Ознакомительная версия.
Перед тем как мы ударили по рукам, хозяйка устроила мне небольшую экскурсию. По узкой деревянной лестнице с резными балясинами и до блеска отполированными перилами мы с фрау Мартой поднялись на третий этаж, и я с откровенным удовольствием осмотрела довольно просторную комнату, мало похожую на типичный гостиничный номер.
Меблированная старомодно, но удобно, с любовью украшенная множеством милых вещичек вроде вязаных салфеточек, любительских рисунков и фотографий в рамочках, комната была по-домашнему уютной. Я с порога увидела слегка выцветший самодельный шелковый абажур, расшитый хохлатыми и хвостатыми жар-птицами, и растрогалась: очень похожее произведение украшало торшер в доме моей деревенской бабушки!
– Йа, просто замечательная комната! – от всего сердца похвалила я. – Гут!
– Йа, йа! Гут, гут!
Кроватей в комнате было две, они стояли у противоположных стен, покрытые полосатыми покрывалами и увенчанные пухлыми тугими подушками, похожими на недоделанных снеговиков. На одной кровати лежала книжка – я поняла, что это спальное место моей соседки, и обратила вожделеющий взор на вторую постель.
Милейшая фрау Марта получила с меня деньги вперед и удалилась. Я рухнула на кровать и прислушалась к себе, чтобы понять, чего мне сейчас хочется больше – плотно поесть, как это было обещано желудку, или же крепко поспать?
Час был еще ранний – около восьми вечера, но я очень устала и поэтому решила лечь в постель.
– Гут, гут! – одобрил внутренний голос.
– Прости меня, желудок! – извинилась я.
Вечернюю трапезу пришлось ограничить завалявшимся в сумке кусочком шоколадки.
– Йа, йа! – жалобно пискнул обманутый желудок и обиженно замолчал, не встретив понимания.
Через четверть часа я уже крепко спала, обнимая подушку вместо отсутствующего любимого.
Проснулась я рано, чему, с учетом вчерашнего досрочного отбоя, удивляться не стоило.
Было раннее утро. Моя соседка по комнате размеренно посапывала в своей постели, из-под одеяла торчала только ее всклокоченная рыжая макушка.
Я тихо прокралась в ванную комнату – узкую, как пенал для карандашей. Для того, чтобы с размахом, соответствующим прославленной широте русской души, потереть спинку, тесная душевая кабинка не годилась, но для принятия дежурной водной процедуры в ней имелось все необходимое. Главное, горячая вода! Я не стала ее экономить и отогревалась под душем до тех пор, пока помещение не наполнилось паром. Тогда я открыла запотевшее окно – и ахнула при виде открывшейся картины.
За окном уступами спускались в узкую долину потемневшие от времени, замшелые черепичные крыши – рыжие, красные, бурые, похожие на неровный лесной косогор в одежде из старой осенней листвы. На влажных от утренней росы черепичных буграх тонкими пеньками торчали печные трубы, сизый дымок на фоне синих гор казался жемчужным.
Долина была узкой и прямой, как надрез на буханке хлеба, по дну в каменном желобе бежал горный ручей, улицы городка тянулись вдоль него – всего четыре линии по одному берегу и три – по другому. Отдельные домики, как камешки в траве, светлели в лесу. Он снизу доверху затянул волнистые горы густой щетиной, более темной на участках, занятых редкими черными шварцвальдскими соснами.
Светало. Солнце сонным весенним медведем продиралось сквозь чащу, небо над горами было шафрановым, как буддистский наряд, и таким же буддистским спокойствием веяло от пейзажа в целом. Я заслушалась первобытной тишиной, но ее очень скоро нарушил настойчивый стук в дверь.
Банных халатов в гостевом доме фрау Марты не водилось. Я замоталась в большое полотенце и открыла дверь рыжей девчонке с помятым спросонья лицом и полузакрытыми глазами. Мы не обменялись ни словом: она так выразительно приседала на пороге, что я все поняла без объяснений, и мы в полном молчании совершили стремительную рокировку.
Когда рыжая вышла из ванной, я уже была полностью одета, стояла у окна с видом на другую сторону долины и думала: определенно, фрау Марта неважный коммерсант! При грамотном ведении дел одно только расположение гестенхауза должно было обеспечить ей постоянную клиентуру.
Прямо перед домом, так близко, что с балкона я могла бы дотянуться до нее рукой, располагалась слегка замшелая старинная башня из бледно-розового камня. Незастекленные стрельчатые проемы позволяли увидеть внутри винтовую лестницу, ведущую на смотровую площадку. Полагаю, вид с нее открывался еще более роскошный, чем из нашей ванно-туалетной комнаты.
Справа от дома, тоже очень близко, располагалась нижняя станция горного трамвайчика. Пока я приглядывалась к электронному информационному табло над входом, из-под арки верхней станции как раз выполз и неторопливо и, что особенно приятно, почти бесшумно двинулся вниз забавный перекошенный поезд. Я видела машиниста за лобовым стеклом и немногочисленных пассажиров в вагоне.
А то, что я углядела слева от дома, вообще привело меня в восторг: термы! Большой современный комплекс термальных бассейнов, в один из которых – открытый – я при большом желании могла бы нырнуть с нашего балкона.
Только теперь я поняла, как мне повезло с размещением. Лучшего места, чем гостевой дом фрау Марты, невозможно придумать! Классический немецкий фахверковый дом, старинный, с интересной историей, сквозящей не только в архитектуре и интерьерах, но и во множестве бытовых мелочей; не универсальная и безликая реальность отеля, не декорация, а настоящий фрагмент местной жизни, в которую на некоторое время включили и меня. По мне, это самый лучший вид заграничного путешествия – погружение, позволяющее прочувствовать жизнь в другой стране изнутри!
А потом я подумала о том, что перемена, которая произошла со мной благодаря Даниэлю, в сочетании с богатством, доставшимся от него же, позволяют совершать такого рода погружения сколь угодно часто и сколь угодно надолго. Жизнь за жизнью! Но эта перспектива почему-то не наполнила меня восторгом предвкушения. Правду говорят, все хорошо в меру.
В ванной что-то стукнуло, брякнуло, зашуршало, послышалось короткое ругательство.
– О! Никак, наши люди в Голливуде? – обрадовался мой внутренний голос.
Замечу, что обычно я без одобрения и восторга воспринимаю матерные пассажи, хотя и согласна с коллегой – великой Ахматовой, которая однажды изрекла замечательную фразу: «Для нас как для филологов нет запретных слов».
Русский язык воистину велик и могуч. Кажется, только в нем короткие ругательства по емкости и выразительности превосходят любые пламенные речи. У нас есть словечки настолько мощно заряженные, что им впору быть магическими заклинаниями!
Ознакомительная версия.
