– Извини, – сказала Лорел, хотя ощущала, что и сама может вызывать сожаление. Слепая девочка уже приняла ее, но двух приемышей ей многовато. Теперь, полностью бодрствуя, она испытала страх. Да, ей стало очень страшно. Не хотелось бы ей стать объектом, на который эта девица обрушит всю свою панику в стиле кинокатастроф. Тут же невольно улыбнулась от этой мысли. В самом деле, все это выглядело чистейшей бредятиной.
– Ты меня тоже извини, – сказала Бетани. – Сейчас самое неподходящее время беспокоиться о таких вещах, верно?
– Пожалуй, верно, – согласилась Лорел.
– А ведь пилот во всех этих фильмах про Аэропорт никогда не исчезал. Ведь так?
– Да, я что-то такого не припомню.
– О! Времени уже почти шесть часов утра. Еще два с половиной часа лететь.
– Да.
– Хоть бы весь мир оставался на месте там внизу. Для начала и это было бы неплохо. – Она посмотрела на Лорел пристально. – Не думаю, что при тебе есть травка, верно?
– Боюсь, что нет.
Бетани пожала плечами и устало улыбнулась Лорел.
– Ну, что ж. Тут ты явно впереди меня. А мне что-то страшновато.
Позднее Брайан Энгл проверил курс, скорость, показания навигационных приборов и карту. В последнюю очередь проверил время по своим наручным часам. Было восемь часов две минуты.
– Ну что же, – сказал он Нику, не глядя на него. – Кажется, наше время пришло. Либо вляпаемся, либо выкарабкаемся.
Он протянул руку и включил табло «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Отбили мелодичные куранты. Брайан включил интерком и взял в руку микрофон.
– Леди и джентльмены, доброе утро. Это капитан Энгл. В настоящий момент мы летим над Атлантическим океаном примерно милях в тридцати к востоку от побережья штата Мэн. Скоро я начну снижаться над Бангором. При обычных условиях я бы не стал так рано просить вас пристегнуть ремни, но мы с вами находимся в ситуации необычной. Моя матушка постоянно твердила: благоразумие – это лучшая часть мужества. В духе этого высказывания я желал бы быть уверенным, что вы надежно пристегнуты к вашим креслам. Условия внизу особо угрожающими не выглядят, но поскольку у меня отсутствует радиосвязь, погода может преподнести нам любой сюрприз. Я все время надеялся, что облака рассеются. Над Вермонтом мне были видны разрывы в облачности, но, боюсь, здесь они плотно сомкнулись. По своему опыту, как пилот, могу сообщить вам, что сплошные облака под нами для меня вовсе не являются признаком плохой погоды. В Бангоре может быть пасмурно с моросящим дождем. Все. Я начинаю снижаться. Прошу всех соблюдать спокойствие. Моя приборная доска светится зеленым светом, все на ней в порядке, никаких неполадок.
Брайан больше не стал полагаться на автопилот и начал процесс снижения вручную. Он сделал большой плавный поворот и перешел на спуск. Кресло под ним словно наклонилось вперед, когда 767-й постепенно устремился вниз.
– Очень успокаивает, – сказал Ник. – Тебе бы, дружок, политиком быть.
– Как тебе сказать, – ответил Брайан. – Не думаю, что они там чувствуют себя спокойно. По-крайней мере, я себя так не чувствую.
На самом деле он еще никогда в жизни за пультом управления самолетом не испытывал такого страха, как теперь. Утечка давления на рейсе № 7 из Токио казалась пустяком по сравнению с нынешней ситуацией. Сердце в груди билось медленно и тяжко, словно погребальный колокол. Он судорожно глотнул, в горле что-то щелкнуло. Рейс № 29 пересек отметку 30 000 и продолжал спуск. Белые бесформенные облака заметно приближались. Они простирались во всех направлениях от горизонта до горизонта, как странный пол гигантского танцевального зала.
– Я усираюсь со страху, дружок, – сказал Ник незнакомым хриплым голосом. – Видел, брат, как люди гибли на Фолклендах, получил там пулю в ногу и тефлоновую коленную чашечку на память. В 82-м в Бейруте чудом уцелел при взрыве грузовика со взрывчаткой. Но ей-богу, никогда мне не было так страшно, как сейчас. Какая-то часть меня буквально требует схватить тебя за шкирку и заставить лететь обратно, насколько хватит горючего у этой птицы.
– А что толку? – ответил Брайан. И его голос изменился, дрогнул, в нем он сам услышал отголоски собственного сердцебиения. – Ты помни, что я сказал: мы вверху не можем оставаться вечно.
– Знаю. Страшно от того, что там, под облаками. Или чего там нет.
– Что ж, все вместе скоро это узнаем.
– И ничем не помочь этому, дружок?
– Совсем ничем.
767-й пересек отметку 25 000 и продолжал снижение.
Все пассажиры собрались в главном салоне, даже лысый мужчина, который упрямо не покидал своего места в деловом классе. Никто не спал, за исключением бородатого в самом дальнем конце самолета. Его храп слабо доносился из хвостовой части авиалайнера. Альберт Косснер на миг ему позавидовал. Хотелось тоже проспать все это, а после приземления сказать, как наверняка скажет этот бородатый соня: «Где мы, черт побери?»
Единственным звуком, нарушавшим тишину, был тихий треск разрываемой бумаги: риииип… риииип… риииип. Крэг Туми продолжал уничтожать журналы. Его туфли зарылись в ворохе бумажной лапши.
– Не могли бы вы прекратить это? – обратился к нему Дон Гаффни. В голосе его слышались напряженность и усталость. – Просто с ума можно сойти, дорогой мой.
Крэг повернул к нему голову, осмотрел его широко раскрытыми пустыми глазами и отвернулся. Пальцы нащупали очередную страницу. Она оказалась рекламой восточных рейсов «Гордости Америки» с картой маршрутов.
Рииииип.
Гаффни раскрыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал и плотно сжал губы.
Лорел обнимала плечи Дайны. Девочка обеими руками держалась за ее другую руку.
Альберт находился рядом с Робертом Дженкинсом, как раз впереди Гаффни. А перед ним сидела девушка с темными волосами и короткой стрижкой. Смотрела в иллюминатор, поза – напряженная. А дальше сидел лысый из делового класса.
– Ну, хоть наконец чего-то пожуем! – громко сказал он.
Все промолчали. Весь главный салон словно замкнулся в раковине напряженности. Альберт Косснер чувствовал, как каждый волосок на его теле стоял дыбом. Попытался найти мысленное прибежище у Туза Косснера, герцога пустыни, барона Бантлина, но не смог его обнаружить. Туз отправился в отпуск.
Облака приблизились вплотную. Они уже не казались равниной. Лорел выделяла среди них мохнатые выступы, башни с амбразурами, заполненные лучами утреннего солнца. Подумала: а стоит ли где-нибудь внизу Даррен Кросби, терпеливо ожидая ее в аэропорту Логан у ворот прибывающих с рейса «Гордости Америки»? Ее не очень удивило собственное полное равнодушие к этой проблеме. Взгляд был прикован к облакам, а мысли о Даррене Кросби, который любил «Скотч» (хотя и в меру), улетучились – будь он даже примерным джентльменом.
