— А мне что-то страшновато. Боюсь того, что может оказаться под этими облаками, — призналась Бетани. — Впрочем, мне и без того было страшно. Насчет Бостона. Моя мать вдруг решила, что это прекрасная идея, если я погощу у тетки Шауны, хотя через десять дней в школу идти. Главное было спихнуть меня, как агнца божьего, чтобы тетка мне тут же ошейник набросила.
— Какой ошейник?
— Как в игре в «Монополию». Не проходи через «Иди», не получай двести долларов, отправляйся в ближайшую клинику и начинай просыхать, — сказала Бетани. Она пальцами причесала свои коротко подстриженные темные волосы. — Для меня уж такая жуть начиналась, что эта ситуация стала примерно из той же оперы. — Она внимательным взглядом изучила Лорел и серьезно добавила: — Слушай, а ведь это все на самом деле происходит? Я уж тут щипала себя несколько раз: думаю, снится мне это, что ли? Ничего не меняется.
— Да, представь себе, на самом деле.
— Не похоже на реальность, — сказала Бетани. — Скорее, выглядит все, как в этих кинокатастрофах. «Аэропорт 1990» или что-то в этом роде. Даже ищу глазами парочку старых актеров, вроде Вилфорда Бримли или Оливии де Хевилэнд. Они должны познакомиться во время всей этой хреновины и влюбиться, помнишь?
— Я не думаю, что они летят этим рейсом, — вполне серьезно ответила Лорел. Они посмотрели друг другу в глаза и обе чуть не рассмеялись. Смех, возможно, сразу сблизил бы их, сделал друзьями. Но этого не произошло. Вернее, не совсем…
— А как у тебя, Лорел? Тоже какая-нибудь кинокатастрофа?
— Боюсь, что нет, — ответила Лорел… и вдруг все-таки рассмеялась. Потому что неоновой вывеской в сознании вспыхнула фраза: «Что же ты врешь?!»
Бетани тоже хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
— Господи, — сказала она, — ну и бредятина. У нас тут летающий дурдом, верно?
Лорел кивнула.
— Верно. — Она сделала паузу и спросила: — А тебе правда необходима клиника, Бетани?
— Не знаю. — Она снова отвернулась и заглянула в иллюминатор. Улыбка исчезла с ее лица, голос зазвучал холодно. — Может, и нужна. Я все как-то считала это забавой, а теперь и сама не знаю. Наверно, все вышло из-под контроля. Но быть вот так высланной… Чувствую себя, как свинья на бойне.
— Извини, — сказала Лорел, хотя ощущала, что и сама может вызывать сожаление. Слепая девочка уже приняла ее, но двух приемышей ей многовато. Теперь, полностью бодрствуя, она испытала страх. Да, ей стало очень страшно. Не хотелось бы ей стать объектом, на который эта девица обрушит всю свою панику в стиле кинокатастроф. Тут же невольно улыбнулась от этой мысли. В самом деле, все это выглядело чистейшей бредятиной.
— Ты меня тоже извини, — сказала Бетани. — Сейчас самое неподходящее время беспокоиться о таких вещах, верно?
— Пожалуй, верно, — согласилась Лорел.
— А ведь пилот во всех этих фильмах про Аэропорт никогда не исчезал. Ведь так?
— Да, я что-то такого не припомню.
— О! Времени уже почти шесть часов утра. Еще два с половиной часа лететь.
— Да.
— Хоть бы весь мир оставался на месте там внизу. Для начала и это было бы неплохо. — Она посмотрела на Лорел пристально. — Не думаю, что при тебе есть травка, верно?
— Боюсь, что нет.
Бетани пожала плечами и устало улыбнулась Лорел.
— Ну, что ж. Тут ты явно впереди меня. А мне что-то страшновато.
Позднее Брайан Энгл проверил курс, скорость, показания навигационных приборов и карту. В последнюю очередь проверил время по своим наручным часам. Было восемь часов две минуты.
— Ну что же, — сказал он Нику, не глядя на него. — Кажется, наше время пришло. Либо вляпаемся, либо выкарабкаемся.
Он протянул руку и включил табло «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Отбили мелодичные куранты. Брайан включил интерком и взял в руку микрофон.
— Леди и джентльмены, доброе утро. Это капитан Энгл. В настоящий момент мы летим над Атлантическим океаном примерно милях в тридцати к востоку от побережья штата Мэн. Скоро я начну снижаться над Бангором. При обычных условиях я бы не стал так рано просить вас пристегнуть ремни, но мы с вами находимся в ситуации необычной. Моя матушка постоянно твердила: благоразумие — это лучшая часть мужества. В духе этого высказывания я желал бы быть уверенным, что вы надежно пристегнуты к вашим креслам. Условия внизу особо угрожающими не выглядят, но поскольку у меня отсутствует радиосвязь, погода может преподнести нам любой сюрприз. Я все время надеялся, что облака рассеются. Над Вермонтом мне были видны разрывы в облачности, но, боюсь, здесь они плотно сомкнулись. По своему опыту, как пилот, могу сообщить вам, что сплошные облака под нами для меня вовсе не являются признаком плохой погоды. В Бангоре может быть пасмурно с моросящим дождем. Все. Я начинаю снижаться. Прошу всех соблюдать спокойствие. Моя приборная доска светится зеленым светом, все на ней в порядке, никаких неполадок.
Брайан больше не стал полагаться на автопилот и начал процесс снижения вручную. Он сделал большой плавный поворот и перешел на спуск. Кресло под ним словно наклонилось вперед, когда 767-й постепенно устремился вниз.
— Очень успокаивает, — сказал Ник. — Тебе бы, дружок, политиком быть.
— Как тебе сказать, — ответил Брайан. — Не думаю, что они там чувствуют себя спокойно. По-крайней мере, я себя так не чувствую.
На самом деле он еще никогда в жизни за пультом управления самолетом не испытывал такого страха, как теперь. Утечка давления на рейсе № 7 из Токио казалась пустяком по сравнению с нынешней ситуацией. Сердце в груди билось медленно и тяжко, словно погребальный колокол. Он судорожно глотнул, в горле что-то щелкнуло. Рейс № 29 пересек отметку 30 000 и продолжал спуск. Белые бесформенные облака заметно приближались. Они простирались во всех направлениях от горизонта до горизонта, как странный пол гигантского танцевального зала.
— Я усираюсь со страху, дружок, — сказал Ник незнакомым хриплым голосом. — Видел, брат, как люди гибли на Фолклендах, получил там пулю в ногу и тефлоновую коленную чашечку на память. В 82-м в Бейруте чудом уцелел при взрыве грузовика со взрывчаткой. Но ей-богу, никогда мне не было так страшно, как сейчас. Какая-то часть меня буквально требует схватить тебя за шкирку и заставить лететь обратно, насколько хватит горючего у этой птицы.
— А что толку? — ответил Брайан. И его голос изменился, дрогнул, в нем он сам услышал отголоски собственного сердцебиения. — Ты помни, что я сказал: мы вверху не можем оставаться вечно.
— Знаю. Страшно от того, что там, под облаками. Или чего там нет.
— Что ж, все вместе скоро это узнаем.
