– Это в конец улицы, сейчас подъедем.
Я с сожалением отдал двадцатку, и мы выбрались из машины. Дождь по-прежнему моросил, хотя был уже не таким сильным, просто монотонным. Меня начали изрядно волновать два вопроса. А вдруг сейчас мамы Димки или Сони нет дома, как тогда мы с Алисой будем отсюда выбираться? И второй: если там сейчас все дома, как меня там встретят, да еще и с незнакомой девушкой?
«Москвич» уже успел развернуться, но я ему замахал рукой и подбежал к водительскому окошку:
– Извините, а вы не подождете нас пять минут? Если там никого нет дома, мы с вами до центра уедем.
– Нет, я тороплюсь. – И тут же, сволочь, добавил: – Ну, если за отдельную плату.
Еще давать этой твари деньги я настроен не был, но и возвращаться отсюда пешком, пусть и вместе с Алисой, особого желания не было.
– А вы не подскажете номер вызова такси?
– Не подскажу. – Сразу было видно, если он и знает номер, то не скажет. По-видимому, жители Василькова сплошь если не психи, то жлобы.
Я обратился к своей спутнице:
– Алиса, а ты не знаешь?
– Нет.
Водитель вновь завел мотор, и я тут же хлопнул ладонью по машине:
– Да подожди ты! – На «вы» к этому козлу желания обращаться уже не было.
Я повернулся к Алисе:
– У тебя дома городской телефон есть? Алиса утвердительно кивнула.
– Давай ты сейчас с ним поедешь к себе, вызовешь такси и на нем приедешь сюда. Я буду тебя ждать здесь или в двадцать третьем доме. Так мы намного быстрее сможем решить все наши вопросы на сегодняшний день.
– Но ты ведь обещал не оставлять меня одну сегодня.
– Обещал. Но ведь дождь еще не кончился, – я улыбнулся и взял Алису за плечи. – Ну, лапка, верь мне. Нам намного опаснее будет возвращаться с этой улицы пешком. Через каких-то двадцать-тридцать минут мы будем вновь вместе.
На глазах у Алисы вновь выступили слезы:
– Честно?
На меня обрушился порыв нежности. Я прижал Алису к себе, а затем поцеловал ее в губы:
– Да.
Девушка обняла меня своими тонкими ручками за шею и вся прильнула ко мне. Через свой мокрый пуловер я ощущал, как быстро бьется ее сердце. За такой короткий период я стал самым близким для этого милого человечка. Мне вдруг не захотелось никуда ее отпускать, а так стоять с ней под дождем, обнимать и любить ее, забыть про все свои проблемы, про Обухова, про работу, про все на свете, а просто быть всегда с Алисой.
– Ну что вы там решили? – голос водителя в эту минуту мне показался особенно мерзким.
Я отстранил Алису от себя, а она, в свою очередь, с явным усилием убрала руки с моей шеи, но ее тело до последнего прижималось ко мне. Усадив Алису на заднее сиденье, я закрыл за ней дверь. Водитель завел машину, а Алиса высунула голову из окна и спросила:
– Витя, ты веришь в счастье?
– Нет никакого счастья. Есть только привычка. – «Москвич» рванул с места, а я махнул Алисе рукой. Я продолжал смотреть машине вслед, пока два маленьких красных огонька не скрылись за поворотом. Мне стало безумно одиноко.
13 апреля. Четверг. Поздний вечер
Я огляделся по сторонам. Где именно был дом 23, водитель так и не показал. По обе стороны дороги просматривалось два дома, но только в одном из них горел свет. Я направился к нему. Как только подошел к калитке, сразу же залаяла собака. Похоже, дворняга, но открыть калитку и проверить я не решился. Меня всегда бесит, почему в таким домах звонки только возле входной двери, зато пройти к ним нет никакой возможности по причине наличия во дворе собаки. Неужели так сложно провести звонок к калитке, не понимаю. Я позвал хозяев:
– Извините, кто-нибудь есть в доме?!
– Хто там?
– Меня зовут Виктор, я ищу дом Обуховых.
Из дома вышла тетка лет сорока пяти в белой ночнушке и надетой поверх коричневой кофте. Еще одна особенность сельских и околосельских жителей – ложиться спать чуть ли не с первыми сумерками.
– Нэ чую, говорыть громшэ, що вам надо?
– Я говорю, мне нужен дом двадцать три, Обуховы там живут, не подскажете, где это? (Эта тетка точно была не матерью Обухова.)
– Кого трэба?
Она совсем нахрен глухая?!
– Гагарина, двадцать три! Где это?! – я уже почти кричал.
– Чого вы кричытэ, цэ напроты. Перечница старая.
– Спасибо!
Я развернулся и пошел к дому через дорогу, но тетка меня окликнула в спину:
– Подождыть, а навищо воны вам? Я остановился и оглянулся:
– В смысле? Я наведаться заехал, знаю их давно.
– Кого цэ их? Танька на свому гори зовсим з розуму поихала. Щэ ий тилькы гостей не выстачало.
Что за дура фамильярная? «Танька», «гостей не выстачало»… Какое твое старособачье дело?
– Я давний знакомый Татьяны Александровны, – на имени и отчестве Димкиной матери я нарочно сделал ударение, – и очень хорошо знал ее сына. Поэтому считаю возможным приехать навестить его мать и жену.
После слова «жена» мне показалось, что у тетки округлились глаза и она даже слегка отпрянула. Но, пожалуй, мне только показалось. Да и тетке, похоже, стало немного неловко, и она сделала попытку как-то смягчить разговор:
– Да я ничого, просто вже пизно для гостей, да и Татяны (ну хоть уже не «Танька») схожэ нэмае вдома.
А так звисно трэба навищаты людыну, стильки смэртэй пэрэжыты.
Почему смертей? Еще кто-то, кроме Димки, умер? Может, муж? Но он вместе с семьей не жил уже лет двадцать. Тогда кто?
Но я спрашивать не стал, а лишь еще раз уточнил:
– Так, значит, в доме напротив?
– Да. Чэрэз дорогу.
Я развернулся и пошел к дому, но меня неожиданно вновь окликнули:
– Стийтэ! Вы щось обронылы биля калыткы. Да что нахрен еще такое?!
Я вновь остановился и повернулся к тетке. Та в свою очередь открыла калитку и подобрала возле нее какой-то небольшой прямоугольный предмет. Я вернулся назад и увидел в руках у женщины открытку с желтыми цветами. Черт! Это была та самая вторая открытка, которую показывала мне Алиса. Но я ведь, вроде, бы отдал ее! Хотя, не помню, может, машинально положил в карман.
В какой карман? Тот, что в джинсах, – и при этом открытка не помялась?
– О, це схожэ открытка. Яки гарни жовти квиточки. Трымайте, – и она протянула открытку мне, хотя стояла уже вновь за калиткой, пусть и открытой. – Тилькы нэ даруйтэ йийи дивчыни, бо жовтый колир – колир розлукы.
Покаркай мне, собака.
– Спасибо. Наверное, выпала. Всего хорошего, – и я направился к дому Обухова. За спиной чувствовался буравящий меня взгляд тетки.
Вблизи дом оказался не таким уж и маленьким. Одноэтажный, из белого кирпича, с двумя большими окнами, которые выходили на улицу, ко всему же обнесенный высокой металлической оградой. Возле дома был небольшой участок земли, вдали виднелся маленький сарай, а возле самого дома стояла зеленая (как мне показалось в темноте) беседка. Света нигде видно не было. К слову, в соседних домах тоже, от этого не только дом, но и вся улица выглядели особенно зловеще.
