Они быстро добрались до приграничных вод, где Фольке поприветствовал капитана советского патрульного катера. Анне — Грете показалось, что встреча в море выглядит для нее очень знакомо. Все встало на свои места, когда она увидела капитана. Это был тот самый русский капитан, который продавал ее отцу спирт несколько лет назад. Он тоже узнал ее, но не показал и виду.
У Анны — Греты было с собой мало денег, и, когда Фольке отошел, она прошептала капитану:
— Четыре канистры.
Капитан посмотрел на нее:
— Куда?
Анна — Грета показала. В задней части катера висела зачехленная шлюпка.
— Под банку.
Капитан взял деньги и отдал приказ своим людям. Не прошло и получаса, как товар был погружен.
Раньше Анна — Грета никогда не видела, чтобы русский капитан улыбался. Теперь он махал ей вслед и улыбался от уха до уха.
— Красивый парень, — сказал Фольке.
— Да, ничего, — согласилась Анна — Грета.
Когда катер прибыл обратно к причалу, Анна — Грета предложила Фольке кофе и печенья, чтобы отблагодарить всю команду за такую великолепную поездку. Он согласился, очень довольный, и мужчины отправились в Смекет.
Анна — Грета отозвала отца в сторону и сказала, что из катера надо кое — что забрать и унести в лодочный сарай. Отец от изумления открыл рот, его глаза заблестели. Он только кивнул и тихо вышел.
Тут как раз выяснилось, что у Анны — Греты проблема: течет крыша у крыльца. Отец как раз скрылся за углом, а она привела Фольке и его матросов и стала выслушивать их советы о том, как укрепить балку и положить новый лист кровли.
Спустя десять минут отец вернулся, и Анна — Грета поблагодарила мужчин за помощь и пригласила их выпить кофе.
Когда катер отбыл, отец повернулся к Анне — Грете, державшей на руках Йохана, и сказал:
— Это лучшее, что я испытал в своей жизни.
— Никому ни слова.
— Да — да, не беспокойся.
За месяц все шхеры знали историю о том, как Анна — Грета привезла контрабандный спирт на таможенном катере. Отец был ужасно горд своей дочерью и всем этим происшествием.
Под конец эта история, по всей видимости, достигла ушей Фольке, потому что больше он не появлялся. Анна — Грета поругалась с отцом, потому что считала, что тот проговорился и испортил Фольке карьеру, но дело было сделано, и о содеянном Анна — Грета никогда не жалела.
Потом спирт разлили по бутылкам и одна из бутылок с эти спиртом осела дома у Эверта Карлсона.
Фокусник
В начале 1950–х жизнь Симона играла яркими красками. Ему только исполнилось тридцать — возраст, когда уже можно пожинать плоды успеха. А успех у него был, и немалый.
Он и его жена Марнта — выступавшие под именами Эль — Симон и Симонита — часто и с большим успехом давали представления в общественных парках. В последнее лето им даже приходилось иногда отказывать, если их приглашали дважды.
Этой весной Симон узнал, что осенью они могут рассчитывать на участие в приезжающем на гастроли китайском варьете. Представления должны были занять две недели в октябре. Это сулило огромные возможности, участие в мероприятии такого масштаба становилось своеобразной визитной карточкой артиста.
В их программе на самом деле не было ничего сложного: чтение мыслей, фокусы. Еще он распиливал Мариту, и, что необычно, пилил он жену не на две части, а на три. В принципе, ничего особенного, но публика приходила в восторг.
В своих номерах Симон вообще старался усиливать эффекты. Например, он одним из первых придумал использовать при распиливании партнерши бензопилу. Многие иллюзионисты привлекали народ тем, что раздвигали ящики с распиленной женщиной, но Симон решил, что самым интересным в его номере будет процесс, а не результат.
Едва он включил большую бензопилу, как несколько человек потеряли сознание. Репортер из «Цирковой афиши» оказался на месте, и реклама была обеспечена.
Симона и Мариту отличала особая элегантность на сцене. Они двигались так, как будто танцевали. Симон был очень красив, а Марита… о, Марита была настоящей красавицей и сенсацией манежа. Фотографы обычно кидались фотографировать Мариту в разных позах.
Все, казалось бы, просто прекрасно, однако на самом деле ничего подобного. Симон был по — настоящему несчастен, и причиной его несчастья была она — Марита.
Мариту Симон встретил в середине сороковых. Энергичная красивая женщина с большими амбициями — она хотела стать танцовщицей. Она не без успеха выступала на разных сценах Стокгольма.
Не прошло и нескольких лет, как Симон обнаружил ее секрет — коробку из — под обуви, в которой лежало свыше двадцати ингаляторов с бензедрином. Симон подумал сначала, что она использует его как средство для похудения, но все же стал более внимательным.
Вскоре он увидел, что именно она делает. Часто, перед тем как выпить рюмочку, она рылась в своей сумочке. Однажды Симон поймал ее за руку и заставил показать, что там. В ее руках оказалась бумажная салфетка. Он ничего не понимал.
Марита была совершенно пьяной и издевались над ним перед всей компанией. Как же он был слеп! И как мало знал о ней. Когда Марита исчезла в дамской комнате, Симон все понял: его жена была наркоманкой.
Бумажная салфетка была пропитана бензедрином, веществом, производным от амфетамина.
Симон ушел, не дождавшись Мариты. Придя домой, он выкинул все содержимое коробки. Марита устроила страшный скандал, узнав о том, что он сделал, но скоро успокоилась. Симон понял: она совершенно уверена в том, что ей удастся в самом скором времени восстановить свой запас.
Ему потребовалось несколько недель, чтобы отследить, откуда она доставала наркотики. Ее бывший приятель, работавший в аптеке, украл кучу ингаляторов, предназначенных для работников вневедомственной охраны. Он — то и предложил попробовать их Марите, более того, он продолжал снабжать ее даже тогда, когда их любовь закончилась.
Симон угрожал всем, чем только мог. Полицией, публичным разоблачением. Он старался изо всех сил, но ничего не выходило. Марита продолжала употреблять наркотики.
Проблема была еще и в том, что фокусы Мариты принимали все более драматические формы. Она могла исчезнуть на несколько дней и не говорила, где была. Она ясно давала понять Симону, что он может сидеть в квартире, ожидая ее, а она будет жить так, как хочет, и он ничего не сможет с ней поделать.
Выступлений она никогда не пропускала — нет, она исчезала в перерывах. Когда приходило время появиться перед зрителями, она, как всегда, сияла красотой и легко двигалась по сцене. Отчасти поэтому Симон следил, чтобы их график выглядел как можно плотнее.
