Так что он забрал? Ты не помнишь?
Он не ожидал, что вспомнит – вопросы, которые задавал ему этот голос, почти всегда оставались без ответа, – но на этот раз он вспомнил.
Панаму Макговерна. Атропос забрал панаму Билла, и однажды я так его разозлил, что он откусил от нее кусок.
Кто он, этот Атропос? Кто он такой?
А вот этого он не знал, точнее – не был уверен. Он знал только, что этот Атропос имеет какое-то отношение к Элен, у которой теперь была бейсболка «Бостон Ред Сокс» – бейсболка, которая, кажется, ей очень нравилась, – и еще у него был ржавый скальпель.
Скоро, подумал Ральф Робертс, лежа в темноте и слушая тихое монотонное тиканье часов смерти, доносящееся из стены. Скоро я все узнаю.
11Где-то в середине того июня Ральф опять начал видеть ауры.
12Когда июнь сменился июлем, Ральф стал замечать, что часто плачет, причем, как правило, без причины. Это было странно: у него не было никакой депрессии, он даже не был подавлен, но иногда, когда он видел что-то совершенно нейтральное – например, птицу, одиноко летящую в небе, – его сердце начинало ныть от тоски.
Все уже почти кончилось, сказал ему внутренний голос. Это был новый голос: не Каролины, и не Билла, и даже не его самого в молодости. Это был голос какого-то незнакомца, причем вовсе не обязательно злого. И поэтому тебе грустно, Ральф. Это вполне естественно – грустить, когда все заканчивается.
Ничего не закончилось! – кричал он в ответ. С чего бы ему вдруг заканчиваться?! На последнем обследовании доктор Пикард сказал, что я совершенно здоров! Со мной все в порядке! Лучше и быть не может!
Внутренний голос молчал. Но это было знающее молчание.
13– Ладно, – сказал Ральф. Дело было в конце июля. Он сидел на скамейке неподалеку от того места, где до 1985 года стояла водозаборная башня, а в 1985 году она обвалилась во время бури. У подножия холма, у пруда, молодой человек (серьезный орнитолог, судя по очкам на носу и по книгам, которые лежали рядом с ним на траве) наблюдал за птицами и делал какие-то записи у себя в блокноте. – Ладно, скажи, почему все почти закончилось? Просто ответь на вопрос.
Ответа не было, но Ральф и не ожидал, что он будет. Путь сюда был неблизкий, день выдался жарким, и он подустал. Теперь Ральф просыпался в районе половины четвертого. Он возобновил свои долгие прогулки, но отнюдь не в надежде на то, что они помогут ему нормально спать; у него было чувство, что он совершает паломничество по своим любимым местам в Дерри. В последний раз. На прощание.
Потому что время почти пришло, – ответил голос, и шрам снова начал пульсировать. Тебе кое-что пообещали, и ты кое-что пообещал в ответ. И скоро эти обещания исполнятся.
– Что?! – спросил он раздраженно. – Черт, ну если я давал какое-то обещание, почему я его не помню?!
Серьезный орнитолог услышал его и повернулся в его сторону. Он увидел старика, который сидел на скамейке и разговаривал сам с собой. Молодой человек погрустнел и подумал: Надеюсь, что я умру до того, как состарюсь. Я правда на это надеюсь.
В голове у Ральфа возникла вспышка – ощущение, что мир моргнул, – и хотя он не вставал со скамейки, он почувствовал, что поднимается все выше и выше… гораздо выше, чем раньше.
Вовсе нет, сказал голос. Когда-то ты поднимался значительно выше, чем сейчас, Ральф… и Луиза тоже. Но ты добираешься дотуда. Очень скоро ты будешь там.
Молодой орнитолог, который жил, сам не зная того, в окружении яркой золотистой ауры, опасливо огляделся по сторонам, может быть, для того, чтобы убедиться, что этот малость ненормальный старик на холме не подкрадывается к нему с молотком в руках. Старика с молотком он, разумеется, не увидел, но зато увидел кое-что другое… что-то, от чего у него челюсть отвисла. Его глаза широко распахнулись от изумления. Ральф увидел короткие синие полосы, которые побежали по его ауре, и понял, что это было видимое воплощение шока.
Что с ним такое? Что он видит?
Но вопрос был задан неверно. Дело было не в том, что увидел этот парень, а в том, чего он не увидел. Он не увидел Ральфа, потому что он поднялся так высоко, что просто исчез с этого уровня.
Если бы они были тут, я бы их увидел.
Кого, Ральф? Если бы кто был тут?
Клото. Лахесис. И Атропос.
И сразу же все разрозненные кусочки заумной головоломки начали складываться у него в голове в единую картинку. И оказалось, что эта головоломка была вовсе и не такая сложная, какой казалась.
Ральф, шепотом: [Боже мой. Боже мой. Боже мой.]
14Шесть дней спустя Ральф проснулся в четверть четвертого утра и понял, что время пришло. Время исполнить свое обещание. И время, когда исполнится обещанное ему.
15– Я прогуляюсь до «Красного яблока», куплю мороженого, – сказал он Луизе. Было почти десять часов. Его сердце бешено колотилось в груди, и ему сложно было расслышать собственные мысли из-за переполнявшего его ужаса. Ему совсем не хотелось мороженого, это был просто повод пойти в «Красное яблоко». Была первая неделя августа, и диктор по радио сказал, что днем температура поднимется выше девяноста градусов по Фаренгейту, а вечером ожидаются грозы.
Ральф подумал, что грозы его уже не волнуют.
В коридоре у двери в кухню Луиза красила книжный шкаф в темно-красный цвет, подстелив под него газеты, чтобы не заляпать пол. Она поднялась на ноги, держась руками за спину, и потянулась. Ральф слышал, как хрустят ее позвонки.
– Я тоже с тобой схожу. А то, если я не отвлекусь продышаться, у меня вечером будет болеть голова. Не знаю, чего мне вдруг стукнуло красить шкаф именно сегодня, в такой душный день.
Ральфу было совсем не нужно, чтобы Луиза сопровождала его в «Красное яблоко».
– Да нет, дорогая, не стоит. Я принесу тебе кокосовое эскимо, твое любимое. Я даже не буду брать с собой Розали, сейчас так влажно. Может, ты просто подышишь на заднем крыльце?
– Любое эскимо, которое ты понесешь мне в такую погоду, растает еще до того, как ты доберешься до дома, – сказала она. – Пойдем пройдемся по тенечку, если там вообще есть тень…
Она вдруг замолчала. До этого она улыбалась, но теперь ее улыбка исчезла, а в глазах появилось отчаяние. Ее серая аура, которая с годами слегка потемнела, замерцала красно-розовыми угольками.
– Ральф, что случилось? Что ты собираешься делать на самом деле?
– Ничего, – сказал он, но шрам у него на руке горел, и тиканье часов смерти было повсюду, громкое, почти оглушительное. Напоминание о том, что у него назначена встреча. Что он давал обещание, которое должен сдержать.
