– Водички принесите, – нарочито небрежно бросил Лом, и я понял, что ему тоже не по себе.
– А сам?
– За костром следить буду. Боишься – так и скажи.
– А кто не боится? Ты?
– Как вы мне надоели! – Лом взял котелок, фонарь и пошел через поляну к ручью. Надеюсь, хотя бы в правильную сторону пошел. Там ходу минут пять, заблудится Лом только так.
– Эй, я с тобой! – Толстый вскочил и буквально вприпрыжку пошел за Ломом. Я сообразить ничего не успел, как остался один на этой чертовой поляне. Вообще правильно – должен же кто-то следить за костром, но все равно было неуютно.
Несколько минут я слушал шаги Толстого и Лома. Они чавкали по грязи, хрустели ветками, оглушительно в ночной тишине. И мне было спокойно от этих звуков. Потом мне показалось, что звук не отдаляется, и это было странно.
Он не отдалялся. Совсем, ни капельки. В десяти шагах от меня среди мертвых деревьев хрустели ветки и чавкала грязь. Вот уже несколько минут кто-то за деревьями будто маршировал на одном месте. И идущих было больше двух!
Звук разливался по поляне, две, три, десять пар ног шагали где-то за деревьями. Ребята не оставили мне фонарик, и я вглядывался в темноту из-за костра. Костер только поглощал свет.
Ветки уже хрустели где-то у меня за спиной, и впереди, и справа, и слева, невидимые ноги подходили ближе. Я обернулся. Вход в палатку призывно чернел, но прятаться я отчего-то побоялся. Пока я снаружи, хотя бы вижу, что происходит. Я только отодвинулся от костра к палатке, чтобы прикрыть спину, ежели что.
Шаги приближались. Быстро, еще несколько секунд – и я увижу, кто там идет. Точно, что не двое. Человек десять или больше быстро шли ко мне из леса.
И вдруг раздался вопль!
Оглушительный, визгливый, он разнесся по лесу и ответил сам себе эхом. Он доносился из-под земли, и я почувствовал, как она завибрировала под ногами.
Я подпрыгнул, нырнул в палатку и одним рывком застегнул молнию. Земля как будто еще тряслась, я не сразу сообразил, что это мои собственные ноги. Я сидел на корточках в палатке у застегнутого входа, и меня трясло.
Кричали совсем рядом. Будто из-под костра или из-под меня самого. Может, это я кричал? Не…
Снаружи палатки засвистел ветер, и ветка корябнула по стенке. Сверху вниз одним резким движением, как будто собралась вспороть мою палатку… Только не было веток вокруг. Палатка стояла посреди поляны…
Шаги раздавались уже совсем рядом. Кто-то будто бродил вокруг палатки и – раз! – споткнулся о растяжку. Веревка глухо спружинила, брякнула как струна, под чьими-то ногами часто-часто захрустели ветки, под чьей-то решительной рукой вжикнула молния…
Я выкатился в темноту навстречу невидимому врагу. Я вскочил на ноги и стал вертеть головой, как ненормальный: кто здесь?!
Вокруг была темнота. В шаге от меня тлел костер. На темной поляне стояла тишина, ни ветерка, ни шевеления. Несколько секунд я стоял и слушал, вцепившись в трос палатки. Трос был не натянут. На земле поблескивал выдернутый колышек. Мой невидимый гость споткнулся или я сам сейчас выдернул?
В костре шумно шевельнулись угли. Я повернулся: старуха!
Она сидела так же, как в прошлый раз: с палочкой у костра. Белая прядь выбилась из-под платка.
– Я же тебе говорила, чтобы ты сюда не совался. – Голос у нее был скрипучий, нечеловеческий. – Кто сюда придет, здесь и останется. Беги! – Она кинула в меня головешкой.
Я поймал, обжегся и распахнул глаза.
Я сидел у костра спиной к палатке. Земля вокруг была истоптана. Следы большие, человеческие следы, размера, наверное, сорок пятого, точно не мои. На прогнувшемся тросе болтался выдернутый из земли колышек. Я потянулся воткнуть – и увидел свою руку. В ладони, в самом центре, наливался белый волдырь ожога.
В шею мне дунуло прохладой, в ноздри ударил странный запах сухой кожи и полыни. Похоже, но не так резко пахнет от стариков. Что-то шаркнуло по моей куртке, как будто пытались схватить, но не удалось. Сзади! За спиной мирно стояла палатка. Я заглянул внутрь – пусто.
Луна была высоко-высоко. Она была полной и светила, наверное, ярче костра. Впереди замаячил огонек фонарика. Наконец-то!
– Живой? – Лом сверкнул фонариком мне в глаза. – Ну вот и молодец. А Толстый испереживался, как ты тут без нас… – Лом болтал как ни в чем не бывало и прилаживал над костром котелок с водой. Толстый ковырялся в рюкзаке.
Через несколько минут в котелке над костром уже уютно бурлила гречка с тушенкой. На палках вокруг сохли наши сапоги. Я сидел на бревнышке, завернувшись в спальник, цедил чай из горячей железной кружки, чесал босые ноги о засохшую грязь и не мог поверить, что это та поляна, с которой надо бежать.
– А может, старуха – это просто старуха, – философски заметил Лом. – Померла тут где-нибудь и ходит теперь всех гоняет. Кто не своей смертью умер, те и становятся призраками.
– Думаешь, заблудилась и не вышла из леса?
– Или зверь какой задрал. Вы видели ее лицо?
Мы с Толстым закивали. Я отчего-то подумал про росомаху. Видел однажды, что она делает со зверем, попавшим в капкан. Честно говоря, видел только кровь, шерсть и пару косточек. Все остальное выела росомаха. Завалить парня вроде меня ей все-таки слабо, а старуху, думаю, осилит. Медведь опять же… Он еще голодный в мае, ягод нет.
Толстый задумчиво шевелил дрова в костре:
– Мне кажется, тут другое. Лес ведь каждый год кого-нибудь забирает. В том году две старухи ушли. В позапрошлом – парень из города… Да если бы они все в призраках ходили, тут бы уже было не протолкнуться!
Я молча расправлялся с кашей. Эти двое спорили об аномальных зонах и мертвых бабках.
– Вот если, например, кого-то зарезали да еще не похоронили – тогда да, он может стать призраком. А зверь задрал – дело житейское.
– А место-то при чем?
– Энергетика. Двести лет назад здесь кого-то убили, потом сто девяносто лет назад еще кого-то, и это все копится, копится… И когда земля уже хорошенько пропитана кровью…
– Да ну, фигня! Вся земля – одна большая могила.
– Ты не понимаешь. Должно так совпасть, чтобы и место, и время, и чтобы не за что, и… – Толстый сник. – Сам не знаю.
– Но местечко и правда стремное, – поддержал его Лом.
А мне уже было уютно, как дома перед теликом. Тепло, хорошо, и даже банальная каша с тушенкой на воздухе в лесу в тыщу раз вкуснее.
Лес молчал. Казалось, он слушает этот глупый разговор. Ветки не шумели на ветру, не пели птицы. Когда Толстый и Лом замолкали, у меня звенело в ушах от тишины.
– …А то оказалось поместье Салтычихи, и в этом пруду она утопила кучу народу, вот тебе и стоны по ночам! Вода – она же как зеркало, портал в мир мертвых.
Я перевернул свои сапоги над костром: еще чуть-чуть, и высохнут. По телу разливалось приятное тепло. Я подобрал ноги под себя, плотнее завернулся в спальник. Голоса Лома и Толстого слышались издалека, будто я под водой, а они уплывают от меня на лодке. Ноздри щекотал запах тушенки и костра. Одежда будет пахнуть им еще долго. На голову будто надели тяжелую мягкую шапку. Мне было тепло.
