Даже сейчас он мог слышать ужасный крик его сестры в тот день, когда его человеческий отец наказывал его за отсутствие.
— Остановись, отец, он невиновен. Он был с Артемидой. Скажи ему, Ашерон. Во имя богов, скажи ему правду, чтобы он перестал тебя бить.
Его человеческий отец ударом свалил его на землю. Потом он поставил ногу на горло Эшу, как раз туда, где поднявшаяся желчь грозила удушить Ашерона.
— Что ты ей наплел, ничтожество?
Эш пытался скинуть ногу, но отец только сильнее надавил. Говорить было невозможно.
— Ничего, п-п-пожалуйста…
— Богохульник. — Отец отступил назад, оставив Эша задыхаться в отчаянной попытке вдохнуть через покалеченное горло. — Свяжите его и принесите в храм Артемиды. Пусть богиня увидит его наказание, и если он правда был с ней, я уверен, она встанет на его защиту.
Он высокомерно посмотрел на Риссу:
— Бейте его на алтаре, пока Артемида не явит себя.
Унижения того дня до сих пор ранили его до глубины души. Люди, которые подбадривали истязателя, чтобы тот бил еще сильнее. Жрецы, избивавшие его вместе с палачом.
Вода, которую ему плескали в лицо, когда он терял сознание от боли…
Все это еще свежо в его памяти.
И Артемида явиласебя очень хорошо. Но только никто, кроме Эша, не видел её. Она с наслаждением смотрела на то, как его избивают.
— Я говорила, что произойдет, если ты предашь меня.
Затем она подошла к здоровенному палачу, и шепнула ему на ухо, чтобы он бил сильнее, делал удары болезненнее.
Эшу тогда было всего двадцать.
Когда это все же закончилось, да и то потому, что у палача устали руки, Эша на три дня оставили прикованным в храме. Без еды, без воды. Голого и истекающего кровью. Больного. Одного. И пока он висел там, люди подходили, чтобы плюнуть на него и проклясть. Они дергали его за волосы и снова били.
Говорили, что он ничего не стоит и ничего не заслуживает, кроме того, что получил.
Когда в конце концов жрецы его освободили, его побрили наголо и на затылке вытатуировали лук, символ Артемиды.
Затем Ашерона приковали цепью к лошади, и она волочила его до дворца. Земля заново открыла старые раны и добавила новые. К тому времени, как он оказался в своей комнате, от боли он не мог даже говорить. Целыми днями он лежал на холодном полу, плача оттого, что женщина, которую он так безоглядно любил, отреклась от него, хотя он ничего плохого не сделал. Он охранял её имя до самого конца.
И она думала, что простое извинение может облегчить все это… Стерва сошла с ума.
До сих пор Артемида никому не рассказывала об их отношениях. Но каждый, у кого были мозги, мог догадываться сам. Что это было? Одиннадцать тысяч лет она тайком приводила его в свой храм. Одиннадцать тысяч лет она принуждала его заниматься с ней любовью.
Все они знали, но никто не говорил вслух. Это была глупая игра, в которую все играли, и ради чего? Ради тщеславия Артемиды.
— Обними меня, Ашерон. — Её голос дрожал. — Обними меня, как прежде.
Он едва не оттолкнул ее. Но это было бы жестоко, и неважно чего он хотел, он не был так жесток, как она.
Вместо этого он притянул её к себе, хотя все внутри него протестовало.
Она мечтательно вздохнула, обвила руки вокруг его талии и прижалась к нему.
Больше всего Эш ненавидел её нежность. Она слишком сильно напоминала о мечте, которая у него когда-то была. Мечте, что когда-нибудь она возьмет его за руку прилюдно. Что когда-нибудь открыто ему улыбнется.
Как человек он умел молчать и думал, что этим заслужит хорошее отношение Артемиды. Хотя бы признание его существования.
Но вместо этого он был и всегда оставался её грязной тайной. До того, как умереть от рук её брата, Эш даже не имел права произносить её имя на публике. Никогда не дотрагивался, не мог взглянуть на неё или пройти мимо её храма. Только наедине с ним она признавала его.
Он так отчаянно хотел даже эту малую толику доброты, что принимал ее.
— Я люблю тебя, Ашерон.
Он сжал зубы, услышав слова, смысл которых она просто не понимала.
Любовь…да. Если это была любовь, он мог бы определенно прожить без нее.
Она поцеловала его в губы, затем отстранилась с улыбкой:
— Ты всегда на вкус как солнечный свет.
А она всегда как холодная темнота. Он устало вздохнул:
— Тебе лучше?
Потершись о его грудь, она кивнула.
— Ты выглядишь усталым, мой Ашерон. Возвращайся в постель. Я скоро присоединюсь к тебе.
Йо-черт-задери-хо, подумал он с сарказмом. Он не мог этого дождаться. Это было сравнимо только с кислотным ожогом.
— Куда ты идешь?
Она замерла.
— Мне нужно кое о чем позаботиться. Но я скоро вернусь. Поверь.
Как будто у него был выбор.
— Это твое время. — Если ему повезет, то у него будет целый свободный час.
Очень грустно, но это было самым лучшим, на что мог рассчитывать всемогущий бессмертный бог.
Артемида улыбнулась ему и исчезла.
Она переместилась в подземный мир, где в самом темном месте королевства Аида находился дом долофонийцев.
Потребовалось немного времени, чтобы найти Деймоса. Он стоял около огромного стенда с оружием, пробуя новый кинжал с маленькой рукояткой.
— Что ты делаешь? — спросила она, стараясь догадаться, о чем он думает.
Он поднял глаза:
— Проверяю оружие.
— Разве ты не должен искать Сина?
Деймос вернул нож на место, не глядя на нее, провел рукой по остальному оружию.
— Это зависит от того, будет ли твоя дочь по-прежнему стоять у меня на пути.
Её желудок сжался от этих слов.
— Прошу прощения?
Он повернулся к ней, его взгляд был холоден и мрачен.
— Твоя дочь. Такая высокая блондинка с телом, созданным для греха, у которой твои глаза и силы её отца. Ты же не думала, что я так туп, что не догадаюсь?
Артемида не могла говорить. Она была благодарна за то, что здесь не было Ашерона. Он бы убил её.
Деймос сузил глаза.
— Только поэтому ты позвала меня, чтобы убить Сина? Он узнал правду, и поэтому должен умереть?
Она не даст ему то, что он потом использует против нее.
— Не знаю, о чем ты.
— Конечно, не знаешь, — в его голосе была насмешка. Он подошел ближе.
Артемида отступала, пока не уперлась в стену.
Деймос самодовольно улыбнулся:
— Значит ли это, что я могу убить Катру, если она встанет на пути?
Глава 8
Син уклонился от кинжала Кэт, который лишь немного не достал его горло. Он улыбнулся, впечатленный её умением. Нечасто встречался тот, кто смог бы его побить, особенно при таком телосложении. Как Киш говорил про Анджелину, Син не возражал, чтобы б Кэт его отлупила, но если бы она при этом была одета в черное кружево или кожаный пеньюар. Да, одна мысль о ней, обнаженной, в красных туфлях на шпильке возбудила его, даже когда Кэт хлестнула его по лицу.
Когда она качнулась назад, он поймал её запястье, но он не ожидал, что мгновение спустя она пустит в ход колено. Оно впечаталось ему прямо в ребра.
Он захрипел и выбил кинжал у нее из рук. В следующее мгновение Кэт ударила его головой. Боль расколола его череп, голова откинулась назад и кровь потекла из носа. Черт, эта женщина умеет врезать…
— О Боже! — немедленно воскликнула она. — Я прошу прощения. Я не хотела. Я должна была остановиться.
Он потряс головой, чтобы прояснить мысли, несмотря на то, что его лоб и нос все еще пульсировали, и в ушах звенело.
— Ты всегда извиняешься перед врагами, если наносишь им сильный удар?
— Никогда. Но я делаю это, когда нечаянно ударяю партнера по тренировке.
Потирая голову, он улыбнулся, заметив красный отпечаток на её потном лбу. Румянец на щеках практически заставлял её глаза светиться. Дочь она Артемиде или нет, но Кэт была абсолютно прекрасна.
— Что? — Спросила она, отступая назад.
— Ничего. Я только смотрел на красное пятно у тебя на лбу, там, где ты меня ударила. Интересно, мой лоб выглядит также?
