Пришлось придавить паранойю, вопившую «Не впускай!», и отступить на шаг:
– Входите. Прошу извинить, у меня не убрано, недавно пришла с дежурства, – поймав недоумённый взгляд, пояснила. – Я работаю в местной больнице. Итак, зачем господин Лиховцев вас ко мне прислал?
Он присел у кухонного стола, помялся, вздохнул и ответил:
– У меня… проблема. Как понервничаю, начинаются жуткие раздражения на коже, причём выскакивает это неожиданно и в разных местах. Ладно, когда под одеждой, это просто неприятно или болезненно, но пару раз бывало, что появлялось и на лице.
– Могу посоветовать: меньше нервничайте, но это ведь вам уже говорили?
– И неоднократно. Но не получается. Я работаю в отделе строительства областного дорожного управления…
– Вот как? И что же пересекло ваши пути с господином Лиховцевым?
– Мы с Максимом Васильевичем познакомились давным-давно, ещё в студенческие годы. Вы сами понимаете, я, на своей небольшой должности, ничем не мог бы быть полезен человеку, которому принадлежит треть фармацевтического рынка страны? – тут он попытался скромно потупиться, и я уже вовсе перестала ему верить. – Но именно Максим мне посоветовал обратиться к вам, сказал, что у вас очень высокая репутация в этом городе, и есть необычные наработки.
– Так-так…
«Как интересно, – думала я, глядя на так и не назвавшегося гостя. – Мой дорогой бывший мало того, что адрес мой узнал, он и о том, чем я занимаюсь, и про репутацию всё выяснил. То есть, в прошлые выходные он тоже приезжал? А я и не посмотрела…».
Визитёр же продолжал:
– Может быть, вы могли бы подобрать… ну, я не знаю, мазь, ещё что-то?
– Как вас зовут? – спросила я.
– Иннокентий, – привстав, отрекомендовался он. – Извините, я же должен был представиться сразу… Иннокентий Павлович Карташов.
Заявлять, что рада знакомству, я не стала.
– Хорошо, Иннокентий Павлович. Давайте для начала я погляжу на ваши раздражения.
Он снял пиджак, расстегнул запонку (золотая, отметила я) и закатал рукав рубашки. Н-да, красиво… пятно размером с пол-ладони украшало предплечье. Сыпи не было, но шелушение, краснота, припухшие бляшки – всё наличествовало.
– Зря так сильно расчесали, – заметила я. – Можете одеваться. На голове под волосами, на ладонях или ступнях раздражение появляется?
– Нет.
– Ясно. Ну что же, рекомендацию меньше нервничать никто не станет оспаривать, поэтому я вам сейчас дам успокоительный сбор для заваривания и мазь, которая снимет зуд и облегчит состояние. Через недельку зайдите, посмотрим, правильно ли я подобрала травы.
Господин Карташов без звука заплатил названную мной сумму, поблагодарил и ушёл, а я достала тетрадочку Агнии Николаевны. Заговор на запирание дома от незваных гостей был сложным, и я пока не решалась применять его без шпаргалки: скажешь слово не с той интонацией, и ничего не подействует…
А вот интересно мне, как же это чиновник на небольшой должности смог в будний день, во вторник, уехать из Ростиславля, чтобы наведаться к незнакомой ему травнице?
* * *
Утром следующего дня началась моя мини-стройка.
Сосед Иван Ксенофонтович поглядывал из грядки, где что-то пропалывал, на двух рабочих, присланных Сотниковым, и прибившегося им в компанию Сергея. Обе соседские дамы – и Варвара, и бабка Марьяна – всё ещё пребывали в больнице, так что их мужчины, муж первой и «правнук» второй, оставались в одиночестве.
Наконец Иван Ксенофонтович не выдержал.
– А я бы не так делал, – сказал он, подойдя к забору.
– А как? – с вызовом спросил Сергей.
Дальше пошёл чисто мужской разговор с применением ненормативной лексики для описания техники прибивания досок к основе, и я удрала. Пойду в любимый Малый овраг, там на теневом склоне растёт отличная камнеломка, она же бадан толстолистный – исключительно полезная травка. И кровь остановит, и как противовоспалительное сработает, и для кожных заболеваний… О, кстати, надо будет в мазь для господина Карташова камнеломку добавить!
В Малом овраге было тихо и прохладно, я даже пожалела слегка, что не прихватила что-нибудь тёплое и с рукавами. Поставила корзину на большой камень, пробежала взглядом по склону… Ага, вон там, на дне, ещё доцветает мать-и-мачеха, у меня она есть, но запас не помешает. А вот и камнеломка, и как много! Надо запомнить это место, сейчас соберу листья, а через пару месяцев можно будет накопать корни…
И я отключилась от мира.
Пришла в себя часа через полтора, обнаружив, что забралась в дальний конец оврага, куда не заходила раньше. Да и когда было? До самого конца апреля здесь стояла грязь непролазная, в отличие от Большого оврага, более широкого – тот подсох куда быстрее. Так, и что же у нас тут есть? О, бузина ещё цветёт! Отлично, несколько соцветий надо будет взять, кажется, у меня ещё остались чистые бумажные пакеты…
Солнечный луч пробежал по паутине, свернув радугой на каплях росы. По непрошеной ассоциации мне вспомнился грязно-радужный пузырь, лопнувший у нас на глазах позавчерашней ночью. Невольно подумалось: если проникают в наш мир голодные и злобные сущности из иного пласта реальности, то ведь есть и те, кого Егоров назвал «существа типа А». Домовые, лешие, кто-то ещё? «Бузинная матушка» – всплыло откуда-то из детства название сказки, и я, повинуясь непонятному порыву, погладила серую потрескавшуюся кору со словами:
– Могу я взять твоих цветов, бузинная матушка?
Готова поклясться, что услышала где-то у себя в голове короткий смешок, и в мою корзину упали пять крупных соцветий. Я захлопнула самопроизвольно открывшийся рот, подхватила корзину и быстро пошла по дну оврага в сторону реки.
Тропинка наверх тут была еле заметна, местами даже и вовсе не видна – так, только трава примята. Интересно, а кто ж здесь ходит, кроме меня? Вроде травами в городе никто больше не занимается, для грибов рано ещё… Странно.
Поднялась. И прямо перед глазами оказалась та самая церковь, только теперь я не пряталась в кустах, а глядела прямо на неё. От того места, где я стояла, было не больше пятидесяти метров до колокольни, а дальше уже спускалась тропка к летней церкви, соединённой общей кровлей с зимней. «Зайти, может быть, посмотреть, – подумала я, и тут же решительно себя одёрнула. – Нет уж, что бы ни говорил Егоров, вычистили – не вычистили, убрали следы ритуала или нет, я сюда не ходок. Кстати, надо бы завтра съездить на правый берег, зайти в собор…»
И, успокоенная этим решением, я развернулась и зашагала к дому. У меня там, между прочим, трое работников, их кормить надо!
* * *
Наутро я дождалась прихода рабочих, собралась и по кривоватой лестнице из бетонных плит спустилась вниз, к реке. До отправления парома оставалось десять минут.
Собственно, никакой это был не паром, а просто старый речной теплоходик, носивший гордое имя великого русского художника. Не было здесь ни въездной аппарели, ни палубы для автомашин. Даже велосипед погрузить на это плавсредство представлялось делом непростым, поскольку подниматься на борт надо было по довольно хлипкой доске с набитыми на неё «ступеньками».
На борту имелись скамейки под тентом, скамейки под открытым небом и скамейки внутри небольшого салона. Ещё была будка для двух паромщиков, они же билетёры и контролёры, крохотный туалет и… собственно, всё. На десять минут дороги – более чем достаточно.
Я поднялась по трапу и выбрала место на солнце. Что такое, в конце концов, уже май на исходе, а у меня ни одной веснушки!
Лодочники в высоких рыбацких сапогах толпились рядом, посмеивались, перекидываясь шуточками со знакомыми. Дважды за то время, пока я сидела на скамеечке и ждала отправления, к ним подходили желающие переправиться немедленно. Поглядев, как раскачивается на волнах эта скорлупка, я содрогнулась и ещё раз поклялась себе всеми известными клятвами: никогда даже близко к ним не подходить. Тем временем один из лодочников, здоровенный парень в красной бандане, испачканной чем-то чёрным, прошлёпал по воде к самому борту парома. Глядя на меня в упор, он спросил:
