Истошный вопль Лидии. Никогда не видевшая дочерей Морриса, она взмахнула "обезьяньей лапкой" и пожелала, чтобы им вернули жизнь. Комната погрузилась в кромешный мрак. И вдруг за дверью послышались шаги.
Моррис ползал на четвереньках в темноте, обдававшей запахами газа, гари и тлена. Он нашаривал "лапку". В запасе последнее желание. Он знал, чего он пожелает: чтобы кончился этот чудовищный сон. Чтобы не видеть своих дочерей, живых скелетов с проваленными глазницами, с номерами, чернильно горящими на худосочных ручонках.
Бум, бум, бум - в дверь.
Отчаянные, бесплодные поиски. Казалось, время остановилось. Но вот дверь за его спиной с треском распахнулась. НЕ БУДУ, подумал он, НЕТ, Я НЕ БУДУ СМОТРЕТЬ. Я ЗАКРОЮ ГЛАЗА. Я ЛУЧШЕ ВЫРВУ ИХ, ЧЕМ ПОСМОТРЮ.
Но он посмотрел. Он должен был посмотреть. Во сне было такое чувство, будто его голову кто-то насильно повернул.
Это не были его дочери; это был Денкер. Молодой, в эсэсовской форме, в лихо заломленной фуражке с "мертвой головой". Начищенные пуговицы словно просвечивали тебя насквозь, сапоги блестели до рези в глазах.
И во сне этот Денкер ему сказал со своей холодной вкрадчивой улыбочкой: СЯДЬТЕ И РАССКАЖИТЕ ВСЕ ПО ПОРЯДКУ - МЫ ЖЕ ДРУЗЬЯ, nein? НАМ ИЗВЕСТНО ПРО ЗОЛОТО,КОТОРОЕ КОЕ-КТО ПРИПРЯТАЛ. И ПРО НЕЛЕГАЛЬНОЕ КУРЕВО. И ЧТО ШНАЙБЕЛЬ УМЕР ДВА ДНЯ НАЗАД ВОВСЕ НЕ ОТТОГО, ЧТО ОТРАВИЛСЯ ЧЕМ-ТО ЗА УЖИНОМ, А ПРОСТО ЕМУ ПОДЛОЖИЛИ В ЕДУ ТОЛЧЕНОЕ СТЕКЛО. ТОЛЬКО НЕ НАДО НАИВНЫХ СЛОВ О ТОМ, ЧТО ВЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТЕ. А ТЕПЕРЬ РАССКАЗЫВАЙТЕ. ВСЕ ПО ПОРЯДКУ.
И в темноте, задыхаясь от тошнотворных запахов, он начал рассказывать. Слова сами отскакивали от языка. Это была полубессвязная исповедь помешанного, в которой переплелись ложь и правда.
... Он проснулся - его всего колотило - и уставился на спящего соседа. Черный провал рта. Не то обеззубевший тигр, не то одряхлевший боевой слон, растерявший свои мощные бивни. Вышедший в тираж монстр.
- Боже мой, боже мой, - беззвучно шевелил губами Моррис Хейзель. По щекам потекли слезы. - Убийца моей жены и моих детей спит со мной рядом, о боже ж ты мой, спит со мной в одной палате...
А слезы все текли, слезы гнева и потрясения, горячие, обжигающие слезы.
Он лежал, не в силах унять дрожи, и ждал утра, но утро не приходило.
Дюссандера мучили кошмары.
ОНИ обрушились на проволочное ограждение. Их были тысячи, если не миллионы. Они грудью бросились на сетку из колючей проволоки, убивавшей током на месте, и под этим напором сетка неумолимо заваливалась. Кое-где лопнувшая проволока уже змеилась по утрамбованной земле и плевалась голубыми разрядами. А толпы все прибывали. Безумец фюрер, неужели он полагал, что с этим можно будет раз и навсегда покончить? Им несть числа, они заполонили земной шар, и вот сейчас им нужен один человек - ОН.
- Эй! Просыпайтесь. Вы слышите меня, Дюссандер? Просыпайтесь.
Голос, казалось ему, звучал во сне.
Немецкая речь. Конечно, это сон. Леденящий душу голос. Скорей проснуться и стряхнуть наваждение. Усилием воли он вырвался из ночного кошмара.
Возле его койки на стуле, повернутом задом наперед, сидел мужчина.
- Просыпайтесь, вот так, - говорил он.
Молодой, не больше тридцати. Темные пытливые глаза за стеклами очков в простой железной оправе. Длинные волосы. В первую секунду Дюссандеру даже показалось, что это "его мальчик" устроил небольшой маскарад. Незнакомец был в немодном синем костюме, явно не рассчитанном на теплую калифорнийскую погоду. На лацкане пиджака - серебристый значок с желтой звездой. Серебро... из него делали стилеты, которые потом вонзали в сердце вампирам и оборотням.
- Вы это мне? - спросил Дюссандер по-немецки.
- А то кому же. Соседа вашего перевели. Ну что, окончательно проснулись?
- Да. Но вы меня с кем-то путаете. Меня зовут Артур Денкер. Вы, наверное, ошиблись палатой.
- Меня зовут Вайскопф. А вас - Курт Дюссандер. Бывший комендант Патэна.
- Вы в своем уме? Я переехал в Штаты после смерти жены. А до этого я...
- Да ладно вам, - остановили его жестом. - Сосед по палате еще не забыл ваше лицо. Вот это лицо.
Точно из воздуха, явилась фотокарточка. Одна из тех, что принес ему когда-то мальчик. Молодой Дюссандер в лихо заломленной фуражке за своим рабочим столом.
Дюссандер перешел на английский. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова:
- Во время войны я был механиком. Мы изготавливали детали для грузовиков, для бронированных машин... Позже для танков. Резервная часть, в которой я находился, эпизодически участвовала в битве за Берлин. После войны я устроился на завод "Меншлер Мотор" в Эссене, пока...
- ... пока не пришла пора рвануть в Южную Америку. Со слитками золота - вот и коронки пригодились, со слитками серебра - и драгоценная оправа не пропала. Должен вам сказать, мистер Хейзель пережил довольно тяжелые минуты, когда осознал, с кем он лежит в одной палате. Зато теперь на душе у него гораздо легче. У него такое чувство, будто господь Бог в своей безграничной милости позволил ему сломать позвоночник, с тем чтобы помочь изловить одного из самых гнусных палачей, каких только знала история.
- Во время войны я был механиком...
- Да слышал, слышал. Первая же серьезная проверка покажет, что вы жили по подложным документам. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Игра сделана.
- Мы изготовляли...
- Трупы, да. Учтите, власти оказывают нам полное содействие.
- ... детали для грузовиков и бронированных машин, а позже для...
- Не надоело еще? Может, хватит?
- Резервная часть, в которой я находился...
- Ну, как хотите. Мы еще увидимся. И очень скоро.
Вайскопф вышел из палаты. Его тень на стене, словно помедлив, выскользнула следом. Дюссандер закрыл глаза. Можно ли верить словам, что власти оказывают им полное содействие? Похоже на правду. Да и не все ли равно? Так или иначе, легальным путем или нелегальным, но этот Вайскопф и компания выцарапают его во что бы то ни стало. Когда дело касается нацистов, они непримиримы. Когда дело касается лагерей, они фанатики.
Дюссандера колотила дрожь. Но он знал, что надо делать.
В субботу Боудены проснулись поздно. К половине десятого мужчины уселись за стол, каждый со своим чтивом, а Моника, словно досыпая на ходу, молча ставила перед ними омлет, сок, кофе.
