Глава 20
Конец неумолимо приближался.
Кусум отослал медсестру и остался стоять в одиночестве у изголовья постели, держа высохшую руку бабушки в своей. Гнев отступил, как, впрочем, разочарование и горечь. Не то чтобы эти чувства ушли совсем, просто отступили до той поры, пока снова не понадобятся. Внутри осталась холодная пустота.
Все пропало. Все эти годы жизни вычеркнуты минутной вспышкой злобы.
Кусум не мог тешить себя бессмысленной надеждой, что увидит ожерелье прежде, чем все кончится. Никто не смог бы найти его вовремя, даже так широко разрекламированный мастер Джек. Если в ее карме умереть без ожерелья, Кусуму ничего не останется, как принять это. По крайней мере, его совесть чиста — он сделал все, что в его силах, чтобы вернуть ожерелье.
В дверь постучали. Медсестра просунула в дверь голову.
— Мистер Бхакти?
Он подавил желание закричать на нее. А так хорошо бы сейчас наорать на кого-нибудь.
— Я же сказал, что хочу побыть один.
— Знаю. Но здесь этот человек. Он настаивает, чтобы я передала вам вот это. — Она протянула руку. — Сказал, что вы ожидаете его.
Кусум шагнул к двери. Он не мог себе вообразить...
Что-то покачивалось у нее в руке. Это выглядело как... Нет, невозможно!
Он выхватил у нее ожерелье.
«Это правда! Правда! Он нашел!»
Кусуму от радости хотелось петь, хотелось увлечь в танце удивленную медсестру. Но вместо этого он выпихнул ее за дверь и подскочил к постели. Защелка оказалась сломанной, поэтому он просто обернул ожерелье вокруг шеи умирающей.
— Теперь все будет хорошо! — прошептал он на их родном языке. — Я с тобой — все будет хорошо!
Кусум вышел в коридор и увидел медсестру.
— Где он?
Она кивнула в конец коридора:
— На посту медсестры. Вообще-то ему не положено там находиться, но он был очень настойчив.
«Кто бы в этом сомневался».
Кусум махнул рукой в сторону палаты.
— Приглядите за ней, — сказал он медсестре и поторопился к посту.
Джек, одетый в обрезанные джинсы и рубашку не по размеру — даже слуги, идущие на калькуттский базар, одевались куда приличнее, — стоял, прислонившись к конторке, и о чем-то спорил с дородной большеголовой медсестрой, которая повернулась к Кусуму, как только тот подошел.
Мистер Бхакти, вам позволили здесь остаться, потому что ваша бабушка находится в критическом состоянии. Но это вовсе не означает, что ваши друзья могут ходить туда-сюда всю ночь!
Кусум едва взглянул в ее сторону.
— Он на минуту. Занимайтесь своим делом.
Кусум повернулся к Джеку, который выглядел разгоряченным, усталым и потным. О, как бы ему хотелось иметь обе руки, чтобы обнять этого человека, хотя от него пахло, как от всех в этой стране, — бифштексами. Несомненно, это выдающаяся личность. О, милостивая Кали, благодарю тебя за всех выдающихся людей, невзирая на их расу и кулинарные предпочтения.
— Похоже, я успел? — спросил Джек.
— Да. Как раз вовремя. Теперь с ней все будет хорошо.
Брови американца удивленно взметнулись.
— Что, это поднимет ее?
— Нет, конечно нет. Но понимание того, что ожерелье возвращено, поможет ей здесь, — сказал Кусум, дотронувшись до виска. — Потому что здесь и происходит исцеление.
— Конечно, — сказал Джек с нескрываемым скептицизмом. — Как скажете.
— Полагаю, вы желали бы получить вторую часть гонорара.
Джек кивнул:
— Прекрасная идея.
Кусум вытащил из туники толстый конверт и протянул его Джеку. Хотя Кусум был почти уверен, что украденное ожерелье никогда не будет возвращено, он все же взял с собой деньги. Это было выражением надежды и веры в божество, которому он молился.
— Я хотел бы заплатить вам еще больше. Даже не знаю, как выразить свою благодарность. Никакими словами не передать, насколько сильно...
— Да ладно, — прервал его Джек. Этот поток благодарности смущал его.
Кусум тоже был несколько поражен волной эмоций, накатившей на него. Но это и естественно: ведь он практически утратил надежду. Он вынужден был обратиться к этому мужчине, чужаку, он просил его о невыполнимом, и тот сделал это! Кусум не любил проявлять свои чувства, но его способность контролировать себя исчезла в тот момент, как медсестра вручила ему ожерелье.
— Где вы его нашли?
— Я нашел парня, который его украл, и убедил его отдать мне ожерелье.
Кусум почувствовал, как непроизвольно сжался его кулак и напряглись мускулы шеи.
— Вы убили его, как я просил?
Джек покачал головой:
— Не-а. Но поверьте, по крайней мере некоторое время он не будет избивать старых женщин. На самом деле я уверен, что скоро он появится здесь в приемном покое, чтобы получить какое-нибудь болеутоляющее для своих рук. Не волнуйтесь. Он получил сполна. Я уж позаботился об этом.
Кусум молча кивнул, сдерживая порыв ярости, поднявшейся в нем. Никакой, даже самой страшной боли недостаточно! Человек, совершивший подобное преступление, должен искупить вину только ценой своей жизни!
— Хорошо, мистер Джек. Моя... семья и я в неоплатном долгу перед вами. Если я могу чем-нибудь помочь вам, пожалуйста. Сделаю все, что в пределах человеческих возможностей... — здесь он не смог сдержать улыбку, — а возможно, и за пределами оных.
— Спасибо, — сказал Джек с улыбкой и слегка поклонился. — Надеюсь, этого не понадобится... Думаю, сейчас я отправлюсь домой.
— Да, конечно. У вас усталый вид.
Но, внимательно вглядевшись в Джека, Кусум почувствовал не только большую физическую усталость — в нем поселилась внутренняя боль, которой не было при их утренней встрече. Похоже на духовную истощенность. Что мучает этого человека? Кусум надеялся, что ничего особенного. Это было бы настоящей трагедией. Ему хотелось спросить, в чем дело, но он чувствовал, что не имеет на это права.
— Отдыхайте.
Кусум подождал, пока двери лифта закрылись за американцем, и вернулся в палату. Медсестра встретила его в дверях.
— Похоже, она оживает, мистер Бхакти! Дыхание стало глубже. Кровяное давление повысилось!
Отлично! — Напряжение двадцати четырех часов начало отступать. Она будет жить. Теперь он был в этом уверен. — У вас не найдется булавки?
Медсестра удивленно посмотрела на него, затем порылась в своей сумочке на подоконнике и протянула ему булавку. Кусум взял ее, вставил в ожерелье вместо защелки и повернулся к медсестре.
— Ни под каким видом не снимайте с нее это ожерелье.
