деле летела в Бостон?
Мне предстоит мой первый настоящий отпуск за десять лет, — сказала она, но это было ложью. Маленькое зернышко присутствовало, но она и сама сомневалась, что ее заявление прозвучало правдоподобно. Она была воспитана говорить правду, а потому соврала явно неумело. Хотя в то же время понимала, что вряд ли кому-либо из пассажиров рейса № 29 было до этого дело. Во всяком случае, не в нынешней ситуации. Тот факт, что она летела в Бостон, чтобы встретиться и наверняка переспать с человеком, которого прежде не знала, бледнел по сравнению с тем, что она летела на восток в самолете, большинство пассажиров которого и экипаж исчезли.
«Дорогая Лорел,
Я с таким нетерпением жду нашей встречи. Тебе даже не придется сверять мою внешность с фотографией, когда выйдешь из самолета. Во мне все трепещет от радости, и все, что тебе понадобится, это поискать взглядом парня, который парит где-нибудь под потолком…»
Его звали Даррен Кросби.
Ей не было нужды рассматривать его фотографию — это было верно. Запомнила его лицо, как и большинство писем. Оставался вопрос: зачем? На этот вопрос у нее ответа не было. Даже намека на ответ. Только подтверждалось высказывание Толкиена: тебе следует быть осторожным каждый раз, как выходишь за порог своего дома, ибо за ним лежит дорога, и дорога эта ведет только вперед. Если не будешь осторожен, окажешься… ну, в общем… просто пропадешь — незнакомец в чужой стране, не знающий, как он туда попал.
Лорел всем сказала, куда она отправляется, но никому не объяснила, зачем туда отправлялась и чем сама занималась. Она была выпускницей Калифорнийского университета, библиотечным специалистом. Хотя в манекенщицы она не годилась, но фигура и внешность ее были вполне симпатичными. У нее был свой узкий круг друзей, которых наверняка поразил бы ее поступок: отправиться в Бостон, решиться остаться с человеком, которого знала только по переписке, с человеком, которого встретила в журнале, в популярной рубрике «Друзья и возлюбленные».
Да она и сама была поражена этим.
Даррен Кросби имел рост шесть футов один дюйм, весил сто восемьдесят фунтов, глаза — темно-голубые. Предпочитал виски «Скотч» (но немного), имел кота по кличке Стенли, никаких сексуальных вывихов, истинный джентльмен (каковым себя считал). Для него Лорел — самое прекрасное в мире имя. Фотоснимок, который он прислал, изображал мужчину с приятным открытым и умным лицом. Она предположила, что он принадлежит к тому сорту мужчин, которые обретают зловещий облик, если не бреются дважды в день. Вот и все, что ей было известно.
За пять лет Лорел поддерживала переписку с шестью мужчинами. Полагала, что это всего лишь хобби, но никак не ожидала, что предпримет в итоге такой шаг.
Она полагала, что частью привлекательности этого человека было его чувство юмора, безжалостного и к самому себе. В то же время понимала, что подлинная причина лежит в ней, а не в нем. Разве не привлекательной была эта ее неспособность понять собственные порывы, не свойственные ее же характеру? Взять и полететь в неведомое, надеясь, что ударит именно та молния, какая ей нужна.
«Что ты делаешь?» — снова спрашивала она себя.
Самолет короткое время затрясло в турбулентном потоке, но тут же все прекратилось. Лорел заворочалась в своей полудреме, подняла голову и осмотрелась. Увидела девушку, которая заняла место поблизости от нее. Она смотрела в иллюминатор.
— Что там видно? — спросила Лорел. — Что-нибудь видно?
— Солнце восходит, — ответила девушка. — Больше ничего.
— А что там на земле? — Лорел не хотелось подниматься и самой смотреть в иллюминатор. Голова Дайны все еще покоилась у нее на груди, и будить девочку не хотелось.
— А ничего не видно. Сплошные облака внизу. — Девушка огляделась по сторонам. Глаза ее прояснились и восстановился нормальный цвет лица, даже с намеком на румянец. — Меня зовут Бетани Симмс. А тебя как?
— Лорел Стивенсон.
— Как думаешь, все будет в порядке?
— Думаю — да, — ответила Лорел и на всякий случай добавила: — Надеюсь, по-крайней мере.
— А мне что-то страшновато. Боюсь того, что может оказаться под этими облаками, — призналась Бетани. — Впрочем, мне и без того было страшно. Насчет Бостона. Моя мать вдруг решила, что это прекрасная идея, если я погощу у тетки Шауны, хотя через десять дней в школу идти. Главное было спихнуть меня, как агнца божьего, чтобы тетка мне тут же ошейник набросила.
