— Конечно, мы потом должны будем убить ее.
— И ребенка тоже?
— Это порочное маленькое отродье. Его удавить мне хочется больше всего.
— Нет. Это не годится, — сказал Колин.
— Еще вчера ты позволял мне убить кого-нибудь. А сейчас ты говоришь: «Не годится».
— Не хитри, Рой.
— Что?
— Ты придумал план, который, ты знал заранее, не сработает. Ты рассчитал, что я похороню его, и тогда ты скажешь: «Вот видишь, я придумал, как убить кого-нибудь, а ты сорвал всю затею».
— Что же не сработает в моем плане?
— Во-первых, ты ее сосед.
— И что?
— Копы заподозрят тебя в первую очередь.
— Меня? Но я всего лишь четырнадцатилетний подросток.
— Достаточно взрослый, чтобы тебя можно было заподозрить.
— Ты так считаешь?
— Да.
— Ну... а ты дашь мне алиби. Ты поклянешься, что я был у тебя дома, когда ее убили.
— Тогда заподозрят нас обоих.
Рой долгим взглядом посмотрел на Сару Каллахан. Наконец он отвернулся от окна и зашагал по комнате.
— Вот что мы должны сделать. Мы должны оставить следы, которые бы указывали на кого-нибудь другого. Не на нас. Мы должны сбить их со следа.
— А техника, которая у них есть? Они вычислят тебя по волоску, по ниточке, по чему угодно.
— Но если мы прикончим ее таким путем, то никому и в голову не придет, что это могли сделать два четырнадцатилетних подростка...
— Каким путем?
Рой продолжал вышагивать.
— Мы сделаем это так, как будто некий остервенелый лунатик прикончил ее, сексуальный маньяк. Мы нанесем ей сотни ран. Мы отрежем ей уши. Мы разрежем это маленькое отродье на ровные кусочки, а затем кровью напишем на стенах всякую похабщину.
— Ты спятил!
Рой перестал шагать и исподлобья посмотрел на него:
— В чем дело? Мальчик испугался крови?
Колину показалось, что его сейчас вывернет.
— Даже если ты собьешь со следа полицию, все равно твой план нереален.
— Почему?
— А если кто-нибудь увидит нас, когда мы пойдем к дому Каллаханов?
— Кто?
— Ну, скажем, кто-нибудь выносит мусор или моет окна. Или просто проезжает на машине.
— Тогда мы войдем к Каллаханам через заднюю дверь.
Колин выглянул в окно:
— Посмотри, их дом со всех сторон окружен забором. Нам надо будет войти в главный вход и обогнуть дом, чтобы подойти к задней двери.
— Зачем? Мы в минуту перелезем через забор.
— А если кто-нибудь увидит нас? Будь уверен, они это запомнят. А отпечатки пальцев, когда мы войдем в дом?
— Естественно, мы будем в перчатках.
— Ты хочешь сказать, что мы подойдем к двери в перчатках в девяностоградусную [1] жару, с веревкой и ножом — и она спокойно откроет нам дверь?
Рой начал злиться.
— Как только она откроет дверь, мы ворвемся так быстро, что у нее не будет времени заподозрить что-либо.
— А если — да? Если она окажется быстрее, чем мы?
— Не окажется.
— Мы должны продумать и такую возможность, — настаивал Колин.
— Ладно, ладно. Я думал уже об этом, я считаю, тут нам нечего опасаться.
— И еще. Если, скажем, она откроет только внутреннюю дверь?
— Тогда мы откроем наружную. В чем проблема?
— А если она заперта?
— Боже!
— Слушай, мы должны предположить худшее.
— Ну ладно, ладно. Мой план нереален.
— О чем я и твержу.
— Но я его не оставлю.
— Я и не хочу, чтобы ты его оставил. Мне нравится эта игра.
— Рано или поздно я найду решение. Я найду, кого можно убить. И тебе лучше мне поверить.
Некоторое время они еще смотрели по очереди в бинокль на Сару Каллахан.
Раньше Колин думал рассказать Рою о Хэзер. Но сейчас, он и сам не знал почему, решил не торопиться. Пусть Хэзер будет пока его маленьким секретом.
Когда Сара Каллахан закончила загорать, Колин и Рой спустились в гараж и всю вторую половину дня развлекались с железной дорогой. Рой изобретал крушения и возбужденно смеялся, когда поезда скатывались с рельсов.
Вечером Колин позвонил Хэзер, и они договорились пойти в кино в среду. Они проболтали минут пятнадцать, и когда Колин положил трубку, удивительное чувство переполнило его. Ему казалось, что вокруг него золотой нимб, который излучает счастье.
Глава 20
Полдня во вторник Колин и Рой провели на пляже, загорая и поглядывая на девчонок. Казалось, Рой забыл о своей мрачной идее: он не произнес ни слова о том, чтобы убить кого-нибудь.
В половине третьего Рой поднялся, стряхнул с ног и закатанных джинсов песок, решив, что пора возвращаться в город.
— Я хочу заехать в галерею к твоей матери.
Колин моргнул:
— Зачем?
— Зачем? Посмотреть на картины, конечно.
— На картины?
— Потому что я интересуюсь искусством, глупыш.
— С каких это пор?
— Всегда.
— Ты никогда не говорил мне об этом.
— Ты никогда не спрашивал.
Они сели на велосипеды и поехали в город. Там они оставили их на тротуаре рядом с галереей.
В галерее было несколько посетителей. Они медленно прохаживались от одной картины к другой.
Коллега Уизи, Паула, сидела за большим старинным столом в правом дальнем углу зала, где были указаны цены на картины. Это была худенькая веснушчатая женщина с блестящими каштановыми волосами и в больших очках.
Уизи прогуливалась между покупателями, готовая ответить на любой вопрос, который мог бы у них возникнуть. Увидев Колина и Роя, она направилась прямо к ним, натянуто улыбаясь. Колину было совершенно ясно, что, с ее точки зрения, два потных раздетых мальчишки в закатанных джинсах, обсыпанных песком, были определенно несовместимы с ее галереей.
Прежде чем Уизи открыла рот, Рой указал на большое полотно Марка Торнберга и сказал:
— Миссис Джекобс, это потрясающий художник! Потрясающий! Какая глубина! Не сравнить с тем двухмерным хламом, который выпускает большинство художников. А какие детали! Ух! Такое впечатление, что он старается использовать стиль старых фламандских мастеров в современной трактовке искусства.
Уизи была удивлена замечанием Роя.
Колин тоже. Больше чем удивлен. Оглушен. Глубина? Двухмерное? Фламандские мастера? Он в изумлении уставился на Роя.
— Ты увлекаешься искусством? — спросила Уизи.
— О да! Я бы хотел специализироваться по искусству в колледже.
— Ты рисуешь?
— Немного. В основном акварели. Но у меня не очень получается.
— Я думаю, ты скромничаешь, — заметила Уизи. — И потом, ты глубоко понимаешь искусство — у тебя хороший глаз. Ты попал в самую точку, рассуждая, чего пытается добиться Марк Торнберг.
— Правда?
— Да. Это поразительно. Особенно в твоем возрасте. Марк пытается использовать тончайшие детали и трехмерную технику фламандских мастеров и совместить их с современной чувственностью и современными темами.
Рой посмотрел на другие полотна Торнберга, висевшие на той же стене, и сказал:
— Мне кажется, я нахожу влияние... Якоба Де Витта.
— Точно, — изумленная, ответила Уизи. — Марк — большой поклонник Де Витта. Ты действительно разбираешься в искусстве. Потрясающе!
Рой и Уизи переходили от одной картины Торнберга к другой, проводя по нескольку минут перед каждой и обсуждая ее достоинства. Колин, забытый, плелся позади. Он был уязвлен своим невежеством и сбит с толку неожиданными познаниями Роя и его блестящими рассуждениями.
Еще в первый раз, когда Уизи познакомилась с Роем, он произвел на нее благоприятное впечатление. Она неоднократно повторяла Колину, что такой приличный мальчик, как Рой Борден, окажет на него гораздо лучшее воздействие, чем те книжные черви и социальные отбросы, с которыми он водил дружбу. Она не чувствовала, что этим больно задевала Колина, так как он сам был таким же книжным червем и социальным отбросом. Сейчас она была заинтригована познаниями Роя в искусстве. Колин заметил в ее глазах расположение. Рой знал, как привлекать к себе людей, не выглядя в их глазах фальшивым и неестественным. Он мог добиться признания у любого взрослого, даже у тех, кого он в душе презирал.
