– Я просто не хотела умирать, – сказала» она, – мне было страшно и очень хотелось жить. Если бы врачи могли мне помочь, я не согласилась бы на это. Но они ничего не могли сделать.
Теперь она сидела на кровати, устремив взгляд вдаль, как если бы увидела там нечто пугающее.
– Ты не представляешь себе, каково это – знать, что скоро умрешь, – прошептала она.
Филиппа обдало холодом. Нет, он не представлял себе того, о чем говорила Поппи, но он знал, он мог представить, что будет с ним, если Поппи умрет. Мир без нее станет пустым.
Они долго сидели молча. Наконец Поппи снова откинулась на подушки, под глазами у нее легли синие тени, как будто разговор утомил ее.
– Какое все это имеет значение? – сказала она вдруг бодрым голосом. – Я не собираюсь умирать. Доктора ничего не знают.
«Так вот как она справляется с этим, – подумал Филипп. – Она просто не желает знать о своей болезни, делает вид, что ее не существует». Теперь он ясно представлял себе ситуацию и знал, что делать.
– Ну ладно, я пойду, пожалуй, тебе нужно отдохнуть, – сказал он и погладил руку сестры. Рука была очень холодной и хрупкой и напоминала птичью лапку, потому что из-под кожи проступали все косточки. – Скоро увидимся.
Не говоря никому ни слова, Фил выскользнул из дома. Он выехал на дорогу и прибавил скорость. Через десять минут он был на месте. Раньше он никогда не бывал у Джеймса дома.
Открывая дверь, Джеймс холодно осведомился:
– Что тебе здесь надо?
– Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.
Джеймс отступил назад, пропуская гостя.
Квартира была просторной и пустоватой. Возле заваленного книгами и журналами обеденного стола стоял единственный стул, такой же беспорядок царил и на письменном столе. Рядом раскинулась некрасивая квадратная кушетка. И на кушетке, и на полу вокруг валялись книги и компакт-диски. Из столовой дверь вела в спартански обставленную спальню.
– Чего ты хочешь?
– Прежде всего я должен кое-что объяснить. Я знаю, ты не виноват в том, что ты вампир, но я не могу относиться к тебе иначе, чем теперь. Ты не можешь измениться, но и я тоже. Я хочу, чтобы все было понятно с самого начала.
Джеймс, скрестив руки на груди, настороженно и вызывающе поглядывал на собеседника.
– Ты не мог бы сократить свою лекцию?
– Хорошо. Я просто хочу, чтобы между нами все было предельно ясно.
– Чего ты хочешь, Фил?
Фил сглотнул. Лишь со второй или с третьей попытки, поборов собственную гордость, он наконец произнес:
– Я хочу, чтобы ты помог моей сестре.
Поппи металась в постели.
Она чувствовала себя совершенно несчастной. Казалось, горячее, неутомимое несчастье пылает у нее под кожей. Оно проникло в ее мозг и заполнило все тело. Если бы не эта ужасная слабость, она поднялась бы с постели и постаралась избавиться от гнетущего чувства. Но мускулы словно превратились в лапшу, и она не могла даже пальцем пошевелить.
В голове царил туман. Поппи больше не пыталась думать. Лучше всего она чувствовала себя во сне. Но сегодня сон к ней не шел. Она все еще чувствовала на губах вкус дикой вишни. Конечно, можно было бы ополоснуть губы, но даже одна мысль о воде вызывала у нее тошноту.
«Вода – это не то. Не то, что мне нужно».
Поппи повернулась на бок и прижала лицо к подушке. Она не понимала, что ей нужно, но знала, что у нее этого нет.
В холле раздался мягкий звук приближающихся шагов. Шли двое. На маму и Клиффа не похоже, к тому же они наверняка уже спят.
Послышался тихий стук в дверь. Дверь слегка приоткрылась, и в спальню скользнул луч света. Затем послышался шепот Фила:
– Поппи, ты спишь? Можно к тебе?
К большому неудовольствию Поппи, он вошел, не дожидаясь ответа. Вместе с ним вошел кто-то еще.
Это был он. Предатель. Тот, кто жестоко обидел ее, так, как никто-никто не обижал.
Ярость придала Поппи сил.
– Убирайся, или я тебя ударю!
– Поппи, пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой, – попросил Джеймс.
И тут случилось нечто удивительное. Даже Поппи, в ее полубессознательном состоянии, поняла, что происходит что-то странное, потому что Фил вдруг попросил:
– Поппи, пожалуйста, дай ему сказать. Просто выслушай его, я тебя прошу.
«Фил на стороне Джеймса?» Поппи пришла в столь сильное замешательство, что не успела им помешать. Джеймс подошел ближе и опустился на колени в изголовье ее кровати.
– Поппи, я знаю, ты обижена. Это моя вина. Я совершил ошибку. Я не хотел, чтобы Фил знал, что происходит на самом деле, и сказал ему, что притворяюсь влюбленным. Но это неправда.
Поппи нахмурилась.
– Если ты прислушаешься к своему внутреннему голосу, то поймешь, что это неправда. Ты превращаешься в телепата, и я думаю, ты уже способна прочитать мои мысли.
Фил, стоявший позади Джеймса, поежился при упоминании о телепатии.
– Я могу подтвердить, что это была ложь, – сказал он.
Поппи и Джеймс повернулись к нему в изумлении.
– Из разговора с тобой я понял одно, – добавил Фил, обращаясь к Джеймсу, но не глядя ему в глаза. – Возможно, ты действительно чудовище, но тебе не безразлично, что станет с моей сестрой. Ты не хочешь причинить ей зла.
– Понял наконец? После того, как устроил все это… – Джеймс кивнул в сторону Поппи. – Поппи,
сосредоточься, почувствуй то, что чувствую я. Пойми, что я говорю правду.
«Не буду, и ты меня не заставишь», – подумала Поппи. Но какая-то часть ее существа, та, что хотела знать правду, оказалась сильнее злой, иррациональной. Она робко коснулась Джеймса. Не рукой, а движением мысли. Она не могла бы объяснить, как она это сделала, но у нее тем не менее получилось.
Поппи увидела мозг Джеймса, светящийся как бриллиант, когда на него падает яркий свет. Это было не похоже на то, что она чувствовала прежде, когда они обменивались кровью. Теперь она смотрела на Джеймса как бы снаружи, на расстоянии ощущая его чувства. Но ей и этого было достаточно. Она чувствовала теплоту и обуревавшее Джеймса стремление защитить ее. Она ощущала и его боль при мысли о том, что она его ненавидит.
Глаза Поппи наполнились слезами.
– Ты действительно меня любишь, – прошептала она.
Серые глаза Джеймса встретились с ее взглядом, и Поппи увидела в них совершенно незнакомое выражение. Прежде Джеймс никогда так на нее не смотрел.
– В Царстве Ночи есть два главных закона, – спокойно сказал он. – Первый гласит, что смертные не должны знать о его существовании, второй запрещает любить смертных. Я нарушил оба.
Поппи не заметила, как Филипп тихо вышел из комнаты. Только тонкая полоска света скользнула по полу комнаты.
– Я не мог сказать, как я к тебе отношусь, – сказал Джеймс. – Я даже себе самому не мог в этом признаться, потому что этим подвергал тебя огромной опасности. Ты даже не можешь себе представить, какой опасности.
