– Да нет уж, все ясно, – весело сказал Пронин. – Пора кончать. Как это говорится: закруглять дело?
– Что ж, я очень рад, – сказал Горохов. – Признаться, оно и мне, и всем надоело.
– Разумеется, – согласился Пронин. – Мы и решили на месте здесь все покончить. Завтра к вечеру приедет профессор Полторацкий, составим окончательное заключение…
– Это еще какой Полторацкий? – спросил следователь.
– А известный бактериолог, – пояснил Пронин. – Мы там у себя в Москве посоветовались и решили осветить наше заключение авторитетом крупного специалиста. Вернее будет.
– Это очень справедливо, – сказал Горохов. – Профессор – это уж, конечно, высший авторитет.
– Вот я к вам потому и ходил, – обратился к нему Пронин. – Вы уж подготовьтесь к беседе с профессором. Кто знает, какие подробности заинтересуют его, а вы среди нас как-никак единственный медик.
– С великим удовольствием, – сказал Горохов.
Они еще поговорили втроем, потом следователь отпустил Горохова, тот вежливо пожал им руки, тихо притворил за собой дверь, и Пронин, и следователь долго еще смотрели в окно на фельдшера, неторопливо пересекающего просторный двор совхоза.
– Ну как? – спросил следователь, оставшись с Прониным наедине. – Подтвердилась ваша гипотеза?
– Почти, – сказал Пронин. – Будем надеяться, что сегодня ночью он постарается исчезнуть из деревни.
– Это что же, профессор Полторацкий так его напугал? – догадался следователь.
– Вот именно, – подтвердил Пронин.
– Но что же здесь будет делать профессор? – заинтересовался следователь.
– А профессора сюда никто и не приглашал, – сказал Пронин. – Это имя употреблено вместо лакмусовой бумажки.
– Однако реакции я что-то не заметил, – сказал следователь.
– Будем надеяться, – повторил Пронин, – что она произойдет нынешней ночью.
– Но вы говорите, он исчезнет? – встревожился следователь. – Быть может, вы собираетесь ему сопутствовать?
– Вот именно, – сказал Пронин. – А вас я попрошу завтра произвести в квартире Горохова тщательный обыск и о результатах его немедленно сообщить в Москву.
– Хорошо, – сказал следователь и опять не удержался от вопроса. – Скажите, а вам известно, куда он собирается скрыться?
– Почти.
Пронин усмехнулся и попросил:
– Вы уж больше не допрашивайте меня. Пока это все еще только предположения, и они легко могут быть опровергнуты. Потерпим еще немного.
Весь день Пронин удивлял следователя своим легкомыслием: он гулял, купался, вел с ребятами совершенно бесцельные и пустые разговоры, рассказывал им диковинные истории о разведении карасей, учил делать удочки, ходил с Коваленко осматривать птичники, расхваливал золотистых род-айландов и рано лег спать.
Ночевали Пронин и следователь в одной комнате, и следователь, ни на секунду не забывая мрачное предсказание Пронина об исчезновении преступника, с недоумением убедился в том, что Пронин заснул и спит безмятежным детским сном. Следователь спал плохо и проснулся раньше Пронина, а тот встал бодрым и довольным, умылся, позавтракал, попросил Коваленко одолжить ему на часок машину и затем сердечно с ним распрощался.
– Поедемте, – пригласил он следователя. – Завезу вас по дороге в деревню, да и себя на всякий случай проверю.
Было еще очень рано. Деревня только просыпалась. Над трубами вились седые дымки. Они подъехали к деревенской амбулатории. Пронин соскочил на землю, легко взбежал на крыльцо и застучал в дверь. Никто не отзывался. Из-за угла вышла Маруся с ведром воды.
– Долго спите! – крикнул ей Пронин.
– А Кузьма Петрович уехал! – тоже крикнула в ответ ему Маруся. – Его срочно вызвали в здравотдел! Он еще затемно ушел к поезду!
– Видите?! – воскликнул Пронин, обращаясь к следователю. – Принимайтесь за работу. Жду известий. – Он пожал следователю руку. – А я на станцию.
Но до станции Пронин не доехал. Отпустив шофера неподалеку от вокзала, он пешком пошел к дому, в котором жил начальник станции. Жена начальника ждала мужа к чаю, но тот все не шел, и Пронин попросил сходить за ним, а когда начальник явился и они поговорили, между квартирой начальника и вокзалом началось необычное движение. Начальник сходил в кассу, вернулся, снова ушел, потом к Пронину явился телеграфист, и Пронин, по-видимому, остался всем очень доволен. Когда же подошел поезд на Москву и Пронин пошел садиться, то сел он в свой вагон не со стороны платформы, откуда садятся все пассажиры, а с другой стороны, и в течение всего пути беспечно играл с попутчиками по купе в преферанс и отсыпался.
Лишь минут за десять до прихода поезда в Москву вышел он в тамбур вагона и, не успел поезд остановиться, смешался с толпой людей, снующих на перроне большого московского вокзала. Не отрываясь следил Пронин за одним из вагонов и облегченно вздохнул, когда в дверях его показался Горохов, одетый в серое потрепанное пальто, с помятой фуражкой на голове и брезентовым старомодным саквояжем в руке.
Горохов прищурился от яркого света, недовольно осмотрелся, не спеша сошел по ступенькам и тоже смешался с потоком людей, устремившихся к выходу. Шагах в двадцати позади него следовал Пронин, ни на мгновение не теряя его из виду. Горохов двигался в общем потоке, как-то напряженно глядя вперед. При выходе с перрона, где контролеры отбирали у пассажиров железнодорожные билеты, толпа стиснулась, Горохов тоже на мгновение задержался и вытолкнулся за ограду…
Пронин вышел за ограду и закусил от досады губу. Он быстро оглянулся, но того, чего он искал, найти уже было нельзя. Горохов по-прежнему неторопливо шел к выходу, но саквояжа в руке у него уже не было.
Пронину не нужно было тратить время на размышления: его перехитрили, это было очевидно, и тут же на ходу ему приходилось менять весь план действий.
Пронин прибавил шагу и нагнал Горохова.
– Товарищ Горохов! – окликнул он его. – Добрый день!
– Ах, это вы, товарищ Пронин? – сказал Горохов с легким удивлением, оборачиваясь к Пронину, и Пронин почувствовал, с каким облегчением произнес Горохов эти слова. – Разве вы тоже ехали в этом поезде? Как же это я вас не заметил?
– Случается, – сказал Пронин и быстро спросил: – А где же ваш саквояж?
– Боже мой! – воскликнул Горохов спохватываясь. – Как же это я не заметил… Украли! Хотя там и пустяки…
Пронин осторожно взял его за руку.
– Я хочу вас попросить заехать со мной в одно учреждение.
– В Управление птицеводством? – с легкой усмешечкой спросил Горохов.
– По соседству, – добродушно ответил Пронин. – Пойдемте.
Они вышли на площадь. Виктор ждал Пронина в машине. Доехали до комендатуры. Пронин шепотом отдал Виктору какое-то распоряжение, и тот уехал на этой же машине. Затем Пронин распорядился, чтобы Горохову выдали пропуск, и сам повел его к себе в кабинет.
– Садитесь, – сказал Пронин, указывая Горохову на кресло и садясь за письменный стол. – Давайте побеседуем. Может быть, вы расскажете мне еще раз все, что известно вам о гибели кур?
Горохов сердито посмотрел на Пронина.
– Я ничего не знаю, – вежливо сказал он. – Я ни в чем не виноват.
– Ну что ж, – сказал Пронин, – тогда я сам вам кое-что расскажу.
Он вызвал по телефону стенографистку. Она пришла, поздоровалась с Прониным и села в стороне за маленький столик. Все молчали, и Пронин не нарушал молчания, точно чего-то ожидал.
Действительно, вскоре зазвонил телефон, и Пронин коротко сказал:
– Можно.
Дверь открылась без предупреждения, и в сопровождении Виктора в кабинет вошла женщина лет сорока, с болезненным бледным лицом, с реденькими, начавшими уже седеть волосами, заплетенными в косички, по старой моде закрученными над ушами.
– Елизавета Васильевич Бурцева, – громко назвал ее Пронин, хотя сам видел ее впервые.
Бурцева растерянно улыбнулась, смущенно обвела всех взглядом, остановила свой взгляд на Горохове, и точно тень мелькнула по ее лицу.
– Алеша, Алеша! – закричала она внезапно и вдруг пошатнулась и, не поддержи ее Виктор, вероятно, упала бы на пол.
Горохов приподнялся было с кресла и тотчас опустился.
– Алеша, где же ты находился все эти годы? – тихо спросила Елизавета Васильевна.
Горохов молчал.
– Что ж, расскажите вашей жене о своей жизни, – строго сказал Пронин.
– Я жил в деревне… – неуверенно пробормотал Горохов. – Ты меня прости, Лиза… Но я не мог. Я жил в деревне и не мог…
– И ни разу… Ни разу… – с горечью проговорила Елизавета Васильевна.
Потом резко повернулась к Пронину и глухо спросила:
– Что же вам от меня нужно?