– Да, - сказал я. - И вижу теперь, что вы правы. К таким людям нельзя проявлять милосердие. Их можно только уничтожать. Травить, как тараканов или крыс.
– Рад, что до тебя дошло. Вообще, не надо бояться количества жертв, которые стоит принести ради чистоты общества. Чем меньше мрази ходит по земле, тем лучше. Это я тебе верно говорю. Жить должны только те, кто этого достоин, согласен?
– Согласен.
– Вот и умница. Ладно, не буду отрывать тебя от работы. Иди, твори. Я завтра еще позвоню. Может быть, уже с идеями, как помочь твоему родному городку.
Я отключился от связи и пошел в мастерскую. Стеклянная масса была уже готова, и я взялся за работу.
Я выдувал цельный шар, приблизительно такого же размера, как Ирке в подарок. Я не стал делать внутри изысканные картинки, чтобы не тратить время, тем более что мне нужно было решить одну техническую проблему: как поместить внутрь шара кусочек янтаря, чтобы янтарь при этом не расплавился. Я хотел поместить в центр шара что-то, на чем концентрировалось бы внимание, что-то полупрозрачное и теплых тонов. Сперва у меня разные идеи были, я думал и о том, чтобы сделать гранатовое зернышко из "золотого рубина", и о том, чтобы установить туда "кошачий глаз", были у меня и другие идеи. Но я выбрал кусочек янтаря с рогатым жуком внутри, который так сверкал в янтаре как будто был присыпан золотой пыльцой. Этот кусочек янтаря лежал у нас уже много лет, и я уж не помню, то ли родители привезли его из Прибалтики, где когда-то, задолго до моего рождения, отдыхали, то ли кто-то из друзей им его подарил. В детстве я любил разглядывать этот кусочек янтаря, и сам уж не знаю, почему не забрал его, уезжая в Москву. Может быть, мне хотелось, смутно и подсознательно, чтобы в доме была какая-то мелочь, живо и сразу напоминающая о детстве. А может, просто забыл, в суматохе.
Как бы то ни было, с технической задачей, как поместить этот янтарь внутрь шара, я справился. Работу я закончил в четвертом часу утра, когда уже первые проблески рассвета наметились, и без сил завалился спать. Проспал я совсем недолго, в начале девятого уже был на ногах, как следует отшлифовал и отполировал шар, и получился он просто заглядение. Я обернул его тряпкой и спрятал в нижнее отделение серванта. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел шар, ни соседка, ни даже Ирка.
Впрочем, оказалось, что соседка уже побывала у меня. На кухне я нашел пирожки и вареные яйца. Похоже, она, как всегда, приходила заниматься огородом и, увидев, что я сплю, решила не будить меня, а просто оставить мне кое-что подкрепиться.
Около одиннадцати утра я отправился к Ирке. Ее родители уже ушли на работу, а она меня ждала. Мы выпили какао, и я спросил:
– Куда ты хочешь пойти?
– Даже не знаю. На твое усмотрение.
– Давай тогда прогуляемся к прудам. Там хорошо, наверно.
– Давай, - согласилась она.
Мы вышли к тому пруду, который зимой превращался в каток. Сейчас все цвело и зеленело, в пруду купалось довольно много народу, и время от времени кто-то бегал в кафе на берегу, взять пива или чипсов. Со всех сторон слышалась музыка несколько громких песен перемешивались, и получалось что-то вроде "Красивая девчонка... В лучах заката..." и так далее.
Нам не хотелось глазеть на шумную публику, мы обошли пруды, миновали рощицу и оказались у ворот кладбища.
– Вот здесь тихо, всегда тихо, - сказал я.
– Почти всегда, - ответила Ирка.
– Покажи мне могилу Надьки, - попросил я.
Она внимательно на меня поглядела, потом кивнула:
– Пойдем.
Мы пошли по аллеям, под березами и кленами, мимо старых и новых памятников.
– Вот, - подвела меня Ирка.
Ленты на венках и искусственные цветы уже поблекли, но не истрепались. И памятника пока не было - в землю был вставлен простой деревянный крест табличкой.
Я облокотился на ограду, стал смотреть на могильный холмик.
– Ты думаешь о том, что такое могло произойти и со мной? - спросила Ирка.
– Я о всяком думаю, - уклончиво ответил я. Иногда я пугался того, насколько хорошо она читает мои мысли. Мне бы не хотелось, чтобы она разгадала мой замысел.
– Ты не волнуйся, - сказала она. - Вечером я по городу пешком не хожу. Отец возит меня на машине. Забирает из гостей, если я в гостях...
– А другие? - сказал я. - Те, у кого нет машин?
– Другие ходят компаниями.
Я покачал головой. Ирка коснулась моей руки.
– Я понимаю, что тебе все это не нравится. Мне это нравится еще меньше, я ведь живу с этим, внутри этого. Но неужели ты веришь, будто у тебя получится что-нибудь изменить, даже с помощью твоего опекуна?
– Посмотрим, - сказал я.
На кладбище было так мирно, так спокойно. Мы погуляли еще некоторое время, навестили могилу моих родителей, могилу Дормидонтова. Помню, как я стоял перед двойным надгробным камнем, на котором были высечены имена матери и отца... Я оплатил его установку, созвонившись из Москвы и дав заказ, но до сих пор так и не собрался съездить, поглядеть, что и как сделано, вот, только сейчас навестил... Я вспоминал всю нашу жизнь, последние дни отца, последние дни матери, но, в первую очередь, то хорошее и светлое, что было до этих последних дней... Не знаю, сколько я там простоял. Ирка молчала, понимая, что сейчас мне нужно отрешиться от всего, а когда я наконец повернулся и пошел прочь, она так же молча последовала за мной и лишь спустя минут десять задала мне какой-то вопрос.
Потом мы прошлись по новым аллеям, где выстроились помпезные памятники погибшим бандюгам и другим нынешним хозяевам жизни. Увидел я там и надгробия тех двоих, которые погибли в автокатастрофе, после того, как попытались "наехать" на Иркиного отца. Надгробия эти были мраморными, со скульптурами ангелов. И вообще, памятников было на удивление много, похоже было на то, что борьба за деньги и власть шла не на жизнь, а на смерть в прямом смысле этого выражения. При этом, аллея выходила к свободному концу кладбища, так что ее можно было продолжать и продолжать.
– Что ж, места еще много, - пробормотал я.
– Ты о чем?
– О том, что как будто специально побольше места оставили, чтобы эти гады могли и дальше истреблять друг друга, - сказал я.
– А... да, - Ирка оглядывалась.
А вокруг было так хорошо, так спокойно. Над могилами, и скромными, и вычурными, дрожала листва, щебетали птицы. Умиротворение чувствовалось во всем, и чем больше это умиротворение в меня проникало, тем больше я убеждался в правильности того, что хочу сделать, тем больше развеивались мои сомнения.
Потом мы еще бродили, говорили о будущем. Ирка предложила прогуляться по центру города, по старым улочкам, но я отказался:
